Еще одна загадка ждала меня на выходе. Стояла и пыхтела, понимая, что "спорола косяк", но сама себе не желающая в этом признаваться. Иначе говоря, она отчаянно пыталась найти себе оправдание, чего я не мог позволить ей сделать по тактическим соображениям. Но только открыл рот, как она огорошила:

  - Ты в порядке?

  И оглядела таими заботливыми глазами...

  Судя по взгляду, она действительно беспокоилась, что бы там ни произошло у нее с Катюшей и между нами наверху. Я несколько раз хапнул ртом воздух, злость куда-то пропала.

  Мальчишка! Сущий мальчишка! Полгода в женской обители, а каким был, таким и остался! Захотелось выругаться.

  - Почти. Жан, как это называется? Что ты себе позволяешь?

  Голос мой звучал совсем не грозно. Ей осталось только "виновато" опустить глазки в землю, чтобы довершить разгром.

  - Извини, сорвалась, - выдавила она, после чего красочно хлопнула ресницами. Все аргументы застряли в горле. А что тут скажешь?

  - Но и ты меня пойми, - продолжила она, чтоб поддержать баланс, не перегнуть палку. - Когда тебе говорят: "Пойди туда, не знаю, куда, приведи то, не знаю что, в каком бы состоянии оно ни было"... Да еще когда у тебя первый за две недели полноценный выходной...

  - Что, прямо из-под мальчика вытащили? - ехидно оскалился я, возвращая самообладание. Покраснела она только для вида.

  - Ты же понимаешь, мы теперь хранители, выходных почти не бывает. Бесконечные вызовы, усиления...

  Я понимал. Хранители - тоже люди, и у них своя цена за льготы и повышенное жалование.

  Посчитав инцидент исчерпанным, взял ее под руку и повел вперед, по улице, куда глаза глядят. В караулящую нас машину сесть всегда успеем, пока же стоит просто прогуляться, проветриться, и заодно кое-что прояснить.

  - К чему такая спешка? Соглашусь, из диаспоры абы кого не пошлешь, но кончить-то вам дать могли?! - усмехнулся я. - Куда мне деться-то до утра? Что за спецзадание такое?

  - Ты хоть понял, где находился? - скривились ее губы в горькой усмешке, а в голосе проступили нотки недовольства. Недовольства не самой умной сеньоры, не считающей себя гением, увидевшей вдруг тупость, по сравнению с которой она сама - верх гениальности.

  - Ну, как бы да, - пожал я плечами, сбитый с толку.

  - "Как бы"? - поддела она.

  - После твоих слов не рискую говорить со стопроцентной вероятностью. Ну, так в чем дело?

  - Они - националисты, - мрачно выдавила она.

  - Покажи мне в Альфе хоть одного русского с обратной стороны, который не был бы националистом? - парировал я. - Мы ведь тоже с тобой националисты, просто крайне умеренные. Потому, что умные. А они хоть и не настолько умные, но и не агрессивные. Так, песенки поют...

  - "Песенки поют"! - перекривила она, губы ее презрительно скривились. - Они все на учете, Хуан! Все "не настолько умные", даже тихие! Любой, мечтающий об отделение сектора, или просто о большей автономии - враг режима. Любой, "поющий песенки" о свободе и патриотизме на чужом языке - подстрекатель. И режим борется с ними, как с врагами и подстрекателями. Это хорошо отлаженная репрессивная машина, ни дай бог попасть в ее жернова. И ты чуть не попал.

  Я обалдело покачал головой. Впервые сталкивался с подобным вопросом, оттого многого недопонимал.

  - Но почему сразу "враги", Жанн? Они же мирные ребята! Ну, пошумят у себя на кухне, что с того? Таких ведь миллионы!

  - Вот именно, Ванюша, - усмехнулась она. - Этих - мало, несколько десятков. Но всего их - миллионы. Чувствуешь количественную разницу?

