Был текст, который очень понравился:
– Пришлите сыщиков в штатском!
И из самолета выходят человек сорок одинаково одетых людей – сыщики, которые должны сопровождать принцессу. Смешно, очень смешно!
Еще в экспедиции в Сочи гигантское количество материала было отправлено в Ленинград в проявку. И когда проявили, напечатали – отсылали нам в экспедицию, чтобы мы могли тоже посмотреть материал. Но первой смотрела редактура телевизионного объединения…
И вот я получил вместе с материалом сопроводительное письмо. Авторства я не знаю. Но я догадываюсь. В общем, они камня на камне от материала не оставили. Много было замечаний. Но одно я хорошо помню:
– Где это вы видели, чтобы принцы открывали отмычками двери гостиниц?
Там был такой эпизод:
– Откройте, Марк!
У Марка не получалось. Тогда принц полез в карман, достал какие-то отмычки, открыл дверь, и они вошли в комнату, в которой была записка.
Я был очень расстроен…
Ко мне подошел Даль и спросил:
– Женюра, а что пишут?
Я говорю, Олег, вот так и так… Ужас какой-то!
Олег никогда не просил разрешения посмотреть рабочий материал. Он любил смотреть сложенную, смонтированную работу на озвучании в первый раз. И он говорит:
– Скажи, а можно я посмотрю вместе с вами материал?
Я говорю:
– Ну конечно, Олег!
После окончания всех сеансов в кинотеатре города Сочи мы сели в зале и смотрели часа два этот материал. Когда мы выходили, в городе Сочи действительно были темные ночи…
Олег, я хорошо помню, обнял меня за плечо и сказал:
– Женюра, не обращай ни на кого внимания, я считаю, что все ты делаешь правильно и продолжай так, как ты хочешь, снимать! Не обращай на них внимания!
Я должен сказать, что он меня очень поддержал в тот момент. Дух мой, честно говоря, был сломлен этим письмом, и я уже другими глазами смотрел на материал, и мне уже казалось, а может быть они правы, а не я… Потому что, если вы помните этот фильм, нельзя сказать, в каком жанре он снимался. Это такое междужанровое кино. Поэтому трудно было отстоять его сходу…
Но эти слова Даля очень меня вдохновили. И я подумал: все к черту, буду делать так, как я хочу, а там разберемся! И я сделал кино.
Я показал его худсовету телевизионного объединения. В воздух чепчики не бросали. Пощипали меня так чуть-чуть, и главный редактор объединения Алла Борисова спросила:
– А что скажет автор?
Надо сказать, что автор присутствовал на сдаче проб…
В Ленинграде утвердили всех, поскольку я не снимал пробы механически, кусок из сценария, а пытался в пробах уже обозначить жанр, тональность и всякое-всякое такое. Но автор – Эдгар Борисович Дубровский – сказал, что вообще-то он представлял картину по-другому, но если режиссер видит так, то так тому и быть. Спорить он не будет.
И когда на сдаче картины Алла Борисова спросила «что скажет автор?», то автор уже все сказал, когда принимали пробы, что ему не очень все это понятно, не очень нравится:
– Все, что вы сегодня видели, режиссер уже все это показал на стадии проб… все, что я могу сказать!
Ну, ничего. Я был убежден, что фильм получился, я взял его и поехал сдавать его в творческое объединение «Экран». Но там, очевидно, уже разговаривали с Ленинградом, поэтому были готовы. Они сказали, что картину они не принимают, что им такой принц не нужен…
Тут надо вернуться к кинопробам. Когда я привез кинопробы, мне сказали:
– Не надо такого принца!
Я говорю:
– Почему?
– У Даля глаза пустые! Не надо Дмитриева!
Я снова спросил:
– Почему?
– Потому что надоел уже!
Надо сказать, что я отвечал сразу, не ждал окончания всего обсуждения.
Про «глаза у Даля пустые» я ответил:
– Вы неправы! Даль – замечательный артист, и глаза пустыми у него не могут быть по определению, если только он не будет играть человека с пустыми глазами, и то они все равно абсолютно пустыми не будут!
Когда сказали: «Дмитриев надоел», я ответил:
– Ну, может быть, он вам надоел! Вы смотрите все подряд по телевидению, он много снимается. А я думаю, зрителям он не надоел!
