Наши наблюдения планировок крестьянских усадеб сел и деревень северного Подмосковья отметили повторы вариантов, получивших типологические названия «брус», «кошель», «глаголь», с незначительными отклонениями от общих схем. Но уловим ли мы с вами разницу в облике народного жилища в Подмосковье на севере и на юге? Не искусственна ли наша схема деления по сторонам света? На это может дать ответ дорога.

К югу от Москвы

В Коломенском под холмом тяжело катила хмурные волны Москва-река. На противоположном берегу, где летом наливались силой капустные кочаны, бурели под тающим снегом обобранные кочерыжные комли. Новые дома победно наступали на остатки деревни Курьяново. И деревенские избы сторонились, стыдливо пряча свои ветхие фасады за голыми ветвями кустов сирени и жимолости. Старый мир исчезал также быстро, как таял первый снег от проблесков низкого солнца поздней осени.

И словно наперекор всему, стихиям и времени, над дымящейся лентой реки вознесся ввысь шатер монумента, воздвигнутого великим князем Василием III в честь рождения сына Ивана, будущего Иоанна Васильевича Грозного.

Кто из москвичей не бывал в Коломенском? Кто не поднимал голову, с замиранием сердца следя за бегом белокаменных гирлянд-гуртов по граням шатра?

Архитектурные памятники дворцового села Коломенского хранят память о временах Древней Руси. У их подножий раздавались крики гилевщиков Медного бунта. Их стены помнят пеструю вольницу Ивана Болотникова. Они видели «осьмое чудо света» — деревянный Коломенский дворец. Красавцы-великаны дубы, что тяжело раскинули сени крон возле домика Петра I, проездной башни Николо-Карельского монастыря и башни Братского острога, также помнят расписные терема хором Алексея Михайловича.

Велик был затейливый дворец, соответственно велика была его прислуга. Немалое число плотников, оставленных для нужд дворца, осело в дворцовых приселках, и до ныне сохранивших свои названия: Коломенское, Садовники, Дьяковское. Села Нагатина уже нет. На его месте выросли многоэтажные дома. Пробовали башни Нагатина двинуться ближе к заповедному месту, но их вовремя остановили. Нужна нам в нашей жизни непреходящая красота древнего Коломенского. Пусть, как и прежде, гордо стоит на крутом москворецком берегу вознесенный шатер храма, «строенного вверх на деревянное дело»,

Раньше, до появления новых жилых массивов на южной окраине Москвы, как-то не обращали внимания на коломенские приселки. А когда встал вопрос, быть ли им или уступить место новым микрорайонам, то диву дались, до чего же удивительными оказались эти села!

Нас поразили их размеры. Версты на две растянулась улица домов села Дьяковского. Огромную слободу образует квадрат улиц села Коломенского. Будто не в Москве мы, а заехали за тридевять земель. Идем по Штатной улице в селе Коломенском, а таблички на добротных избах смущают нас. То написано «Большая улица», то «Садовая». Все три названия на одной линии попадаются. Местные жители пожимают плечами: «Вроде Большая…»

А глаза разбегаются при виде замысловатых узоров про-пиловочной резьбы на наличниках с филенчатыми ставнями. Вот довольно искусно исполненная узорчатая светелка с четырьмя столбиками-ножками. Крыша дома от ветхости провисла, и ножки светелки смешно семенят на ветру. А вот и разряженный, как купчиха, пряничный домик-пятистенок.

Украшение домов разное, да и дома разнятся по типу, по образу, словно живые люди. Будьте только внимательными, примечая характерные приемы в стройке, отмеченной плотницким мастерством.

Дом-шестистенок под № 116 глядит на улицу, как и положено ему глядеть, шестью окнами. А три окна одной половины фасада не схожи с другой. Легко понять, что сени с крыльцом объединили под одну крышу два самостоятельных сруба. От более древней избы остались три окна с наличниками, которые украшены огромными солнцами, выполненными в старинной технике глухой резьбы. По углам завершил наличника, вам уже знакомой коруны (то есть, в просторечии, искаженное слово «корона»), расположены накладные подкрылки — напоминающие раскрытый веер дощечки. Больше украшений нет. Мастер ограничился солнечной резьбой, но исполнил ее так искусно, так тонко выявил лучи, что невольно долго стоишь перед наличником, разглядывая поделку.

Здесь мы обнаружили старый дом с табличкой на фасаде: «Суховы, 93».

Изба безвестных нам Суховых образует двухрядную связь с сохранившимся хозяйственным двором — наиболее древнюю из систем планировки замкнутой крестьянской усадьбы. Высокое крыльцо входа в избу располагается за воротами во дворе. Опять же примета замкнутости усадьбы, желание ее владельцев посидеть на крылечке без присмотра чужого ока. Может быть, Суховы были веселые и открытые люди и знать не знали о свойствах планировки своего владения? Да нет, если молодые не обращали внимания, так дед хорошо знал, ладя крыльцо на всякий случай подальше от улицы, на которой не в диковинку было встретить в стародавнее время загулявшего, а то и лихого человека.

Поднимаемся по еще крепким ступеням крыльца и входим в сумрак сеней. Направо вырисовывается заколоченная Дверь в зимнюю половину, то есть основное жилое помещение с русской печью. Налево дверь открыта в холодную, летнюю часть. Венцы бревен в зимнем срубе выглядят постарше. Кровля избы явно переделана позднее на стропильную, До того чужим выглядит зашитый досками фронтон с небольшим выносом крыши.

Торцы сруба прячутся под широкими досками с незатейливым, но исполненным опытной рукой глухим узором. 'Ревна в венцах избы отпиливались при подгонке, оттого-то и необходимо было прикрыть «остатки» по углам, как наиболее уязвимое место при непогоде.

И конечно, на наличниках сияют солнца с подкрылками-четвертями солнц по углам коруны. Как бы ни ставил свою усадьбу коломенский крестьянин-огородник, снабжавший овощами старую Москву, снабжающий в меру сил столицу и сегодня, он не забывал выдолбить на красном месте своей избы солнышко. Народным символом становилось языческое солнце — Ярило. В пору ли житейского неблагополучия, мора и лихолетья, светило оно в мечтах и наяву, согревая душу, оставляя надежду на лучшую долю.