Итак, юридически театральные труппы представляют собой что-то вроде компаний с ограниченной ответственностью. Доходы и расходы у них общие. Каждый актер получает свой пай из того, что остается за вычетом расходов театра из всей суммы. Эти паи строго равны между собой. Однако актеры, постоянно занятые лишь на второстепенных ролях, получают только половину или четверть пая. Тем, кого приглашают на время, платят поденно; их называют «гажистами»[134] (и действительно, их вознаграждение и есть жалованье). Мольер лично будет иметь право на двойной пай, как актер и как автор. Очень быстро повсеместно распространяется обычай (уже действующий в Бургундском отеле) создавать пенсионную кассу для престарелых актеров. Шапюзо, почти всегда точный:
«Среди установлений их республики одно заслуживает быть упомянуто особо. Они не хотят допускать, чтобы в их государстве были бедняки, и никому из своих не дадут впасть в нищету. Когда годы или какие-то недуги вынуждают актера покинуть сцену, лицо, которое занимает его место, обязуется выплачивать ему приличный пенсион до самой его смерти, так что с той минуты, как достойный человек поступает в парижский театр, он может рассчитывать на добрый доход в 3 или 4 тысячи ливров, пока работает, и на достаточную для прожитья сумму, когда захочет уйти».
Если подсчитать средний заработок Лагранжа, основываясь на его «Реестре», то действительно окажется, что актер труппы Жана-Батиста, получающий полный пай, имеет 3690 ливров в год.
ВЫСШИЕ И НИЗШИЕ ДОЛЖНОСТНЫЕ ЛИЦА В ТЕАТРЕ
Кто ведет счета труппы? Казначей, которому кассир приносит ежедневную выручку и который сразу же распределяет деньги по актерским паям, изъяв какую-то часть на общие расходы. Он же откладывает сумму, необходимую для поддержания в порядке материальной части театра и уплаты авторских гонораров. Его, разумеется, выбирают из актеров труппы, и труды его не вознаграждаются. Так же обстоит дело с секретарем труппы, который ведет ее архивы. Лагранж совмещает две эти должности и обе исполняет примерно. Есть еще контролер, в чьи обязанности входит проверять работу казначея и секретаря; это что-то вроде финансового распорядителя. Шапюзо с полным основанием говорит о честности этих «высших должностных лиц», о том безусловном и заслуженном доверии, которое товарищи к ним питают:
«В театре Маре, — рассказывает он, — два ключа от двух разных замков хранились у особо назначенных членов труппы, чтобы избежать каких-либо злоупотреблений; но ныне это уже не в обычае ни у одной из двух трупп, и между актерами нет такого крепкого доверия, в коем не таилось бы хоть на грош подозрительности».
Еще одно важное «должностное лицо» — «оратор», то есть человек, делающий объявления. Деликатная роль, требующая личного обаяния, умения не лезть в карман за словом, известной смелости. По окончании спектакля «оратор» обращается к зрителям и рассказывает о пьесе, которая пойдет на следующий день. Ведь в то время единственным средством рекламы были афиши; у Труппы Месье они красные, черные и белые; имя автора на них едва упомянуто. Имен актеров нет вовсе. Тут главное — сказать то, что может привлечь публику. Вот пример:
«Актеры короля на содержании Его Величества
Поскольку нынче пора веселых развлечений, мы надеемся славно вас потешить, обещая вам завтра, во вторник, 11-ый день февраля, забавную Комедию о Жодле-господине, господина СКАРРОНА; с танцем Скарамуша, который никак не может вам не понравиться. В пятницу, непременно, Любовь капитана Матамора, или Комическая иллюзия, господина КОРНЕЛЯ старшего.
Ожидаются великолепные машины в Золотом руне.
В отеле Маре, на Старой Храмовой улице, в два часа».
«Оратору» надлежит развивать содержание такой афиши, привлекать зрителей, при надобности отвечая на их вопросы блестящими, остроумными репликами, — словом, завязывать диалог. Следовательно, он обязательно должен быть актером, которого публика любит, чьи речи предвкушаются, выслушиваются затаив дыхание. Манера «ораторов» в каждом театре своя. В Маре «ораторствует» Мондори, потом д'Оржемон, потом Флоридор, наконец, Ларок, о котором Шапюзо говорит, что он поддерживал этот театр «своей честностью и храбростью, представив отменные доказательства того и другого в трудные времена, когда труппа подвергалась большим опасностям». В Бургундском отеле это знаменитый Бельвю, затем Флоридор, затем Отрош. Флоридора Шапюзо описывает так: «Когда он появлялся на сцене, среди собравшихся воцарялась совершенная тишина, и его краткие, изящно составленные речи выслушивались иной раз с таким же удовольствием, как и сама комедия».
