Пушкин – отцу своему С. Л. Пушкину, 20 окт. 1836 г., из Петербурга. П-н и его совр-ки, XXXVII, 2 (фр.).

(У Жуковского.)

– Помню я собранья

Под его гостеприимным кровом,

Вечера субботние: рекою

Наплывали гости, и являлся

Он, – чернокудрявый, огнеокий,

Пламенный Онегина создатель,

И его веселый, громкий хохот

Часто был шагов его предтечей;

ум сверкал в его рассказе,

Быстродвижные черты лица

Изменялись непрерывно; губы,

И в молчаньи, жизненным движеньем

Обличали вечную кипучесть

Зоркой мысли. Часто едкой злостью

Острие играющего слова

Оправлял он; но и этой злости

Было прямодушие основой, —

Благородство творческой души,

Мучимой, тревожимой, язвимой

Низкими явленьями сей жизни.

В. Г. Бенедиктов. Воспоминание. В. Каллаш. Русские поэты о Пушкине, 118.

Старик Геккерен был человек хитрый, расчетливый еще более, чем развратный; молодой же Геккерен был человек практический, дюжинный, добрый малый, балагур, вовсе не ловелас, ни дон-жуан, а приехавший в Россию сделать карьеру. Волокитство его не нарушало никаких великосветских петербургских приличий.

Кн. П. П. Вяземский. Собр. соч., 558.

Старик барон Геккерен был известен распутством. Он окружал себя молодыми людьми наглого разврата и охотниками до любовных сплетен и всяческих интриг по этой части; в числе их находились кн. Петр Долгоруков и граф Л. С.

Кн. В. Ф. Вяземская по записи Бартенева. Рус. Арх., 1888, II, 305.

Геккерен – низенький старик, всегда улыбающийся, отпускающий шуточки, во все мешающийся.

Арк. О. Россет. Рус. Арх., 1882, I, 246.

Граф А-н как-то сказал барону Дантесу:

– D'antes, on vous dit un homme a bonnes fortunes (Дантес, про вас говорят, что вам очень везет).

– Mariez vous, rn-r le comte, et je vous le prouverai (женитесь, граф, и я вам это докажу)!

A. Мердер. Рус. Стар., 1902, т. 112, стр. 602.

От 19 до 27 октября 1836 г. Дантес был болен.

B. В. Никольский (по данным архива Кавалергардского полка). В. Никольский. Идеалы Пушкина. СПб., изд. 4, 1899, стр. 129.

Пушкина чувствовала к Геккерену (Дантесу) род признательности за то, что он постоянно занимал ее и старался быть ей приятным.

П. И. Бартенев со слов кн-ни В. Ф. Вяземской. Рус. Арх., 1888, II, 311.

Прелестная жена, которая любила славу своего мужа более для успехов своих в свете, предпочитала блеск и бальную залу всей поэзии в мире и, по странному противоречию, пользуясь всеми плодами литературной известности Пушкина, исподтишка немножко гнушалась тем, что она, светская женщина par excellence[159] – привязана к мужу homme de lettres[160], – эта жена, с семейственными и хозяйственными хлопотами, привела к Пушкину ревность и отогнала его музу.

Гр. М. А. Корф. Записка. Я. Грот, 251.

Жена его любила мужа вовсе не для успехов своих в свете и немало не гнушалась тем, что была женою d'un homme de lettres. В ней вовсе не было чванства, да и по рождению своему не принадлежала она высшему аристократическому кругу.

Кн. П. А. Вяземский. Примечания к «Записке» М. А. Корфа. Собр. соч. П. П. Вяземского, 493.

Наталью Николаевну звали «ame de dentelles» (кружевная душа).

П. И. Бартенев. Рус. Арх., 1908, III, 295.

Посылая довольно часто к г-же Пушкиной книги и театральные билеты при коротких записках, полагаю, что в числе оных находились некоторые, коих выражения могли возбудить его щекотливость, как мужа… Выше помянутые записки и билеты были мною посылаемы г-же Пушкиной прежде, нежели я был женихом.

Жорж Геккерен (Дантес). Показание перед военным судом, 10 февраля 1837 г. Дуэль Пушкина. Подлинное военносудное дело. СПб., 1900, стр. 61.

