Наблюдая за ее творчеством педагога-репетитора, понимаешь всю тонкость ее хореографической эрудиции, ее способность к постижению самых различных танцевальных стилей, приемов, самых неожиданных и смелых проб в области поисков современных танцевальных форм. Она лишена малейшей косности, ревнивой приверженности к привычному, знакомому, к тому, что когда-то приходилось делать ей самой. Свежесть и глубина ее художественного, хореографического мышления не может не восхищать».

Уланова охотно отзывается на каждую искреннюю просьбу о творческой помощи. Но ее суровая, бескомпромиссная требовательность не терпит лени, легкомыслия, поверхностного отношения к искусству.

«Нужно, чтобы балерина отдала всю свою жизнь, все помыслы и силы танцу, — говорит она. — Нужно, чтобы она полностью отдавалась своей работе. Нужно, чтобы она знала, что ей придется встретить на пути много трудностей и пойти на многие жертвы…».

Как-то я спросил одного актера, что является основой в ее занятиях с молодежью? Он ответил: «Прежде всего Уланова добивается от нас чистоты формы и внутренней осмысленности всего, что мы делаем; и то и другое она считает одинаково необходимым».

Уланова чрезвычайно придирчиво добивается от молодых танцовщиков и танцовщиц правильности классической формы, не допускает «вольностей», небрежностей, неточностей. Она стремится привить молодежи безупречный хореографический вкус, требует академической строгости танца. Она так и говорит: в чистоте и строгости танцевальной формы сказывается художественный вкус балетного актера.

К своим занятиям с молодыми актерами Уланова относится так же ответственно, как ко всему, что она делает в искусстве, в театре.

Готовя молодую балерину Екатерину Максимову к выступлению в роли Жизели, Уланова отдавала ей все свое внимание, открывала «секреты» исполнения каждого па, учила постигать смысл и красоту каждого движения.

Работа шла обстоятельно, неторопливо, внешне спокойно. Уланова не торопила результат, она «погрузила» молодую актрису в самый процесс творчества, сосредоточила ее на постижении всех тонкостей, нюансов, особенностей партии и танцевального искусства вообще. Это был кропотливейший процесс профессиональных очищений, уточнений, исправлений, скрупулезнейшая тщательнейшая работа над отделкой каждого штриха танцевального рисунка. В этой работе прежде всего тренировались извечные качества, определяющие серьезность каждого настоящего артиста, — внимание и сосредоточенность.

Уланова очень терпелива в работе, но ее терпение не означает снисхождения — от нее не ускользают малейшая неточность, фальшь, небрежность. Огромное творческое внимание педагога естественно мобилизует внимание ученицы, а это и есть всегдашний исток художественного роста, условие формирования подлинного мастера. Я уверен, что степень сосредоточенности во многом определяет степень и высоту таланта, значительности творческой личности. Расчет на эффект часто подводит, а стремление к уточнению и углублению так или иначе, рано или поздно, всегда дает свои плоды.

Для Улановой в искусстве нет мелочей, для нее одинаково важны каждый танцевальный штрих и мазок грима, каждая деталь пластики, поведения, костюма. Она была с Максимовой не только в репетиционном зале, в балетном классе, на сцене, но и в костюмерной, в гримерной. Во время спектакля она не ушла в зал, а стояла в кулисе и подбадривала «новоиспеченную» Жизель перед каждым выходом. Такое отношение лучше всяких лекций и нотаций воспитывает в молодом артисте чувство ответственности перед профессией, перед искусством, сознание своего художественного долга.

Уланова заставляла Максимову прежде всего в совершенстве изучать танцевальную сторону партии. Ведь правильное прочтение и передача танцевального текста — основа любой интерпретации. Если эта основа ненадежна, рано говорить о самых высоких замыслах и намерениях. Уланова ненавидит дилетантизм в искусстве, а ведь его сущность заключается не только и не столько в отсутствии глубоких художественных намерений, сколько в слабости технического фундамента. Уланова бесконечно шлифовала танец Максимовой, добивалась точности, легкости и законченности, понимая, что сценический образ в балете — это танец.

