Дальше - больше. Помнишь, что было, когда он взбрыкнул? Попытался заставить ее с собой считаться?
Изабелла была готова провалиться сквозь землю, но земля не проваливалась.
- Она запретила ему видеться с детьми! - повысила голос сеньора Стефания. Изабелла поняла, сей факт возмущал ее особенно. И не только ее, далеко не только ее. - Она держала его за карманного бухгалтера, делающего грязную работу, но когда не нужен, мирно сидящего в кармане в режиме ожидания. Недостойного даже того, чтобы видеться с детьми. Собственными детьми! Которых она родила от него, а не от какого-то постороннего аристократа!
Дети, Изабелла! Как назвать человека, использующего для шантажа собственных детей?
Бэль поняла такую резкую реакцию этой женщины. Ей было все равно на ее славу и "приключения", обсуждавшиеся в свое время в сетях. Ей было все равно, что она - аристократка, и даже принцесса. Всё это затмевало то, что она - дочь своей матери, Леи Веласкес, которую презирала и люто ненавидела. И девушка не знала, что можно сказать в оправдание, в защиту. Ибо все, что сеньора Стефания говорила, было именно так.
- Ты неплохая девушка, - усмехнулась хозяйка, сверкнув глазами, подводя итог своей речи. - Но я не хочу такую судьбу для своего сына. Он - не сеньор Серхио, он не выдержит такого.
- Но я не... - Изабелла почувствовала, что по щекам текут горячие влажные капли, а глаза щиплет.
- Ты - нет, - кивнула женщина. - Ты - не она, да. Но она, - она указала пальцем в потолок, - она! И ты ничего не сможешь сделать против нее.
- Я буду бороться! - воскликнула Бэль. По щекам текло два ручья. - Я смогу убедить, что Хуан - хороший! Чтобы она приняла его!
- Хорошо, допустим. Подчеркну, допустим, не факт, что она пойдет у тебя на поводу. А как же аристократия? Как же эта гнилая прослойка общества, к которой вы принадлежите? Как они отнесутся к Хуану, и что за этим последует? Сможешь ли ты защитить его от них? Всех них?
Нет, не сможешь! - словно выплюнула сеньора Стефания. - Как бы ты его ни любила, на него, сына проститутки и быдло из быдл, начнется охота. Травля. И какой бы он ни был талантливый, какой бы ни был одаренный, он не сможет ничего им доказать.
Его сотрут в порошок, ваше высочество. Уничтожат морально. Он будет драться, до последнего, поставит на кон все, но проиграет, ибо у него изначально не будет шансов. Поверь, я знаю своего мальчика, знаю, что говорю. Это раздавит его. Он не сможет жить в унижении, подстроившись, как твой отец. Он не из таких. А значит...
Что "значит" сеньора Стефания не сказала. Но это и не требовалось.
- И все это, - грустно выдавила она, - только если твоя мать его примет и защитит. Что, зная ее, под большим вопросом.
Но и это еще не все. - Она не закончила. - А что произойдет, если ты поддашься, поверишь сплетням, распускаемым знатью и оттолкнешь его? Что с ним будет в этом случае?
А если ты его разлюбишь?
Пауза.
- У него не будет обратной дороги, пойми. Это один раз и навсегда. Как и у твоего отца. Но повторюсь, он - не сеньор Серхио, он так не сможет.
Вздох.
- Я - мать. Ты - мать будущая. Ты ведь станешь ею, рано или поздно. Так пойми меня правильно, как мать - мать. Я не против тебя. Я просто желаю добра своему ребенку.
Не ищи его. Оставь в покое. Откажись. Если любишь.
- Ты понравилась ему, не буду скрывать, - оговорилась она. - Но есть вещи, которые выше нас, выше всего этого. Дай моему сыну жить своей жизнью, не калечь его. Оставь свой мир себе, а ему - его.
- Это все, что я хочу сказать, ваше высочество. Прости меня, если задела, но думаю, мы должны быть честны друг с другом, не так ли?
Бэль промолчала.
- Прощай.
- Прощайте, сеньора... - Она кивнула и встала. Не чувствуя ног добралась до двери, где ее встретила бледная, как мел, Лана, которая и помогла обуться. Уже выходя, чувствуя взгляд сеньоры Стефании за спиной, она обернулась:
- Может, все же скажете, где он?
