* Поселок под Петербургом.

Жаль, что для записи Аня рассказала гораздо меньше и множество удивительных историй так и осталось между нами, - Аня просила не писать ничего, кроме того, что она продиктовала...

Октябрь 2001 г.

«...Что ты скривился? - Не нравится сказочка?

Что, - недостаточно лихо закручена?...

...Я тут ему все о трансцедентальном,

О фатализме, о жизни, о мистике!

Нет, блин, он хочет чтоб было завально,

Круто и клево в кайфовой стилистике...

Хочешь покруче? - Ну ладно, получишь!»

(из песни Тимура Шаова «Сказки нашего времени»)

Анна: Вместо моего имени ты поставь в книгу то, что я скажу, чтобы те, кому надо, поняли, а кому не надо - не врубились.

Влад: Ну, так как тебя называть?

А: Назови Анна.

В: Когда мы говорили с тобой у меня дома, ты начала с того, что в детстве ты попала в аварию и травмы были столь болезненными, что в больнице тебя кололи морфием...

А: Ну да, я попала под машину, мне перешибло ноги. Делали операцию и потом вводили опиаты. Но об этом, естественно, не предупреждали - не то было время. И лесенок для вывода никаких не делали, и, даже не предупредили, что несколько дней будет не очень хорошо...

В: Сколько лет тебе тогда было?

А: Десять. Ну а дома оно и накатило...

В: Чего накатило?

А: Абстинюга злая - вот чего. Я съела все таблетки, что были дома и попала в больницу уже с отравлением. Потом уже, в возрасте пятнадцати лет я была в деревне у бабушки в Псковской области, а там было много-много мака. Я уже тогда хипповала. И вот, сижу я как-то и пишу прутиком на песочке «Rolling stones», а мимо проходит такой хайратский человек, в хайратнике, со всеми делами, в рваных джинсах, с рюкзаком. Увидел меня и говорит: «О, герла, - ты в Rolling stones врубаешься, - пойдем со мной, я покажу тебе, где много земляники. Я встала и пошла, потому что меня так достало сидеть в этой деревне с бабками... И он меня привел, но там была не земляника, а целый гектар мака. Во-от такие бошки (показывает). Мужик и говорит: «Ты мне помоги нарезать, а я тебе потом покажу, где земляника. Я ему, конечно, помогла, - нарезали мы. Потом он тут же сварил часть на костре. И говорит: «Ну что, - попробовать-то хочешь?» А еще когда я болела, я смотрела фильм «Золотой треугольник», - он был многосерийный...

В: Что за фильм?

А: Ну, такой совдеповский фильм о том, какая гадость весь этот Западный образ жизни. И там показывали западных наркоманов, буддистов, кришнаитов, хипповские тусовки. И я на все это смотрела, как завороженная и думала, что если жить, то только так. Потому что, выглянув в окно я видела только все эти красные лозунги и все серое вокруг. Ну, знаешь, как мы жили... И я тогда еще поняла, что либо повешусь, либо буду искать каких-то альтернативных путей. Это такое лирическое отступление... Так вот, этот мужик меня и "подсадил". Ну и все... А жила я у Казанского собора. К тому времени у нас уже полкласса ходили чем-либо обдолбанные. И, какое-то время мы отирались у бомбоубежищ. Там ведь внутри хранилось множество индивидуальных пакетов, а в каждом пакете - ампула с парамедолом, на случай ядерной войны. Это уже потом, когда эти бомбоубежища стали громить нещадно, то там стали ставить охрану и сигнализации. А мы просто брали лом, срывали замочек, а там... Ну, прикинь, сколько в каждом бомбоубежище этих индивидуальных пакетов...

Вот так у нас шла учеба в девятом - десятом классах. А потом я врубилась, что это не тема. Когда нужно было поступать в институт, я честно переломалась. Причем, все домашние врубались, что у меня несчастная любовь, - поэтому меня и колбасит. А я к тому времени еще не с одним мужиком даже не целовалась, мне это даже в голову не приходило.

Подготовилась я к экзаменам, поступила в этот долбаный институт...

В: В какой?

А: В «тряпки»*. Прикинь, как я смотрелась на общем фоне тогдашних студентов. Там же большая часть целок-невидимок тогда была. А я такая вся в погремушках, рваных джинсах, с переметной сумой. От меня все как от чумы шарахались... Ну и началось - «Научный коммунизм» - ни на одном занятии я не была, а на зачете спрашивают: «Где это вы во время занятий были?». А у нас был на Моховой корпус. Я отвечаю: «Вот здесь Преображенский Собор рядом, так я туда хожу, когда «Научный Коммунизм» - как раз успеваю помолиться, то да се...»

