Кто уличается в тяжких грехах, того исключают из ордена; но исключенный часто погибает самым несчастным образом. Связанный присягой и привычкой, такой человек не может принять пищу от несобрата – он принужден поэтому питаться одной зеленью, истощается таким образом и умирает от голода. Вследствие этого они часто принимают обратно таких, которые лежали уже при последнем издыхании, считая мучения, доводившие провинившегося близко к смерти, достаточной карой за его прегрешения.
Очень добросовестно и справедливо они совершают правосудие. Для судебного заседания требуется по меньшей мере сто членов. Приговор их неотменим. После Бога они больше всего благоговеют перед именем законодателя: кто хулит его, тот наказывается смертью. Повиноваться старшинству и большинству они считают за долг и обязанность, так что если десять сидят вместе, то никто не позволит себе возражать против мнения девяти. Они остерегаются плевать перед лицом другого или в правую сторону. Строже, нежели все другие иудеи, они избегают дотронуться до какой-либо работы в субботу. Они не только заготавливают пищу с кануна для того, чтобы не разжигать огня в субботу, но не осмеливаются даже трогать посуду с места и даже не отправляют естественных нужд. В другие же дни они киркообразным топором, который выдается каждому новопоступающему, выкапывают яму глубиной в фут, окружают ее своим плащом, чтобы не оскорбить лучей божьих, испражняются туда и вырытой землей засыпают опять отверстие; к тому же еще они отыскивают для этого процесса отдаленнейшие места. И хотя выделение телесных нечистот составляет нечто весьма естественное, тем не менее они имеют обыкновение купаться после этого, как будто они осквернились.
По времени вступления в братство они делятся на четыре класса; причем младшие члены так далеко отстоят от старших, что последние, при прикосновении к ним первых, умывают свое тело, точно их осквернил чужеземец. Они живут очень долго. Многие переживают столетний возраст. Причина, как мне кажется, заключается в простоте их образа жизни и в порядке, который они во всем соблюдают. Удары судьбы не производят на них никакого действия, так как они всякие мучения побеждают силой духа, а смерть, если только она сопровождается славой, они предпочитают бессмертию…
Они твердо веруют, что, хотя тело тленно и материя невечна, душа же всегда остается бессмертной; что, происходя из тончайшего эфира и вовлеченная какой-то природной пленительной силой в тело, душа находится в нем как бы в заключении, но как только телесные узы спадают, она, как освобожденная от долгого рабства, весело уносится в вышину. Подобно эллинам, они учат, что добродетельным назначена жизнь по ту сторону океана – в местности, где нет ни дождя, ни снега, ни зноя, а вечный, тихо приносящийся с океана нежный и приятный зефир. Злым же, напротив, они отводят мрачную и холодную пещеру, полную беспрестанных мук. Эта самая мысль, как мне кажется, высказывается также эллинами, которые своим богатырям, называемым ими героями и полубогами, предоставляют острова блаженных, а душам злых людей – место в преисподней, жилище людей безбожных, где предание знает даже по имени некоторых таких наказанных, как Сизиф и Тантал, Иксион и Титий[360]. Бессмертие души, прежде всего, само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а затем они считают его средством для поощрения к добродетели и предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную посмертную жизнь, считаются еще лучшими; злые же будут стараться обуздать себя из страха перед тем, что если даже их грехи останутся скрытыми при жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим своим учением о душе ессеи неотразимым образом привлекают к себе всех, которые только раз вкусили их мудрость.
Встречаются между ними и такие, которые после долгого упражнения в священных книгах, разных обрядах очищения и изречениях пророков утверждают, что умеют предвещать будущее. И, действительно, редко до сих пор случалось, чтобы они ошиблись в своих предсказаниях.
