Это я виновата. Получив кресла на колесиках, большинство инвалидов ощутили «охоту к перемене мест». Трудно осуждать за подобную слабость людей много месяцев, а кое-кто и лет, обреченных буквально ползать. Само собой получилось, что встречу у ворот Розенберга приехавшего на вездеходе «доктора Генри» и меня увидели многие. И как он из кабины вылез, и как я ему первой (!) честь отдала (ну, машинально же, что тут особенного?). М-м-да…

Нормы военной демократии плохо сочетаются с феодальными рефлексами. Равноправие? Ха! Слово «Partisanen» пущено в оборот буквально на днях. Называть новых бойцов «смертниками» не поворачивается язык, а «шахиды» не подходят по идеологии. Какие, скажите, из этих отморозков бойцы за веру? Коммерческий выхлоп от затеи — нулевой. Предложить им рисковать за общее дело? За боевое братство, в самом широком смысле слова? Эпизод с отданием целой королевой чести какому-то пожилому мужику в форме, приобрел несоразмерную важность. Парней реально заколебали расспросами. Почему? Как она могла? Да элементарно! Тот же самый рефлекс… У меня, по боевому расписанию, на погонах — по две лейтенантские звездочки. А тут — целый полковник. И всё. А что без знаков различия, так все знают, что Генри Мак-Гроув — американский полковник. Наши нашивки он носить отказался. Патриот, однако! И что? Всё равно — он полковник. Вот и козырнула, без задней мысли. Не поклонилась же?

Смешные люди эти мужики! Уважение надо оказывать не по знатности, а по заслугам. Не? Вот Барон просек эту фишку моментально. Понял, что среди толпы в камуфляже, шпоры и кружева — моветон. На мой женский взгляд, перевоплощение иезуита должно было бы взволновать собрание куда больше. «Маленький человек, одетый важным чиновником — смешон. Важный чиновник, одетый маленьким человеком — смертельно опасен!»

Принесли вторую копию стенограммы «военного совета», а зачем она мне — не знаю. Лишняя бумажка… Выбрасывать — неудобно. Сохраню сувениром. Там было нечто. «Никогда прежде, никогда потом! Цирковое представление — 500 калек и одна бородатая женщина» Бородатая женщина — это я… Увы, барышню в брюках европейцы середины XVII века воспринимают примерно так. Вроде и существо противоположного пола, однако, слишком инородное для галантного обхождения. Мы с Бароном вошли самыми последними. Даже Фриц опередил… А полковник Мак-Гроув вообще появился в госпитале спозаранку. Вскоре после подъема… Это немного не по-нашему, может быть в их Америке, на Земле-1, так принято? Его узнали (что не мудрено, после вчерашнего), пригласили к завтраку… Думали — ну, ещё один высокопоставленный сановник из столицы… Ревизор инкогнито, проверяющий… Камуфляжный комбинезон на нем и в самом деле висит чуть мешковато, а в сочетании с умным лицом потомственного интиллигента и профессорскими очками в тонкой оправе — чужеродно. Это мы видели дока в деле. На учениях по работе с биологическим оружием… В химкомплекте, во время подавления эпидемий… В операционной, со скальпелем… Для господ «Partisanen», бывший ведущий разработчик ОМП этнического действия армии США, оставался фигурой загадочной. Пока не начал распоряжаться подготовкой к ток-шоу. Говорить с подчиненными, как он, «через губу», как с пустым местом, умеют одни англосаксы. Не дай мне бог когда-нибудь такому научиться… Но, понаблюдать полезно. Да-с, такие у нас тоже есть.

Похоже, они заранее распределили с Бароном роли в предстоящем спектакле. Иезуиту — досталась роль «доброго доктора», а Мак-Гроув — «злого». Фриц — хозяин балагана. Увечные ветераны — гости и советники. Не наемники… Набирали бессребреников «с принципами». А мне — досталась роль символа. Опять… Помещение превратили в актовый зал. Кресла и койки в полукруг у свежепобеленной стены. На свободном пятачке — мы. Похоже на старые фильмы «про американские университеты». Игра в демократию, по-западному. Совместное принятие трудного, но необходимого решения. Проектор из дальнего угла высветил на стене карту Восточной Европы… Справа и слева динамики. Мак-Гроув оседлал стул, усевшись на него задом-наперед. В одной руке — радиомикрофон. В другой — пульт управления. Ещё пара микрофонов, черный и белый, переданы аудитории. Можно, по очереди, подавать реплики на весь зал…

Нет старших и младших, нет начальников и подчиненных, быдла и аристократов — один импровизированный медицинский консилиум «Что нам делать с Польшей?» У поциентки — терминальная стадия бешенства. Симптомов ещё нет, но все сроки вышли и вот-вот начнется то же самое, что и в остальной Европе. Спасать страну целиком — уже поздно. Зарезать, чтобы не мучилась или пусть это политическое недоразумение подыхает само? А ведь там — живые люди. Бросать их на произвол судьбы — подло. Дискуссия идет в прямом эфире. Есть возможность задать вопрос или подать реплику за тысячи километров. Начали! У кого есть предложения?