* Имеется в виду Институт Текстильной и Легкой Промышленности

Ну, а дальше... Как я не старалась, не ломалась, мне все время торчалово шло в руки само. Сдала я две сессии кое-как, а в июне я у Казанского встретилась с какими-то прихиппованными французами. Они меня попросили показать все места, где тусовались герои Достоевского. Ну, я им показала, они там что-то сфотографировали, а потом отвалили мне за это офигенную по тем временам сумму, - что-то около штуки франков. Был с ними еще один прикол. Они попросили меня достать им жевачку. А в те времена жевачки-то нигде не было. Ну, а я знала где достать на вокзале. Зашли мы на вокзал, а французы и спрашивают: «Что это у вас тут за тетки лежат на полу в одинаковых синих пальто, в платках с сетками и палками колбасы? Это что течение какое-то, типа панков? Что это они все одинаковые? Мы и не знали, что у вас такие есть приколисты!» Я им говорю: «Да это наш советский народ!» Французов это очень прибило. Они и про Достоевского забыли...

А я с горя за народ, начала тратить эту тысячу франков сам понимаешь на что... И вот, прямо на «приходе», я врубилась, что это все - пиздец! Все начинается снова и это уже на всю жизнь. Правильно мне говорили, что опиум умеет ждать, - хоть пять лет, хоть двадцать пять, а он все равно тебя дождется. И зарыдала я горько. В этот момент, - а дело было где-то на вокзале, - подходит ко мне бабка с клюкой и говорит: «Доченька, я все понимаю, что с тобой происходит. На, - съешь клубничину и ты перестанешь плакать, и все поймешь!» А у нее на дне корзины лежит клубника, причем вся такая грязная, залежавшаяся. И эта бабка протягивает мне грязной рукой грязную клубничину. Несмотря на это, я вижу, что бабка-то непростая. Я стала есть эту клубничину и смотрю все время в упор на эту бабку. И она на меня смотрит. Тут я действительно перестала плакать, успокоилась, а она мне говорит: «Поедем ко мне!» Я спрашиваю: «Зачем?» - «Поедем, ты мне поможешь, а я тебе». Ну, я врубилась, что это такой вариант, когда ехать надо. Мы поехали в Лигово, где у нее был домик. Это-то и была та самая Петровна*, о которой я тебе уже рассказывала. Она как только меня увидела, сразу во все врубилась.** По пути она мне говорит: «У тебя такой мощный потенциал, что тебе нельзя его растрачивать впустую. Ты должна помогать другим, а для начала хотя бы себе». Мы приехали к ней и это было что-то, - настоящий дом ведьмы. Там даже в потолке было что-то типа стеклянного открывающегося купола. Ведь у колдунов душа не может вылететь из закрытого помещения, поэтому нужно отверстие в потолке. Все было завешано травами. На нитках везде висели и сушились жабы. Я, конечно, при виде этого, ошалела-то изрядно, - чего мне, - восемнадцать лет ведь всего было. Считай, дите...

* Имя изменено.

** Услышав тогда эту историю я сам врубился, что нужно встречаться с Анной для этой книги.

Петровна мне говорит: «Ты правильно делаешь, что хиппуешь. Никогда не живи как все люди. Сказано ведь, что «войдете узкими вратами». Поэтому даже конченный алкоголик или наркоман может быть гораздо более продвинутым, чем серая мещанская толпа». Петровна-то была верующая, то есть, был у нее христианский «закос». Дальше она мне говорит: «Сначала я буду тебя лечить, а потом - учить!» Я спрашиваю: «А что, мое согласие не требуется?» Она отвечает: «Нет. Чего не требуется, так это твоего согласия!»

И она так начала меня лечить, что я до сих пор удивляюсь как я осталась жива. Это было просто зверство. Я ведь перед встречей с Петровной «пошмыгаться»-то успела на франки. И когда мне было очень хреново, Петровна мне всячески ломку усугубляла. То, когда меня бьет озноб и колбасит, в холодную ванну посадит, то еще чего. При этом еще морально надо мною издевается. Просто в жопу засовывает. Она сразу врубилась, какие у меня слабые места и начала меня по ним метелить.