Н. Н. Пушкина бывала очень часто у Вяземских, и всякий раз, как она приезжала, являлся и Геккерен, про которого уже знали, да и он сам не скрывал, что Пушкина очень ему нравится. Сберегая честь своего дома, княгиня напрямик объявила нахалу-французу, что она просит его свои ухаживания за женою Пушкина производить где-нибудь в другом доме. Через несколько времени он опять приезжает вечером и не отходит от Натальи Николаевны. Тогда княгиня сказала ему, что ей остается одно – приказать швейцару, коль скоро у подъезда их будет несколько карет, не принимать г-на Геккерена. После этого он прекратил свои посещения, и свидания его с Пушкиной происходили уже у Карамзиных.

П. И. Бартенев со слов кн-ни В. Ф. Вяземской. Рус. Арх., 1888, II, 308.

Кн. Вяземский сказал Дантесу, что не может принимать его вместе с Пушкиным. Он опять явился. Тогда княгиня Вяземская напрямик ему объявила, что он рискует увидеть карету у ее подъезда и услышать от швейцара, что их нет дома.

П. И. Бартенев. Рус. Арх., 1906, III, 619.

Старик Геккерен всячески заманивал Наталью Николаевну на скользкий путь. Едва ей удастся избегнуть встречи с ним, как, всюду преследуя ее, он, как тень, вырастает опять перед ней, искусно находя случаи нашептывать ей о безумной любви сына, способного, в порыве отчаяния, наложить на себя руки, описывая картины его мук и негодуя на ее холодность и бессердечие. Раз, на балу в Дворянском Собрании, полагая, что почва уже достаточно подготовлена, он настойчиво принялся излагать ей целый план бегства за границу, обдуманный до мельчайших подробностей, под его дипломатической эгидой… Вернувшись с бала, Наталья Николаевна, еще кипевшая негодованием, передала Александре Николаевне это позорное предложение.

Есть повод думать, что барон продолжал роковым образом руководить событиями. Вероятно, до сведения Натальи Николаевны дошло и письмо его к одной даме, препровожденное в аудиториат во время следствия о дуэли Пушкина, где, пытаясь обелить сына, он набрасывает гнусную тень на ее поведение с прозрачными намеками на существовавшую между ними связь.

А. П. Арапова. Новое Время, № 11416, иллюстр. прил., стр. 7.

Старый Геккерен написал Наталье Николаевне письмо, чтоб убедить ее оставить своего мужа и выйти за его приемного сына. Александрина вспоминает, что Н. Н-на отвечала на это решительным отказом, но она уже не помнит, было ли это сделано устно или письменно.

Бар. Густав Фризенгоф (со слов своей жены Ал. Ник. Гончаровой) – А. П. Араповой. Красная Нива, 1929, № 24, стр. 10 (фр.).

Я якобы подстрекал моего сына к ухаживаниям за г-жею Пушкиной! Обращаюсь к ней самой по этому поводу. Пусть она покажет под присягой, что ей известно, и обвинение падет само собой. Она сама сможет засвидетельствовать, сколько раз предостерегал я ее от пропасти, в которую она летела, она скажет, что в своих разговорах с нею я доводил свою откровенность до выражений, которые должны были ее оскорбить, но вместе с тем и открыть ей глаза; по крайней мере, я на это надеялся.

Если г-жа Пушкина откажет мне в своем признании, то я обращусь к свидетельству двух особ, двух дам, высокопоставленных и бывших поверенными всех моих тревог, которым я день за днем давал отчет во всех моих усилиях порвать эту несчастную связь.

Мне возразят, что я должен бы был повлиять на сына? Г-жа Пушкина и на это могла бы дать удовлетворительный ответ, воспроизведя письмо, написать которое я потребовал от сына, – письмо, адресованное к ней, в котором он заявлял, что отказывается от каких бы то ни было видов на нее. Письмо отнес я сам и вручил его в собственные руки. Г-жа Пушкина воспользовалась им, чтобы доказать мужу и родне, что она никогда не забывала вполне своих обязанностей.

Бар. Геккерен-старший – графу К. В. Нессельроде, 1 марта 1837 г. Щеголев, 293 (фр.).

Анонимный пасквиль. Первый вызов. Женитьба Дантеса

Мы не знаем, чем занимался Пушкин утром 4 ноября: может быть, он размышлял над «Словом о полку Игореве» (он подготавливал критическое издание, в котором собирался привести свои доказательства подлинности этого изумительного и загадочного произведения), или может быть, над материалами к своей «Истории Петра I», – когда его углубленный труд был грубо прерван подлым ударом из-за угла. Его любви был брошен вызов – и поэт должен был ответить на него.