…Как выяснилось впоследствии, ещё в 1944 году Илларий Лукашевич, которому тогда было всего пятнадцать лет, встретил кулацкого сына — националиста Ивана Гринчишина. От него попович Илларий получал националистическую литературу, у него учился ненавидеть Советскую власть. В 1946 году под влиянием Гринчишина семнадцатилетний попович, на вид кроткий, смиренный и ласковый, дал согласие вступить в организацию украинских националистов. Гринчишин организовал ему встречу с «провидником» ОУН, тоже сыном греко-католического священника (заметьте это обстоятельство!) Романом Щепанским и опытным террористом по кличке Лебедь.

Попович Илларий становится активным участником националистической банды. Он распространяет антисоветские листовки в селе Збоище, под Львовом, в котором тогда жил, призывая население не участвовать в предстоящих выборах в Верховный Совет Украины, запугивая простых людей, угрожая им божьей карой.

Лукашевич в стенах Львовского сельскохозяйственного института, который осенью 1947 года так гостеприимно раскрыл перед ним свои двери, собирает сведения о национальном составе, партийности преподавателей и студентов, изучает, где они бывают в свободное время, чем интересуются, каким слабостям подвержены. Собранные данные он передаёт лично Щепанскому. «В общей сложности, — признался Илларий, — мною были переданы в подполье сведения на пятьдесят — шестьдесят профессоров, преподавателей и студентов, сведения о разговорах студентов, выдержки из газет, в том числе и стенных, различных объявлений, в которых содержались данные о преподавателях и студентах».

Он выписывает адреса наиболее активных студентов и преподавателей и рассылает им, в закрытых конвертах, по домашним адресам письма, полные угроз. В письмах от имени банд ОУН требует, чтобы адресаты прекратили всякую общественную работу и всеми силами мешали превращению Львова в крупный индустриальный и культурный центр Украины. Убийством угрожают националисты тем, кто стремится к новой жизни.

Всё это делается в надежде на новое 3 июля…

А теперь мне хочется сделать маленькое отступление…

…Один из самых сильных памфлетов Ярослава Галана— «Чему нет названия» начинается с такой сцены:

«Четырнадцатилетняя девочка не может спокойно смотреть на мясо. Когда в её присутствии собираются жарить котлеты, она бледнеет и дрожит как осиновый лист.

Несколько месяцев назад в воробьиную ночь к крестьянской хате, недалеко от города Сарны, пришли вооружённые люди и закололи ножами хозяев. Девочка расширенными от ужаса глазами смотрела на агонию своих родителей. Один из бандитов приложил остриё ножа к горлу ребёнка, но в последнюю минуту в его мозгу родилась новая идея. «Живи во славу Степана Бандеры! А чтобы, чего доброго, не умерла с голоду, мы оставим тебе продукты. А ну, хлопцы, нарубите ей свинины!» «Хлопцам» это предложение понравилось. Они постаскивали с полок тарелки и миски, и через несколько минут перед оцепеневшей от отчаяния девочкой выросла гора мяса из истекающих кровью тел её отца и матери…»

Много ужасов, которые принёс фашизм на советскую землю, довелось мне увидеть в годы войны: и в осаждённом, голодном Ленинграде в первую блокадную зиму, и на скалистых отрогах Новой Земли, поблизости от которой немецкие подводники в упор расстреливали советских моряков, выбравшихся на льдину после потопления гидрографического судна «Шокальский»… Мне раскрылся фашизм во всём его чудовищном содержании и в течение тех нескольких месяцев 1944–1945 годов, когда вместе с членами комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний мы объезжали города и сёла западных областей Украины, разрывали могилы застреленных гестаповцами и оуновцами мирных люден.

Но откровенно скажу, когда ранней весной 1945 года, придя ко мне домой, на улицу Набеляка, но Львове, Галан прочёл мне этот свой памфлет, я содрогнулся и не поверил услышанному.

«Неужели могло быть такое, а, Ярослав Александрович? Ну сознавайтесь: вы немного сгустили краски? Кто мог воспитать подобных чудовищ?»