Его, прежде всего, и нужно неустанно и неутомимо совершенствовать на каждом занятии, на каждой репетиции. Все остальное должно прийти от интеллекта и интуиции самой балерины.

Ведя Максимову к постижению внутренней сути образа, той или иной сцены, Уланова никогда не прибегала к прямому показу. Она заставляла молодую актрису искать свой внутренний ход от какой-то ассоциации, жизненного примера, незаметно наводила ее на те или иные мысли, будила ее воображение, осторожно и постепенно вела к живому ощущению духовной жизни роли.

Приступая к работе, Уланова посоветовала Максимовой перечитать «Асю» и «Вешние воды» Тургенева, считая, что поэзия этого писателя поможет балерине найти нужные ощущения и ассоциации.

Интересен этот совет обратиться именно к Тургеневу; естественно, что лучшая «русская Жизель» ассоциирует эту роль с образами замечательного русского писателя.

Вот как рассказывает сама Екатерина Максимова о занятиях с Улановой:

«Я очень волновалась, когда узнала, что роль Жизели со мной будет готовить Уланова. Недавняя ученица, я видела Галину Сергеевну на сцене, она приходила к нам в классы, на выпускные экзамены, мы читали ее статьи, книги о ней, восхищались ее талантом. Ученицам везло — мы даже танцевали с ней в одних спектаклях, например в „Золушке“: она — Золушку, а мы — птичек… И все же я очень волновалась перед встречей с Галиной Сергеевной.

Но вот пришла Уланова и просто, с хорошей улыбкой сказала:

— Начнем работать!..

Многое не сразу получалось. Галина Сергеевна тепло, внимательно, спокойно объясняла мои ошибки и промахи. Если я сделаю что-либо не так, она подскажет, посоветует, предложит подумать над образом.

Галина Сергеевна часто напоминает о том, что балерина должна научиться выражать мысль движением так убедительно, чтобы танец заменял слово, стал таким же ясным и выразительным, как речь. На вопрос, как достичь этого, она с улыбкой отвечает, что такого рецепта нет, как нет его для создания истинно поэтических творений. Поэтому нужно всегда искать, нужна работа! Работа, работа, работа!»

Уланова занимается с Максимовой уже несколько лет, и последние партии молодой балерины — Аврора, Китри, Маша в новой постановке «Щелкунчика» — свидетельствуют о серьезном росте ее мастерства. В танце Максимовой появилась настоящая пластическая собранность, мягче и глубже стало плие, выработалась правильная манера в движениях рук. Исчезло ощущение некоторой вяловатости; за счет пластической собранности, подтянутости в танце появилось ощущение эмоциональной насыщенности, «балеринского» темперамента.

М. Плисецкая встретилась с Улановой в работе над новой редакцией «Лебединого озера». «Я очень жалею, что эта встреча произошла только сейчас. Уланова не только показывает безупречно правильную форму танца, она удивительно точно подсказывает технологический ход, прием, чтобы „все вышло“. Она, как замечательный врач, угадывает состояние твоего творческого „организма“, „прописывает“ нужное „лекарство“ в нужной, точной „дозировке“. Она покоряет своим отношением к делу, это воплощение кристальной честности, художественной совести в искусстве», — говорит Плисецкая.

Уланова занималась также с С. Адырхаевой, Н. Чистовой. Н. Бессмертнова свои первые шаги на сцене Большого театра тоже делала под наблюдением Улановой, работавшей с ней над партией в «Шопениане». Ни в ком из своих учениц Уланова не стремится повторить себя. Она Помогает им найти и обнаружить присущую им самобытность. Она не только бесконечно терпелива, но и терпима, полна уважения к проявлению другой индивидуальности. Уланова хочет отдать молодежи то, что сама познала за свою жизнь в искусстве.

Ей пишут из самых отдаленных уголков земного шара, на всех языках мира, обращаются за советом, помощью, просят рассказать об ее искусстве, работе.