Изменить стиль страницы

Преподаватели привыкли по военному времени многое прощать учащимся. Посещение всех занятий было необязательным, дисциплина постоянно нарушалась. В перерывах беспрерывно бренчал старенький рояль, оглашая церковные своды лихими фокстротами и душещипательными мелодиями Вертинского. Когда в буфете появлялось лакомство военного времени суфле — сладковатое эрзац-молоко, похожее на растаявшее мороженое, шумная толпа мальчишек и девчонок, не дожидаясь звонка, сыпала по лестницам, чтобы пораньше занять очередь.

Обстановка, прямо сказать, далекая от академической. Познакомившись с ней, Евгений Алексеевич высказал свою тревогу жене, но дочери выговаривать не стал. Только однажды, когда семья собралась за столом, осторожно заметил, что там, где учиться весело, учат обычно неважно. И сразу же перевел разговор на другую тему.

Замечание отца Таню задело. И хотя в училище работали хорошие преподаватели — знатоки народного искусства, была прекрасная библиотека, Таня постаралась уйти оттуда в художественный институт, как только представилась возможность. Институтом, куда она поступила, было знаменитое Строгановское высшее художественно-промышленное училище — Строгановка, где только что возобновились занятия. Когда Таня перешла на третий курс, Евгений Алексеевич успокоился за нее. Они с Верой Васильевной поняли — дочь на правильном пути.

С сыном положение было куда менее ясным. В 1948 году он окончил физико-математический факультет МГУ, но определился не сразу. Поработал в ФИАНе, потом ушел оттуда, потом туда вернулся. В свободное от работы время гонял на стареньком двухместном «хорьхе». Несмотря на почти тридцатилетний возраст, остепеняться не собирался.

— Хватит бездельничать, сэр, пора жениться, сэр, — выговаривал сыну Чудаков цитатами из популярной в то время пьесы «Идеальный муж».

Но Саша только отшучивался, а Евгений Алексеевич ограничивался ненавязчивыми советами и необидным юмором.

«В нашей семье, — вспоминает Александр Евгеньевич Чудаков, ныне член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии, — не было у родителей девиза, распространенного среди современных пап и мам: „Доведем детей до пенсии“. Я знаю, что отцу очень хотелось, чтобы я продолжил его дело, стал машиностроителем. Даже когда я окончил физфак, отец еще надеялся, что я займусь механикой. Часто повторял: „Современному инженеру знание теоретической физики очень полезно“. Но я не оправдал надежд, стал не инженером с физическим уклоном, а физиком с инженерным. И поняв, что мой выбор тверд и не случаен, отец в конце концов принял его как должное».

В 1951 году Александр Чудаков завершил большую работу, которая стала основой его кандидатской диссертации и впоследствии принесла ему степень доктора физико-математических наук. Теперь Евгений Алексеевич был спокоен за сына, хотя и инженером-механиком тот не стал, и жениться не собирался, и продолжал ночи напролет гонять на автомобиле.

Пожалуй, Чудаковы имели все основания считать детей выведенными в жизнь, устроенными, то есть, по старинному смыслу этого русского слова, приобщенными к делу, которое по душе, и в этом деле вполне успевающими. Но беспокойства у Евгения Алексеевича не убавлялось.

Значительно расширился круг деятельности Института машиноведения — ИМАШа, как стали называть его в академии. Опыт использования техники в труднейших условиях войны, работа промышленного оборудования в военные годы с огромным напряжением открыли многие недостатки у машин, прежде казавшихся совершенными. Резкое увеличение количества машин превратило недостатки отдельных конструкций в крупные народнохозяйственные проблемы.

Оказалось, например, что при потере всего 1 килограмма металла в результате износа нескольких важнейших деталей грузовика полностью выходит из строя машина весом 3 тонны. В области сельского хозяйства основное орудие труда — плуг. А основная деталь плуга — лемех. При работе на тяжелых почвах хорошо закаленные лемеха образца первой половины сороковых годов требовали заточки через каждые четыре — шесть часов работы. Но заточка — это стачивание металла, и до полного износа лемеха удавалось обработать только 20–25 гектаров пахоты. В результате ежегодная потребность сельского хозяйства страны в лемехах достигала 10 миллионов штук.

