Решив, что санинструктор справится с ранеными в хате и без нее, Таня уговорила военкома Насонова взять ее на танкетку и с ним доехала до третьей траншеи. Здесь Насонов оставил Таню, а сам поехал вперед. Валькевич готовил контратаку силами 12-й и 13-й застав. В критической обстановке военком вместе с младшим политруком Совой решили возглавить бой.

Перебежав через поле, Таня оказалась у второй траншеи и стала разыскивать раненых. Она видела, как вражеские танки и автоматчики ворвались в первую траншею, как отступили бойцы комендатуры. Над полем боя стоял сплошной грохот.

В сгустившихся сумерках на правом фланге, куда уехал Насонов и где с самого начала боя находился Тимофей, послышалось знакомое, родное «ура!». 12-я и 13-я заставы перешли в контратаку.

Таня пошла по траншее на правый фланг, но по пути ей приходилось задерживаться, чтобы перевязать раненого и доставить его в безопасное место. Пока добралась до правого фланга, стало уже совсем темно. Стрельба заметно ослабела. Тогда Таня, уже не остерегаясь, направилась туда, где, как она полагала, должны быть контратакующие заставы. В темноте наткнулась на стонавшего раненого. Наклонилась к нему — начальник штаба комендатуры Наумов. Осколочное ранение в бедро, потерял много крови. Быстро сделала перевязку и стала думать, как доставить Наумова в село. Начальник штаба рассказал позже о гибели военкома Насонова, сраженного вражеским снарядом.

Вдруг справа послышался гул мотора. Таня всмотрелась в темноту и с трудом различила танк. Фашистский! Ползет прямо на них… Она подхватила под мышки Наумова, отползла с ним к воронке и притаилась в ней. Танк пролязгал гусеницами совсем рядом и круто повернул в сторону. Затем Таня помогла Наумову выбраться из воронки, подставила ему свое плечо, и они побрели в сторону села.

Она не помнит, долго ли они шли. возможно, лишь несколько минут, но Тане они показались вечностью. Неожиданно перед ними оказался овраг, но она поняла это только тогда, когда вместе с Наумовым скатилась в него.

Танк ушел. Наступила тишина. Даже выстрелов не было слышно. Выбравшись из оврага, Таня и Наумов медленно побрели по нолю. Темная южная ночь поглотила все, где свои, где чужие — не понять. Время от времени Таня останавливалась и кричала в черную пустоту:

— Есть кто раненый?..

Удалось найти пятерых бойцов. Она перевязала их, и дальше все отправились вместе.

Минут через двадцать их подобрала полуторка и повезла в ближайший городок.

Недолго ехали они в темноте. Вдруг неведомо откуда залетевший снаряд разорвался перед самой машиной…

Наутро Тимофею сообщили: Таня убита.

Он не поверил. Спрашивал всех: «Кто видел ее убитой?» Двое подтвердили: взорвался снаряд, машина полетела в кювет, все погибли. Другие говорили, что машина подорвалась на мине…

Младший политрук Сова не помнил, куда он шел, когда его остановил Антон Валькевич.

— Я сейчас из больницы, — сказал он.

Тимофей плохо слушал коменданта, в ушах звенело одно: Таня убита…

— Я сейчас из больницы, — повторил Валькевич. — Раненых проведал. Жена привет тебе передает.

— Спасибо, — вяло ответил Тимофей и вдруг вскричал: — Как — жена? Сказали же, что она убита!..

Широко раскрытыми глазами, в которых были и надежда, и только что оглушившая его боль, и боязнь новой ошибки, смотрел он на улыбавшегося коменданта.

— Жива твоя Таня. И долго будет жить. Всего только контузия. Отважная она у тебя. И счастливая.

Александр Авдеенко. Следопыт

Я люблю границу, люблю писать о ней и о тех, кто делает ее недоступной для врага.

На дозорной тропе перед контрольно-следовой полосой, у пограничного столба я всегда испытывал острое чувство гордости, счастье, что живу в СССР.