Существует еще другая ветвь ессеев, которые в своем образе жизни, нравах и обычаях совершенно сходны с остальными, но отличаются своими взглядами на брак. Они полагают, что те, которые не вступают в супружество, упускают важную часть человеческого назначения – насаждение потомства; да и все человечество вымерло бы в самое короткое время, если бы все поступали так. Они же испытывают своих невест в течение трех лет, и, если после трехкратного очищения убеждаются в их плодородности, они женятся на них. В период беременности своих жен они воздерживаются от супружеских сношений, чтобы доказать, что они женились не из похотливости, а только с целью достижения потомства. Жены их купаются в рубахах, а мужчины в передниках. Таковы нравы этой секты».
Ирод вернулся в Иерусалим просветленный. Преобразившийся сам, он намеревался преобразить весь подвластный ему народ, искоренив из него всяческое зло. Бесконечно повторял он про себя предсмертные слова Менахема: «Встреча твоя произойдет внутри тебя. Только смотри, Ирод, не обманись. Будут такие, кто станет объявлять себя Машиахом и царем Иудеи. Не слушай таких, гони их прочь, а того лучше – казни. Кровь этих нечестивых, вводящих тебя в заблуждение, станет твоей искупительной жертвой сыну Предвечного». Вслух же ко всем он обращался с другими словами: «О, человек! сказано тебе, чтó – добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим», – и во всех своих поступках стремился следовать этим словам.
Ирода не узнавали. Кто-то решил, что царь тронулся умом, кто-то стал распространять слухи, будто царь опасно заболел и скоро умрет. Находились и такие, кто говорил: «Царь, вознамерясь превратить страну в обитель добра, на деле хочет всецело подчинить Иудею Риму». Налоги, и без того сокращенные Иродом, народ перестал вносить в казну вовсе. Зилоты призывали свергнуть Ирода, как помеху, стоящую между народом и Предвечным. Ослабленную власть на местах захватывали сикарии, чиня самосуд и по малейшему поводу и без повода предавая людей казни.
Ироду докладывали о беспорядках, чинимых в стране самозванными судьями. Но царь не обращал на эти доклады внимания. Чем дальше, тем больше он приходил к выводу, что беспорядки эти прекратятся сами собой, как только люди, беря пример с него, станут очищаться от скверны и открывать в себе ту божественную сущность, которую вдохнул в человека Господь Бог, сотворив его из праха земного по образу и подобию Своему. Он вновь и вновь возвращался мысленно к давним временам счастливой молодости, когда между ним и покойным братом Фасаилом возникали споры, и тот, подтрунивая над Иродом, читал ему высказывания греческих философов, из которых ему больше всего запомнился Фалес с его центральным тезисом: «Что на свете труднее всего? – Познать себя». Ироду казалось тогда, что Фасаил впустую тратит время, до бесконечности читая и перечитывая одно и то же, а брат удивлялся: «Как может надоесть приобщение к мудрости?» Теперь, по прошествии стольких лет, он запоздало убедился в правоте Фасаила и, не замечая, что совершенно перестал заниматься государственными делами, с головой окунулся в чтение древних книг, отдавая предпочтение книгам греческих философов.
Николай Дамасский одобрил перемену, произошедшую в Ироде. Он рассказывал ему о сущности понимания греками эона и отличии этого понятия от хроноса[361], посвящал в тайны нового нарождающегося учения гносиса[362], поклонником которого был сам, подолгу беседовал с ним об опасности мамоны[363], которая разлагает душу человеческую.
Между тем обстановка в стране становилась все хуже и хуже. За Иродом прочно закрепилась репутация умалишенного, который ударился в мистику и уже не способен ни на какие вменяемые действия. Казна опустела. Правительство бездействовало. Саддукеи требовали от синедриона взять всю полноту власти в Иудее в свои руки. Фарисеи призывали народ к смирению и покорности, сами показывая в этом пример для подражания. Но если в прежние времена их поведение вызывало уважение со стороны окружающих, то теперь, в обстановке всеобщего хаоса, они стали предметом насмешек. Молодые люди, завидев на улицах городов фарисеев, бросали им в лицо оскорбления и улюлюкали. О них стали говорить как о лицемерах, которые думают лишь о себе, а на то, что станется с народом, им наплевать. Получила хождение поговорка: «Если Предвечному будет угодно взять на небо всего двух людей, то одним из них наверняка окажется фарисей».