В Пале-Рояле это Мольер. Он любит говорить на публику, с публикой. Он владеет искусством нравиться, устанавливать полезные и сердечные контакты. Его импровизации создают дружескую обстановку. Гравюра Симонена запечатлела его для нас в этом качестве. Он выходит вперед в костюме Сганареля, с шапкой в руке, с улыбкой на губах, голова склонена к левому плечу, ноги почти в балетной позиции. Наверно, сейчас полетит в зал остроумное словечко. Это продувная бестия, лукавый простачок, сама скромность — но с хитрецой, а то и с колкостью на устах, впрочем, беззлобной. Он сумеет подхватить шуточку, брошенную из зала. Его сверкающие из-под густых, изогнутых бровей глаза словно ждут вопроса, подстрекают его задать. Он любит своих слушателей за то, что они любят его, это очевидно. Тут начинается еще одна брызжущая весельем пьеса, которая к вящей радости зрителей рождается у них на глазах и успех которой зависит от них самих. Игра, в которой все могут участвовать, а потом, выйдя из театра, этим хвастаться. После 1664 года Мольера здесь сменит Лагранж; он будет исполнять свою роль с тактом и вкусом, хотя и без такого блеска; но к тому времени репутация труппы упрочится, а Мольер уже серьезно болен и едва ли в силах давать это дополнительное представление после спектакля.
Шапюзо хвалит Ларока за храбрость, что может показаться странным. Дело в том, что в задачу «оратора» входит и поддержание порядка. А неприятные происшествия нередки и опасны: солдаты отказываются платить за билеты, тяжело ранят привратника, врываются в зал; потасовка во время представления, пьяные или помешанные лезут на сцену, и так далее. Мы потом извлечем несколько таких эпизодов из записей Лагранжа.
«Низшие должностные лица» не в лучшем положении; но им по крайней мере платят. Кассир собирает выручку и считает деньги; это, конечно, не синекура. Привратник, как следует из самого слова, отпирает и запирает двери, обходит помещение, следя, чтобы не вспыхнул пожар и не было какого вреда от злоумышленников. Смотрители у дверей — их тоже называют привратниками — проверяют билеты; они-то и подвергаются наибольшей опасности побоев. Их подбирают соответственно — в «Реестре» Лагранжа за 1661 год такая многозначительная (и не единственная подобная!) пометка: «Выдано Сен-Жермену, привратнику, ввиду его раны, 55 ливров».
Есть еще должность «снимателя нагара со свеч»; тут пояснений не требуется. Художник театра — это декоратор на постоянной службе; в его обязанности входит не только рисовать и подправлять декорации, но и самому руководить их установкой. Для особенно ответственных случаев приглашают художников со стороны и известных машинистов, которые продают свои услуги очень дорого. Суфлер называется переписчиком. У него функции те же, что и в наше время, но в XVII веке, когда лишь очень немногие пьесы удостаиваются чести быть напечатанными, ему приходится еще и переписывать текст и раздавать его актерам. Шапюзо по справедливости воздает хвалу этой маленькой, но очень нужной должности, требующей столько же присутствия духа, сколько психологического чутья:
«Во время представления он обязан стоять в углу сцены с пьесой в руках и смотреть в нее не отрываясь, чтобы выручить актера, ежели того подведет память; на языке школяров это называется «подсказывать»[135]. Он должен потому быть весьма осмотрителен и уметь верно судить, когда актер останавливается намеренно и делает нужную паузу, чтобы не шептать ничего в это время, что только смутило бы актера, а не помогло ему. Я видел, как в подобных обстоятельствах актеры кричали слишком ретивому суфлеру, чтобы он помолчал, потому ли, что не нуждались в его услугах, или чтобы показать, что тверды памятью, хотя она и могла бы им изменить. Суфлер также должен стараться, чтобы голос его был слышен только на сцене и не достигал партера, дабы не давать повода для смеха иным слушателям, которые смеются всему и громко хохочут в таких местах комедии, где другие не нашли бы причины даже улыбнуться».