Немало дней и ночей провел я на государственной границе. Бесконечная цепь цветущих долин, зеленых и снежных гор, больших и малых рек, морских берегов, тайги, лугов, степной целины. Десятки тысяч пограничных знаков: красно-зеленых, бетонных четырехгранников с Государственным гербом СССР из зеркальной сверкающей стали. Тысячи лиц друзей, побратимов. Герои пограничных будней, охраняющие передний край Родины.

Много я сказал о них за двадцать с лишним лет. Но нет ощущения, что полностью высказался, исчерпал тему…

Где вы теперь, мои друзья-пограничники? Что изменилось в вашей жизни с тех пор, как мы подружились с вами? Знаю — все как один пошли в гору. Начальники застав стали комендантами, штабными работниками отрядов, повышены в звании. Некоторые и поныне служат на давно обжитых местах. Другие охраняют границу на севере, востоке или западе. Отслужившие свой срок рядовые и сержанты вернулись к мирному труду: строят гидростанции, добывают нефть, уголь, руду, варят сталь, тянут железнодорожные пути через тайгу к Тихому океану. Многие из них воздвигали корпуса Камского автомобильного гиганта. Где работать особенно трудно, где закладывается фундамент ударной стройки, вы обязательно встретите бывших пограничников.

Пограничник в настоящем, пограничник в прошлом — это всегда боец переднего края, запевала, впередсмотрящий, правофланговый, человек, на которого можно положиться во всем.

Всю жизнь я писал о людях, хорошо известных мне, особенно близких моему сердцу: шахтерах, сталеварах, доменщиках, прокатчиках и пограничниках.

Разные обязанности и одна цель у рабочих, производящих народное добро, и солдат, охраняющих государственную границу.

Я воспринимаю их как братьев. Роднит рабочих и солдат трудовой и боевой героизм, преданность Родине, любовь к делу рук своих. Пограничники, как правило, до призыва в армию работали на заводах, стройках, шахтах, фабриках. На границу они принесли свою рабочую молодость, веру в дело рук своих.

Вот почему я с одинаковой радостью встречался с рабочими Магнитки и пограничниками высокогорных карпатских застав.

Многое связывает меня с пограничным следопытом Смолиным.

После того как была опубликована документальная повесть о нем «Следопыт», я получил огромное количество писем. В каждом из них читатель воздавал должное Смолину: его солдатскому таланту, мастерству, героизму, смекалке, доблести, чутью границы.

Каждое такое письмо, естественно, находило самый доброжелательный отклик в душе автора: мне хотелось еще рассказать советским людям о человеке, кто тридцать с лишним лет доблестно охраняет наш труд, покой и благополучие. Мое желание не осталось безответным: в один прекрасный день Александр Николаевич Смолин снова оказался в моем доме. Я снова как бы заново, как бы впервые взглянул на старого друга и открыл в нем под давно привычным покровом истинную сущность, достойную удивления, восхищения. Человеческое в человеке проступает неотвратимо, светит и греет, как луч солнца.

И я по-прежнему произношу имя славного следопыта с первоначальной свежестью.

Смолин Александр Николаевич. Младший побратим Никиты Карацупы. Такой же прославленный, даровитый следопыт, как и Карацупа. Гроза нарушителей. Любимец западной границы. Наставник нескольких поколений молодых пограничников. Подтянутый, ладный крепыш. Под военным кителем угадывается и чувствуется сильное, натренированное тело атлета, тело гимнаста. Красивое лицо с многолетним загаром к тому же еще и неотразимо обаятельно. Доброжелательность, простота, скромность, мужественная открытость, честность, правдивость и высочайшее человеческое достоинство светятся во взгляде, в улыбке, во всем облике Смолина. Что ни скажет, всему веришь. Каждое его слово доходит до сердца и души.

Начало нашему советскому образу жизни положено миллионами Смолиных — ударниками, гвардейцами переднего края трудового и ратного фронта. Немыслима наша жизнь без таких запевал, как Смолин. Вся красота человека эпохи социализма отразилась в пограничном труде Смолина.

Вот с какими мыслями встретил я своего долгожданного друга.

В течение нескольких дней, вечеров, а иногда и ночей не умолкал неторопливый, чуть окающий волжский говор прославленного следопыта. О многом вспоминал Смолин в последнее паше свидание. Рассказы его в основном относятся к жизни границы в первые послевоенные годы. Один из них я помещаю в этой книге.