Всегда добрые, светлые, доверчивые глаза Галана стали грустными. Он сказал глухо: «Это было! Мне рассказал эту историю в Киеве партизанский полковник Макс. Он сам разговаривал с девочкой и видел изуродованные трупы её родителей. Кто воспитал — вы спрашиваете? Прежде всего «организация украинских националистов» и воспитавшая их униатская церковь. Правда, церковники действовали хитрее. Пс всегда они говорили прямо: «Иди и убивай!» Они натравливали исподтишка и, самое главное, всё время благословляли кровавый разгул фашизма. Чего греха таить, долгие годы митрополит Шептицкий пользовался большим авторитетом среди верующих. Целые сёла сгорели на Волыни, подожжённые оуновцами; убивали женщин и детей, сажали их на колы, а Шептнцкий в это время принимал у себя, здесь, в палатах, сановных гостей из гитлеровского рейха…»

…Созданные в Галиции и на Волыни оуновскне разрозненные банды, высокопарно именуемые «Украинской повстанческой армией», прославились своими ужасающими зверствами над мирным населением украинской и польской национальности западных областей Украины, Польши и Чехословакии. Сейчас расползшиеся по разным странам участники кровавых банд в многочисленных изданиях стараются любыми способами прославить свои «акции», называя их «рыцарскими».

«Надо быть тиранами, от которых стонет земля, надо быть разрушителями», — восклицал один из идеологов национализма, фашист Дмитро Донцов, скончавшийся в Монреале.

Другой оуновский пропагандист открыто проповедовал: «Божьи заповеди, созданные христианской моралью, такие, как «не убий, не укради», не подходят для рыцаря-националиста, рыцаря-фанатика. Мы на пограничье степных и оседлых народов применим тактику степовиков. Жестокость против врага никогда не может быть чрезмерной… Нож и отрава, револьвер и коварство — это вещи, которыми националист в борьбе с более сильным врагом может пользоваться, был бы выигрыш на нашей стороне».

Такие откровения полностью совпадают с программным заявлением, провозглашённым некогда в газете «Украинский националист»: «Украинский национализм не считается ни с какими общечеловеческими принципами солидарности, справедливостью, милосердием и гуманизмом». Совершенно очевидно, что подобные наставления (а их множество в националистических писаниях) и подготовили психологически головорезов с нательными крестиками под сорочками-вышиванками. Вот что вспоминает об их «геройствах» оуновец Пётр Мирчук: «5 ноября 1945 года куринь «Смертоносцы» под командованием хорунжего Чёрного совершил налёт на районный центр Отыния возле Станислава… В бою погибло свыше 40 жителей…»

Орудовавший в своё время в Чёрном лесу на Украине бандит Микола Андрусяк в своём журнальчике «Чёрный лес» за март — апрель 1948 года со сладострастием садиста описывает, как он и его сообщники добивали на пути из Россольной в Богородчаны раненых красноармейцев. Были в бандах такие многозначительные клички, как «Волки», «Чёрные черти», «Голодомора», «Змиюка», «Шакал», «Нехристь» и другие. С кем только они не объединялись: с власовцами в горах Словакии, с польскими фашистами из организации «Вольность и неподлеглость», с другими подонками. Их преступное прошлое, словно скальпелем, вскрывал своим пером Галан. Знал он об этом прошлом и настоящем очень много. Ему известно было, например, что излюбленной маршевой песней банды была песня, начинающаяся словами:

Я батька зарізав, я неньку убив,
Свою молоденьку в криниц! втопив…[21]

И когда ватага пьяных головорезов с эмблемой украинских националистов — трезубцем на фуражках-мазепинках проходила по улицам глухих сёл Прикарпатья, из которых так недавно части Советской Армии выбили гитлеровцев, крестьяне, заслышав отдалённую мелодию этой песни, закрывали окна ставнями, молодицы прятались в сараях, а дети дрожали от страха…

…Галан вступил в открытый бой со смертоносцами. А в тот вечер, когда я услышал впервые из его уст потрясающей разоблачительной силы памфлет «Чему нет названия», Ярослав Галан задумался, вздохнул тяжело и, вставая, попросил: «Не смогли бы вы проводить меня, Владимир Павлович? Мне кажется, что какие-то подозрительные типы следили за мной». Скажу совершенно честно: очень и очень не хотелось мне выходить на улицу. Ведь в ту последнюю военную весну на тёмных улочках древнего Львова можно было встретить кого угодно: и террориста из украинских националистов, и польского террориста из Народовых сил збройных, такой же фашистской организации, как и ОУН, и обычного мародёра, вышедшего ночной порой на «охоту» за часами. Вот почему я предложил:

вернуться

21

Отца я зарезал, а маму убил,
В колодце невесту свою утопил…