360
Сизиф – основатель и царь Коринфа, отец Одиссея. Соревнуясь в искусстве кражи с великим обманщиком Автоликом, сыном Гермеса и отцом матери Одиссея Антиклеи, победил его (Автолик похитил стада Сизифа, но тот предварительно выжег на копытах животных свой знак и без труда обнаружил пропажу). Сизиф хитростью заковал в цепи бога смерти Танатоса и добился того, что его выпустили из подземного царства на землю. За все свои мошенничества был наказан в преисподней: он должен был постоянно вкатывать на гору тяжелый камень, который, достигнув вершины, скатывался вниз, и камень приходилось вкатывать на гору вновь и вновь. Отсюда выражение сизифов труд – тяжелая, лишенная разумного основания работа.
Тантал – сын Зевса, царь горы Сипила близ Смирны в Малой Азии. Посещал пиры богов, похищал со стола нектар и амброзию, разглашал людям тайные решения богов. Желая узнать, всеведущи ли боги, убил своего сына Пелопса – владыку Пелопонесса и основателя соревнований колесниц на Олимпийских играх. Боги наказали Тантала: он стоял в подземном царстве в воде, но не мог утолить жажду, так как вода отступала, когда Тантал собирался напиться; над ним висели ветки с плодами, но голод мучил его, поскольку ветки отодвигались, когда он протягивал к ним руку. На всем его роде (внуке Атрее, царе Микен Агамемноне, его дочери Ифигении и сыне Оресте) отразилось проклятие богов. Отсюда выражение танталовы муки.
Иксион – царь многочисленного племени гигантов лапифов, обитавшего в Северной Фессалии. Зевс наделил его бессмертием и допустил к трапезам богов. Напившись вина, Иксион опьянел и попытался соблазнить сестру и супругу Зевса Геру. Зевс создал призрак Геры, названный им Нефелой (в пер. с греч. это имя означает «облако»), от союза с которой у Иксиона родился полуконь-получеловек Кентавр. Уже от этого первенца Иксиона и Нефелы произошли все последующие кентавры, отличавшиеся склонностью к вину и женолюбием. В наказание за нечестие Иксион был привязан в Тартаре к вечно вращающемуся огненному колесу.
Титий – сын Зевса. Пытался силой овладеть богиней Лето, за что был убит стрелами ее детей Аполлона и Артемиды. Один из мучеников подземного царства: два коршуна беспрерывно клевали его печень.
361
Эон – термин древнегреческой философии, означающий, как и хронос, «время». Разница между двумя этими понятиями состоит в том, что если под эоном понимается целостная самозамкнутая вечность, то хронос означает движение от прошлого к будущему. По Платону, творец мира Демиург создает эон одновременно с космосом; хронос же существует в чувственном восприятии людей и характеризуется календарной датой. Народы Древнего Востока вели отсчет времени от тех или иных событий (окончания войны, освящения храма, даты восшествия на престол того или иного царя, почему именно цари воспринимались древними вначале как выразители вечности, а затем как боги, наделенные бессмертием). Впоследствии календарными датами становились произвольно выбранные события: у древних евреев сотворение мира в 3761 году до н. э., у греков – 776 год до н. э., в котором был составлен первый список победителей Олимпийских игр, у римлян – 750 год до н. э., как год основания Рима. В наши дни наиболее широкое распространение получил отсчет времени от Рождества Христова, а все события, которые произошли до этой даты, мы относим ко времени «до нашей эры». Первыми, кто обратил внимание на несовершенство определения календарных дат, стали древние персы, которые и ввели понятие «вечности» как «всецелую и совокупную сущность бытия», под которой понимался Бог, сотворивший младенца-Эона (рождение младенца-Эона в птолемеевской Александрии отмечалось 5–6 января). Греки пошли дальше персов в понимании эона-вечности и стали подразумевать под ним «пребывание в одном», о котором нельзя сказать оно «было» или «будет», а только «есть». То и другое соединилось в представлении первых христиан, отошедших от иудаизма, в образе Иисуса Христа в виде извечно существующего понятия, логоса, слова. Не приходится сомневаться, что наиболее образованные иудеи, к которым принадлежал и Ирод, к концу I века до н. э. – I веке н. э. осознали ограниченность представлений иудаизма о мире и месте человека в нем, и ввели греческое понимание эона в учение о Христе (см. в этой связи апокрифическое Евангелие от Иоанна, в котором эон представляет собой сферу, в которой Христос явлен одновременно и как собственно Христос, и как Его Отец, и как Мать).