После ток-шоу Фрица впервые, заглазно, сравнили с Валленштейном. За хитрость… Ну, и лично подал пример — «как себя вести». Уселся отдельно от меня и от «президиума», среди ветеранов. В самой гуще вояк… Первым взял из рук соседа микрофон (тот лишь беспомощно вертел блестящий предмет, ещё не понимая его назначения) и вежливо, словно студент на лекции, поднял руку:

— Darf ich fragen! Haben wir Zeit? (Разрешите узнать! У нас есть время?), — динамики повторили слова, народ вздрогнул от громкого звука и проникся… А отвечать — мне.

— Nein!

Так и пошло. Вопрос — ответ… Вопрос — ответ… Короткая дискуссия… Вопрос — ответ… Черный микрофон… Белый микрофон… Мак-Гроув, похоже, где-то насобачился дирижировать подобными сборищами. Известно где… США в этом мире пока нет. Аборигены эпохи считают нашего «дока» за англичанина. Только никак не могут по акценту определить его происхождение. Черный микрофон… Белый микрофон… Да, жалко, что не велось оперативной киносьемки. В зале — полумрак, да и некому. Я б посмотрела на себя со стороны. Сильно подозреваю, что выглядела «лабораторной мышкой». А вот полковник Мак-Гроув — умеет себя поставить. Аж завидно! Особенно, когда ему задали провокационный вопрос — «Знает ли вообще уважаемый доктор, что такое война?» Думали подколоть.

Война, — веско ответил американец (а иезуит перевел), — Это — травматическая эпидемия, отягощенная массовым бешенством… И сделал каменное лицо, с которым (бр-р-р!) когда-то загонял нас в анатомичку. Умеет! С подобной физиономией не лекции читать, а откручивать подающий клапан в газовой камере, или давить на кнопку сброса кассетных бомб. Примерно таким я представляю себе «доктора Менгеле». Помолчал и сухо добавил, — Мы, пока, — последнее слово с нажимом, — не можем предотвращать войны-эпидемии, но уже способны их давить, — помолчал и буднично уточнил, — Есть разные способы… Не думаю, что в зале его поняли. Зато увидели, что его поняла я… Отчего до сих пор жалею, что не удержала равнодушное выражение лица. Подняли… Пришлось объяснять…

Сначала — представила Мак-Гроува. Потом, кое-как, попробовала словами и слайдами показать, что это такое «оружие массового поражения». По-моему, народ удивился не званию (доктор-полковник, насылающий на людей болезни, по местным меркам — тип обыденный, тут половина врачей ничем не лучше), а самой теме. Мысли, что войну можно сделать ужасной до отвращения. Видимо, иезуиты отбирали не 100 % головорезов, а в некотором роде мечтателей. Дальше, помогая себе световой указкой, описала на карте, как бы шла будущая война, при полном отсутствии помех. На примере опыта Земли-1. Надеюсь, что мой немецкий был сносным…

Рассказала, как в огне боев и геноцида корчилась и дробилась Польша… Упомянула, что кроме поляков, есть «третий лишний» — крымские татары. Выродившийся в гнездо разбойников кусок мамаевой орды — такой же, как и Запорожская Сечь. Только на Пороги, после гибели темника Мамая — ушли христиане, а в Крым — мусульмане. Что живут, и Крым, и Сечь, саблей. Иногда, просто набегами и грабежами. А временами за союз платят. То Москва наймет — налететь на Подолию, то Варшава — разорить южнорусские земли. А платил хану Богдан Хмельницкий — рубились татары бок о бок с его казаками. Что платят хану русские с поляками и без набегов, так называемые «поминки». Деньги, которые не жалко отдать хану, лишь бы набегов не было… Как наводил порядок на южных границах, фельдмаршал Миних — ввел в Крым армейский корпус и сжег все, что там могло гореть. Угнал скот, освободил тысячи рабов. Как иные, довольные сытым рабством, особенно дети пленников, ничего кроме Крыма и не знавшие, не хотели идти на Родину, снова через степь. Их фельдмаршал согнал в кучу и велел их изрубить в куски. «Простите, братья, но енерал — прав», говорили убиваемым, — «А не вашими ли руками держится крымский волдырь?». В ту войну русские овладевали Крымом еще три раза. Для верности… Только столицу Бахчисарай столько раз сжечь не удалось. Хватило только на один. Хан страдал и бесился, будто русские вводили войска не в его страну, а в его задницу (извините мой французский). Четыре раза подряд — туда-сюда. Все стычки и все бои русские не просто выигрывали — побеждали почти без потерь.