– Полищук не нужно… Один раз сняли, и хватит!
Один раз – это «Золотая мина».
И вот так они подряд по каждому персонажу высказывались.
И я сказал:
– Знаете что, тогда снимайте фильм сами!
В ответ я не скрытую, а явную угрозу услышал из уст директора объединения «Экран», господина Хесина (тогда еще «товарища»):
– Вы с нами так не разговаривайте!
Продолжение можно додумать. Но весь фокус был в том, что в этом кабинете стоял большой хрустальный глобус – мой приз за фильм «Пожар во флигеле». И про газету «Правда», я хорошо знал, они помнили, я был в этом убежден, потому что далеко не по каждому фильму были рецензии в газете «Правда», а уж тем паче такие положительные рецензии.
Поэтому в ответ на его угрозы я сказал:
– А как вы прикажете с вами разговаривать? Вы что-то знаете про этот сценарий? Вы знаете, кого можно снимать? Снимайте сами! Я не угрожаю, просто так будет лучше! Я придумал, очевидно, этот фильм по-другому, не так как вы. И я считаю, что вот эти артисты годятся на эти роли!
Я посмотрел на глобус… Про газету «Правда» я не сказал, но они помнили, конечно. Хесин вздохнул и сказал:
– Хорошо, снимайте, как хотите! Но мы вас предупреждали!
Когда они посмотрели фильм, то сказали:
– Ну… нет, мы не можем принять этот фильм… – пауза. – Мы вас предупреждали, не нужно было брать Даля. Советскому зрителю не нужен принц – положительный герой. Понимаете? Принц – положительный герой!
Я говорю:
– И что вы предлагаете?
– Знаете, что!.. Вы наймите Гердта, артиста Зиновия Гердта. Попросите написать закадровый текст, развенчивающий принца Флоризеля, и пусть он сам его прочитает. Может быть, так вы поправите картинку? А пока мы ее не принимаем!
Автор закадрового текста
Надо вам сказать, что я, оглушенный совершенно, оплеванный, уехал из Москвы и приехал в Ленинград. Три серии непринятого фильма. Это вся киностудия «Ленфильм» без зарплаты, это убытки студии на довольно большую сумму. И что с этим делать и как быть, я не знал!
Я приехал в субботу. Чтобы отдышаться у меня было два дня: суббота и воскресенье, прежде чем я приду, оплеванный, в киностудию «Ленфильм».
Так в субботу и в воскресенье я сидел дома на кухне, подперев щеку. У меня над столом висел репродуктор, и тут чей-то знакомый голос иронично так рассказывает. Кто же это говорит? Господи, это же Дмитриев! Я впервые услышал эту передачу, которая шла на Ленинградской городской трансляции и называлась «В легком жанре».
Вел ее Игорь Борисович Дмитриев. «Господи! – подумал я, – если и писать какой-то текст, то говорить этот текст должен Дмитриев, и от своего лица!» Важно было только начать. Я попросил жену стереть крошки со стола, взял несколько листов бумаги и сел писать закадровый текст, благо, фильм я знал наизусть и понимал, как и куда будут вставлены эти реплики. Первую фразу было никак не придумать, но потом она неожиданно возникла сама: «Про наши похождения с принцем в Лондоне пресса писала много чепухи и глупостей…» и дальше все по порядку до фразы: «И тут, вернемся…»
Фильм «Папа, мама, служанка и я» смотрели многие, но немногие помнили, какой там хороший закадровый текст от лица персонажа де Фюнеса:
– Это не я! Это наш племянник! Вот это я! – говорил де Фюнес.
– Нет, это не я! – говорил Дмитриев. – Это наш попугай Фери! Вот это я!
Я имел право на эту фразу, потому что Дмитриев был одет во все белое с золотом, с орденом на левой стороне, и все время красовался. Он был самовлюбленный, как попугай.
Этой фразой и тональностью был задан обертон всего фильма и всего закадрового текста. Дальше писалось проще.
– Ваше Высочество! – говорит Дмитриев.
– Нет, нет, мы в походных условиях, – отвечает Даль.
– Ваше Высочество, но обед?