362
Гносис, или гностицизм – в пер. с греч. «знание», «познающий». Философское течение поздней античности, возникшее на Ближнем Востоке (в Сирии и Самарии) во второй половине I века до н. э. и превратившееся в I веке н. э. в религию, ставшей позже главным соперником христианства. Обнаруженные в 1945–1946 годах в небольшом городе Наг-Хаммади в Верхнем Египте собрание из 13 кодексов, написанных на папирусе, содержали 53 писания на коптском языке, в их числе Евангелие Истины, Евангелие от Филиппа, Евангелие от Фомы, три версии Тайного учения Иоанна, Откровение Адама, Истинное учение и др. работы. В своей совокупности они позволили нам лучше понять сущность гностицизма как религии, соединившей в себе иудаистское понимание бытия с греческими и персидскими идеями. Мир и человека гносис рассматривал как две противоборствующие силы (в изданном в 2006 г. на русском языке Евангелие от Иуды идея противоборствующих начал в Иисусе – вечной духовной и в то же время бренной телесной оболочке – находит свое законченное выражение). Согласно гносису, мир и человек рассматриваются как космос, который представляет собой творение и область господства Демиурга. Соответственно дух и душа считались созданиями Бога-света, Который вступит в борьбу с силами тьмы и в конце концов победит их. Гностики учили, что спасение человека состоит в осознании им, что его душа, его «Я» – часть божественной световой материи, которая стремится к освобождению от тленной оболочки и возвратиться в потусторонний мир света (в Евангелие от Ирода – превратится в «светоносное облако»), где она зародилась. Социальная направленность гносиса характеризуются, с одной стороны, как духовный аристократизм, доступный лишь избранным, а с другой – как утопия, провозглашающая братство, равенство и единство людей (соч. Епифания «О справедливости»). Стремясь к преодолению этого противоречия, некогда «единая» для всех людей религия распалась на части, где соседствуют буддизм (самая древняя религия), иудаизм, христианство и ислам (которые в свою очередь разделились на множество направлений, сект и верований; согласно Докладу госдепартамента США «О свободе вероисповеданий в мире», опубликованному в 2005 г., в одной только России насчитывается 21.664 официально зарегистрированных религиозных организации, принадлежащих к 260 вероисповеданиям и толкам).
363
Маммона – в пер. с арам. «богатство». Под маммоной следует понимать как материальное богатство, так и деньги. Первыми, кто отказался от денег, как посреднике в общении между людьми, стали ессеи. Еще дальше в этом отношении пошли первые христиане. В Новом завете можно найти множество указаний на то, что каждый желающий вступить в братство христиан должен отказаться от лично принадлежащей ему собственности, а вырученные от продажи этой собственности деньги внести на общие нужды. Так, в Деяниях апостолов читаем: «Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду. Так Иосия, прозванный от Апостолов Варнавою, – что значит “сын утешения”, – левит, родом Киприянин, у которого была своя земля, продав ее, принес деньги и положил к ногам Апостолов» (см. Деян. 4:34–37; на эпизоде этом, описанном в Новом завете, явственно чувствуется влияние законов, установленных для членов своего братства ессеями). О разлагающем влиянии на человека культа богатства свидетельствует и золотой телец, которого по требованию евреев изготовил брат Моисея первосвященник Аарон.