Та покачала головой.
- Зачем? С ним все в порядке. Он в безопасности.
- Я хочу с ним встретиться. Несмотря ни на что.
- Хорошо, встретитесь, - пожала та плечами. - А что потом?
И сама же продолжила:
- А потом начнется ваш роман, это безумие, которое не остановит и "Экспресс любви" на полном ходу. И все случится ровно так, как я тебе сказала.
Ты не сможешь защитить его. Ваша семья не сможет защитить его. Никто этого не сможет. Особенно твоя мать.
Ты уже взрослая девочка, Изабелла. И все понимаешь. Так сделай последний шаг - отпусти его. Отпусти, если на самом деле любишь. Откажись. Этим ты спасешь его. Спасешь на самом деле, даже если он не узнает.
Бэль хотела сказать что-то в ответ, но вновь почувствовала предательскую влагу на глазах и быстрее пули выскочила за дверь.
Она неслась по лестнице, как угорелая, перепрыгивая через несколько ступенек, и успела добежать до машины. И только там, уткнувшись в подушку кресла, разревелась.
Она рыдала так, как не рыдала никогда. Это была боль: сплошная боль, без конца и края. Счастье, мечта, к которой столько стремилась, оказалась фикцией, химерой.
Да, она может найти Хуана. Может надавить на отца, тот откроет его местонахождение. Но действительно, что будет после этого?
Они могут принять Хуана, как ее любовника. Партнера по танцам или еще кого-то, в свое время она сочинила много сценариев, как вытащить его наверх. Но "партнер по танцам", с которым она спит, и муж, спутник жизни - совершенно разные вещи.
И отец, и тем более мать горой встанут против. И она, действительно, совершенно ничего не сможет им противопоставить. Она - никто, и слава богу, что хоть это недавно поняла.
А Хуан... Сеньора Стефания права, он не сможет терпеть обиды. Во всяком случае, тот Хуан, которого она помнит. Этот юный бандит Кампос - наглядный пример; он дрался с ним, бился не на жизнь, а на смерть, и вышел победителем. Так же будет драться и с любым другим противником, из любого другого круга.
Но одного этого недостаточно. Их миры слишком разные, чтобы победить ЗДЕСЬ.
Это будет конец, финиш. Финиш ЕЕ Хуана, которого погубит она, и только она. А другой, отчаявшийся и сломленный, ей не нужен. И виновата во всем будет взбалмошная девчонка по имени Изабелла Веласкес.
Слезы хлынули вновь. Она не чувствовала, как уткнулась в заботливое твердое плечо, как ее обняла рука в доспехе. Как ладонь со скинутой латной перчаткой принялась нежно гладить по волосам. Как мягкий голос что-то говорил медленным речитативом, похожим на колыбельную песню. Ей было плохо. Так плохо еще не было никогда. И вряд ли когда-нибудь будет.
Ибо это должно быть ее решение. Не его, не мамы, не отца и не сеньоры Стефании. И она примет его - должна принять. Вот выплакается и примет, благо, до дворца ехать далеко. И забудет. Всё-всё забудет!
Потому, что любит.
* * *
Из объятий Морфея меня вывела тряска. Будто землетрясение какое, или болтанка при взлете орбитального челнока.
- Хуан! Хуа-ан!!! Проснись!!!
В голосе паника. Я подскочил, входя в боевой режим, готовый ко всему...
...Но тут же опал. Перед кроватью нашего гостиничного номера на стуле, закинув ногу на ногу, сидела Катарина. Вся из себя, в парадном кителе, волосы накручены и уложены. Глаза довольно сверкают, на губах улыбка сытой кошки.
- Хуан, кто это?! - прошептала Марина, надвигая одеяло до подбородка. Кажется, она была на грани истерики.
Я подбадривающее улыбнулся.
- Свои, не дрейфь.
- Что значит, свои? - хлопнула она глазами - Ты ее знаешь? Это твоя знакомая?
- Да, знакомая. - Я устало упал назад на кровать. Потянулся. - Катюша, ты чего приперлась?
- Грубо, Чико, - бесстрастным голосом проговорила та. - Дерзишь старшим. Нехорошо!