Я встречался с Н. С. Мартыновым в Москве у приятеля моего М. П. Полуденского (женатого на родной его племяннице), а потом посетил он меня по поводу появления в «Русском архиве» 1871 года статьи князя Васильчикова о поединке с Лермонтовым. Сначала мне было жутко видеть человека,
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал;
Кто сей божественный фиал
Разрушил как сосуд скудельный... —
но быв свидетелем того, как сам секундант Лермонтова, князь Васильчиков, беседует с ним, я перестал уклоняться от него, тем более что он с достоинством переносил свое несчастье и пользовался уважением своих знакомых, близок же с ним, как уверяет г. Мартьянов, я не был.
П. Бартенев 1 .С. 607—608
Не могу не упомянуть о Мартынове, которого жертвой пал Лермонтов. Жил он в Москве уже вдовцом, в своем доме в Леонтьевском переулке, окруженный многочисленным семейством, из коего двое его сыновей были моими университетскими товарищами. Я часто бывал в этом доме и не могу не сказать, что Мартынов-отец как нельзя лучше оправдывал данную ему молодежью кличку «Статуя командора». Каким-то холодом веяло от всей его фигуры, беловолосой, с неподвижным лицом, суровым взглядом. Стоило ему появиться в компании молодежи, часто собиравшейся у его сыновей, как болтовня, веселье, шум и гам разом прекращались и воспроизводилась известная сцена из «Дон-Жуана». Он был мистик, по-видимому, занимался вызыванием духов, стены его кабинета были увешаны картинами самого таинственного содержания, но такое настроение не мешало ему каждый вечер вести в клубе крупную игру в карты, причем его партнеры ощущали тот холод, который, невидимому, присущ был самой его натуре.
В. М. Голицын.
Цит. по: Герштейн Э. Л. С. 407
На дальнейшие расспросы он (издатель «Русского архива» П. И. Бартенев, испытывавший сочувствие к Мартынову. — Е. Г.)отвечал, что Николай Соломонович был прекраснейший человек, добрый, честный и богобоязненный (он служил в Москве по выборам и был мировым судьей). Смерть Лермонтова он оплакивал, как величайшее несчастье, ежегодно постился в годовщину дуэли и весь день посвящал скорбной сердечной молитве. Он был дружен с Лермонтовым до последнего столкновения, никому и никогда жалоб на него не заявлял, уважал в нем ум, силу воли и мужественный характер. Будучи сам поэтом (Мартынов писал стихи, которые публике остались неизвестными), он восхищался творениями Михаила Юрьевича, но отдавал преимущество его рисункам, злым и желчным, но дышавшим жизнью и вдохновением. В доказательство искренности существовавших между ними отношений дружеских, Николай Соломонович приводил тот факт, что незадолго до последнего столкновения Лермонтов приезжал к нему в степь, где у него в недалеком расстоянии от Пятигорска стоял шатер, вроде калмыцкого улуса, и провел там целый день, жалуясь на духоту окружающей их на водах общественной атмосферы. Ни о каких отношениях к его сестрам не заявлял и о посланной с ним посылке рассказал Бартеневу как-то случайно, к слову.
П. К. Мартьянов 3. С. 203
Высокий, красивый, как лунь седой, старик Николай Соломонович Мартынов был любезный и благовоспитанный человек, но в чертах лица его и в прекрасных синих глазах видна была какая-то запуганность и глубокая грусть... он набожен и не перестает молиться о душе погибшего от руки его поэта, а 15 июля, а роковой день, он обыкновенно ехал в один из окрестных монастырей Москвы, уединялся там и служил панихиду.
К. А. Бороздин.С. 402—403
Николай Соломонович, по утверждению многих, очень мучился смертью Лермонтова. Говорили, что в годовщину смерти поэта он постоянно запирался в своем кабинете...
Д. Д. Оболенский.С. 613
Пресловутые ежегодные панихиды были введены им в обычай уже на склоне лет. В первые же годы после дуэли он, напротив, отмечал годовщину смерти Лермонтова прошениями об облегчении своей участи. За пять лет, прошедших со дня поединка, он пять раз досаждал правительству и духовным властям своими ходатайствами.
Э. Г. Герштейн.С. 403
Углубляясь в себя, переносясь мысленно за тридцать лет назад и помня, что я стою теперь на краю могилы, что жизнь моя окончена и остаток дней моих сочтен, я чувствую желание высказаться, потребность облегчить свою совесть откровенным признанием самых заветных помыслов и движений сердца по поводу этого несчастного события...
Н. С. Мартынов 4. С. 194—195
Странно одно, что, рассказывая о причине столкновения с Лермонтовым, Н. С. никогда не решался напечатать их, несмотря на просьбы, которые часто к нему адресовали.
П. А. Висковатов. С. 383
Умер Мартынов лермонтовский, и все очень жалеют…
Н. А. Елагин.Дневник.
16 декабря 1875 г.
В «Новостях» было известно, что «наследники Мартынова, ввиду смерти последнего секунданта этой несчастной дуэли, кн. Васильчикова, и отсутствия других лиц, заинтересованных в этом печальном событии, намерены издать всю переписку по этому делу». Но переписка напечатана не была. В 1881 году я был в Москве у Мартыновых, прося сообщить мне, как биографу Лермонтова, все, что можно, для того, чтобы я мог беспристрастно обсудить дело со всех точек зрения. Я получил весьма нелюбезный ответ от брата Н. С. Мартынова, и беседа с ним произвела на меня самое тяжелое впечатление.
П. А. Висковатов. С. 384
Личность. Свидетельства без купюр
Странные и забавные отзывы слышатся до сих пор о Лермонтове. «Что касается его таланта, — рассуждают так, — об этом и говорить нечего, но он был пустой человек и притом недоброго сердца».
И вслед за тем приводятся обыкновенно доказательства этого — различные анекдоты о нем во время пребывания его в юнкерской школе и гусарском полку.
Как же соединить эти два понятия о Лермонтове-человеке и о Лермонтове-писателе?
И. И. Панаев.С. 138
Перейдем к его характеру. Беспристрастно говоря, я полагаю, что он был добрый человек от природы, но свет его окончательно испортил. Быв с ним в весьма близких отношениях, я имел случай неоднократно замечать, что все хорошие движения сердца, всякий порыв нежного чувства он старался так же тщательно в себе заглушить и скрывать от других, как другие стараются скрывать свои гнусные пороки. Приведу в пример его отношения к женщинам. Он считал постыдным признаться, что любил какую-нибудь женщину, что приносил какие-нибудь жертвы для этой любви, что сохранил уважение к любимой женщине: в его глазах все это был романтизм, напускная экзальтация, которая не выдерживает ни малейшего анализа.
Н. С. Мартынов 1. С. 195
Пренебрежение к пошлости есть дело достойное всякого мыслящего человека, но Лермонтов доводил это до absurdum (абсурда), не признавая в окружающем его обществе ничего достойного внимания.
Н. М. Сатин.С. 250
«Странно, — говорил мне один из его товарищей, — в сущности, он был, если хотите, добрый малый: покутить, повеселиться — во всем этом он не отставал от товарищей, но у него не было ни малейшего добродушия, и ему непременно нужна была жертва, — без этого он не мог быть покоен, — и, выбрав ее, он уж беспощадно преследовал ее. Он непременно должен был кончить так трагически: не Мартынов, так кто-нибудь другой убил бы его».
И. И. Панаев.С. 225