– Ну, это проблемы отдаленного будущего, а нам пока надо решать насущные… У вас есть деньги?

– Деньги? – удивился он.- Есть, а что?

– Много?

– Ну… Я не рассчитывал, что мне придется оста-

вить отряд. У нас было с собой продовольствие… Ка-

кая-то сумма есть. В «керенках»… Пара «николаев-

ских» червонцев……. Да зачем вам? Скоро прибудет

отряд…

– Нам сегодня предстоит роскошное застолье в виде квашеной капусты и самогона в компании столь малоприятных вам «осколков царского режима».

– Это вы так шутите? Это шутка такая?

– Нет. Юмор у нас куда более тонкий. Как-нибудь у вас будет возможность его оценить.

– Ничего не понимаю… Но если надо,- он вынул деньги и протянул мне.- Потом хоть объясните, что вы тут затеваете?

– Обязательно,- пообещал я, убирая деньги в карман.

Пальцы наткнулись на что-то острое и холодное. Вытащив из кармана гвоздь, я положил его на стол перед Звездиным.

– А это вам.

– Мне?! Зачем?! От кого?!

– От Ванечки,- сказал я и вышел, оставив его в полном изумлении.

Боюсь, что первое впечатление я произвел на него примерно такое же, какое местные монахи произвели на меня. Что делать: «бытие определяет сознание», как говорят его друзья-материалисты, а я все-таки в этом монастыре уже третий день… Но, как вы заметили, разговорить мне его все же удалось…

Настоятеля я нашел неподалеку от источника. Как обычно, его окружали с десяток прихожан, а он что-то говорил стоящей перед ним девушке. Подойдя поближе, я расслышал:

– … и будут недовольны! Обязаны быть недовольны! Ты пойми их: близкие твои, из интеллигенции, выросли в среде современных «демократий». Для них твой интерес к Библии кажется опасным для тебя же самой. Чем им кажется религия? Дремучим лесом, полным опасностей и заблуждений. Они боятся, что в тех далях, куда ты стремишься, ждут одни людоеды, эпидемии и крокодилы. Они не знают тех горных вершин и прекрасных рек, к которым ты стремишься. Они думают, что твои попутчики – мрачные старухи и фанатики с горящими глазами. Они не поймут, если ты будешь говорить с ними о Библии или о Боге. Для них иные авторитеты, и в первую очередь – общество. Вот и напомни, что твое общество – это окружение лучших и мудрейших людей мира: философов, поэтов, политиков, ученых. Что с тобой рядом идут Ломоносов и Дмитрий Донской, Достоевский и Лесков, Нестеров и Васнецов, Шаляпин и Паскаль… И вспомнив об этом, они уже не станут ни смеяться над тобой, ни боятся за тебя. И кто знает: может быть, твоим внукам еще предстоит идти этой дорогой вслед за тобой?

Заметив мое приближение, он на минуту отвлекся и кивнул:

– Конечно, Джеймс, можете воспользоваться комнатой слева от вас. Она свободна.

И вернулся к беседе.

Я на мгновение опешил, но вспомнил, как тот же настоятель призывал меня не быть излишне суеверным, и довольно скоро нашел объяснение его догадливости. Настоятель наверняка уже знал о прибытии в монастырь нового человека, слышал о том, что он искал меня или видел, как он входил в мою комнату, и догадался, что я иду просить его о предоставлении жилья для своего нового знакомого. Игумен очень умный человек, и логическое мышление для него не в диковинку. Так или иначе, но разрешение на пользование соседней комнатой было получено. Осталось привести в исполнение вторую часть моего плана, и я направился на поиски Пружинникова.

Впрочем, «поиски» – это слишком громкое название для такого крохотного пространства, как N-ский монастырь. Мрачный от скуки купец сидел у себя в комнате, меланхолично потряхивая в руке стаканчиком с игральными кубиками. При виде меня он слегка оживился.

– Не желаете ли партию? – с надеждой предложил он в ответ на мое приветствие.

– Благодарю вас, но я не играю в азартные игры.

– Князь тоже,- сник он.- Он как-то проигрался до неприличия, с тех пор – зарекся… Скучно невыносимо… Я здесь уже три недели, и за последние дни просто извелся. Крестьяне говорят, что дороги вот-вот станут проходимы, и можно будет собираться в путь… Представляю, какой обоз потянется… Слышал, у вас были неприятности?