Легко понять, сколь важным в послевоенное время в условиях повсеместного внедрения машин становилось уменьшение износа их деталей даже на граммы и милиграммы, повышение их надежности и долговечности.

Не менее важным, чем коренное обновление конструкций во всех без исключения областях машиностроения.

Промышленность, транспорт, заводские конструкторы и сельские рационализаторы требовали от ученых новых данных, эффективных рекомендаций, и сотрудники лабораторий ИМАШа напряженно работали над решением новых задач, находили ответы на них. Всеми работами руководил Чудаков.

Свои проблемы приходилось решать и автомобильной лаборатории. Первой проблемой было расширение типажа автопарка страны, выбор и обоснование параметров для машин каждого типа. Вторая относилась к специальной тематике, включающей работу над двигателями замкнутого цикла, с рассказа о которой и началась эта книга. А третья проблема, важность которой становилась год от года все ощутимее — повышение экономичности эксплуатации советских автомобилей.

В 1950 году автомобильные заводы страны выпустили грузовиков в 2 с лишним раза больше, чем в 1940-м, а легковых машин — в 11 раз больше! Для эффективной эксплуатации машин нужны были значительные материальные средства, огромное количество горючего. А страна еще не оправилась от военных потерь, на счету были каждый килограмм топлива, каждый рубль.

Чудаков выступил с инициативой использования опыта экономии военного времени в автомобилестроении в мирные дни. Прежде всего — повышение степени сжатия двигателей и повсеместное распространение этилированного бензина, использование для автомобилей газового топлива. Затем — прогрессивные методы эксплуатации, увеличивающие межремонтный пробег, снижающие расход масла и горючего. И наконец, повышение экономичности автомобиля за счет новых конструктивных решений. Чудаков знал, а еще больше чувствовал, что все эти мероприятия в масштабе страны, где работают миллионы автомобилей, могут сберечь народному хозяйству миллионы рублей. Евгений Алексеевич постоянно думал над тем, как претворить «экономические идеи» в жизнь.

«Как-то вскоре после войны мы с отцом ехали в машине по Чистопрудному бульвару, — вспоминает Александр Евгеньевич Чудаков. — Я спросил у него, почему все машины, идущие впереди, без видимых причин время от времени выпускают из выхлопов порции дыма. Отец ответил, что, по-видимому, это происходит в момент переключения передач. „Значит, — сказал я, — в этот момент в цилиндры попадает избыток топлива, и оно расходуется зря“. Отец согласился со мной, задумался, потом достал блокнот и стал что-то чертить в нем и подсчитывать. Это было обычным делом, и я не стал его расспрашивать. А через месяц он припомнил нашу поездку. „Поздравляю тебя, — сказал он. — В тот раз у Чистых прудов ты подал мне прекрасную идею. Можешь считать, что благодаря тебе изобретен экономайзер холостого хода“. Это довольно простое устройство дало значительную экопомию бензина на машинах самых разных типов, когда их моторы работают в режиме холостого хода».

Может быть, и не академических масштабов дело, и не очень типичный пример для характеристики Чудакова, мало занимавшегося изобретательством. Но в нем — острая озабоченность большого человека проблемой, горячее желание решить ее.

За период 1944–1950 годов академиком Чудаковым было опубликовано около двух десятков работ, посвященных повышению экономичности автомобиля. Они печатались и в солидных сборниках «Известия Академии наук СССР», и в популярном журнале «Автомобиль», и в таких газетах, как «Правда» и «Труд». Всякую возможность использовал Евгений Алексеевич, чтобы прогрессивные идеи привлекли внимание общественности, завладели умами как специалистов наивысшей квалификации, так и рядовых автомобилистов. И что удивительно: сегодня, почти сорок лет спустя, многие мысли Чудакова кажутся современными.