– Слухи тут быстро расходятся…

– Что вы хотите: все как на ладони, словно в одной квартире живем… Не переживайте. Меня неделю назад поосновательней обчистили. Хорошо хоть все деньги в одном месте не держу… Неприятный какой-то год выдался – не находите? Даже не хочу знать, чем все закончится. Наверное, пора уезжать… Навсегда… У меня имение в Орловской губернии было. Первый раз его еще в 1905 году сожгли. Крестьяне и сожгли. Зачем – до сих пор не понимаю. Когда за помощью обращались – никогда не отказывал. А скольких работой обеспечил… Вечное – «отнять и поделить»… Разве ж это экономика? Отнять и поделить недолго, а что дальше? Надо же вспахать, засеять, урожай собрать, в амбары свезти, а уж потом – «делить»… Вот сижу и думаю: кто страшнее – агитаторы эти чертовы, нашим мужикам песни соловьиные о какой-то золотой жизни без заботы и труда нашептывающие, или сами мужички, сознательно на этот путь становящиеся, а потом горестно воющие, что их обманули? Мне уже кажется, что все же мужички… Каялись ведь тогда, что «черт их попутал», в ногах валялись, чтоб в Сибирь их не упекал… А в этом году опять сожгли… В Петрограде у меня дело было, да там сейчас такая каша… Жандармов-то первым делом вырезали, а кто порядок охранять будет? Да и не нужен им сейчас порядок… Я вот думаю в Америку податься. Там, говорят, частному капиталу раздолье. Да только скучно там. Чужое все… Простите, господин журналист, заболтал я вас со скуки. У нас ведь зимние вечера долгие, неторопливые, а потому и беседы все неспешные, обстоятельные… Великорусская хандра… У вас какое-то дело ко мне было?

– Савелий Игнатьевич,- несмотря на профессиональную память, его сложное имя я вспомнил с трудом.- У меня к вам просьба необычная и, так сказать, интимного характера. Поговаривают, что у вас есть возможность даже в этих обстоятельствах раздобыть некоторое количество спиртного?

– Бражку гонят, подлецы,- кивнул он.- На недостаток хлеба жалуются, а на недостаток самогона – никогда. Да только к чему вам это? Отец настоятель на такие забавы весьма негативно смотрит. В прошлый-то раз мы, от скуки и любопытства, взяли грех на душу, чтоб вас, так сказать, поближе рассмотреть… Но отношений с отцом Иосифом портить не хочется…

– И все же я был бы вам очень признателен, Савелий Игнатьевич. И помощь ваша мне не только в этом нужна. Разумеется, мы недостаточно знакомы с вами для подобных просьб, но с учетом того, что я здесь вообще никого не знаю… Дело в том, что утром приехал один мой знакомый…

– А, этот,- скривился, как от зубной боли, Пружин-ников.-Лопоухий… Ну и знакомых вы себе выбираете, господин журналист. Вы разве не видите, что он один из этих… нынешних… По-хорошему надо было бы его за шиворот да в участок. Только где сейчас участок возьмешь… Держались бы вы от него подальше. А то прирежет ночью, чтоб одежку вашу «взять и поделить», а потом будет оправдываться тем, что «бес попутал»… Хотя нет, этот из «идейных». Этот оправдываться не будет. Но вам эти мелочи уже будут безразличны.

– Не могу,- как можно обаятельнее улыбнулся я.- Вы забываете – кто я и зачем приехал.

– А-а, вот оно что,- протянул он.- Грязные приемы… Не учитесь этому у нас, господин журналист. У нас есть много другого, чему действительно стоит поучиться. К тому же, как человеку непривычному, вам будет сложно напоить его до состояния «словоохотливости»… Да и какое он может дать вам «интервью»? Всех ограбим, всех убьем – и наступит справедливость? Бросьте эту затею. Не стоит она того…

– Напоить не сумею, это правда. Для этого мне и нужна ваша с князем помощь.

– Князя?! Да вы что, и не вздумайте даже! Князь эту сволочь на дух не переносит. Прирежет еще сгоряча… в святом-то месте…

– И князя, и той замечательной певицы, с ее почтенным мужем,- продолжал гнуть я свою линию.- Ну, без студента в этот раз можно и обойтись… Для меня это очень важно… К тому же я не люблю оставаться в долгу. Теперь моя очередь угощать вас…