  - Там тридцать миллионов человек, Хуан, - продолжила она разжевывать, видя, что я не в лучшем состоянии для мыследеятельности. - Почти треть населения планеты. И почти четверть промышленных мощностей, в том числе оборонных. И еще десять миллионов раскидано по латинскому сектору, "пятая колонна". Плюс те, кто служит в армии - таких, выходцев из сектора, уйма, и они вооружены. И если рванет - всей планете мало не покажется. Крови прольется столько, что жуть.

  Потому они не могут рисковать, вынуждены гонять даже "тихих" и "совсем не агрессивных", дабы случайно не пропустить среди них "буйных", могущих натворить нехороших дел. У них нет иного выхода, пойми.

  Я понимал. Но с пресловутым "как бы".

  - Ладно, соглашусь, наблюдают. - И что? Это ж не митинг на площади Независимости! Причем тут я? Если Катюша думает, что они могут совратить меня своими идеями, переманить на свою сторону...

  - Да разве в этом дело? - воскликнула она. - Хуан, там стукачи! Они занесут тебя в базы данных этой надзирающей машины, которые даже Лея не сможет отредактировать - слишком большой геморрой. Машина работает, и такое вмешательство королевы вызовет закономерный интерес некоторых заинтересованных личностей, которые спросят себя: "А зачем это ее величество удалила данные о принадлежности своего протеже к радикальным националистам?"

  Если же не удалит, возникнут иные вопросы о твоей к ним принадлежности, но только позже. И это время настанет гораздо раньше, чем кажется, просто поверь мне, как старшей. Жизнь - быстрая штука, особенно обучение. След в любом случае останется на всю жизнь.

  Я вновь покачал головой. М-да, об этом я не думал.

  - Кто именно стукач, известно?

  Она отрицательно покачала головой.

  - Ни кто, ни сколько их. Известно только, что есть. Имеются наметки?

  Я кивнул. Да, наметки были. И "этих козлов" мне стало немножечко жалко. Хорошие ребята, не заслужили такого отношения со стороны двуличной мрази в юбке. Двуличной, ибо такие как правило работают за идею, а не за деньги. Но сделать я ничего не мог - и так достаточно засветился.

  Жанка улыбнулась и подбадривающее похлопала по плечу.

  - Вот видишь! Ну что, не злишься? Что я так...?

  - А на тебя разве можно злиться? - Я засмеялся, но смех получился какой-то хриплый. - Но на всякий случай, слушай свои ошибки. Первое, когда ты вошла...

  И я пустился в пошаговое пояснение ее действий, давая полную раскладку с точки зрения заветов всех сеньор, обучавших меня женской психологии. Неожиданно поймал себя на мысли, а правда, если попаду в базы данных, кто и как со временем сможет этим воспользоваться? Хотя, это преждевременные раздумья, думать надо о "сейчас", а не о "завтра".

  Видимо, эту мысль разделяла и Жанка, причем независимо ни от меня, ни от сеньоры де ла Фуэнте, вряд ли потратившей время на подробный инструктаж, как и о чем со мной нужно разговаривать. В Жанкином варианте ценность в импровизации, с нею домашние заготовки не сработают, а вставить мне по первое число она планировала и сама, без всяких сеньор свыше.

  - Хуан, можно тебя вытянуть на откровенный разговор? - Лицо ее посерело, вытянулось, глаза опасно сузились.

  - В чем же его откровенность? - усмехнулся я.

  - В аргументах. Буду говорить обидные вещи.

  - Валяй.

  - Ты это... - Под моим веселым взглядом она сбилась. Я засчитал себе очко. Но быстро нашлась, коротко сформулировав:

  - Достал ты всех уже, добрый молодец! Хуже горькой редьки! Ведешь себя как маленький, даже нам стыдно!

  - Озвучь последнее высказывание поподробнее, пожалуйста, - попросил я, раздумывая над уровнем ее осведомленности относительно проводимой операции. Видимо, все-таки импровизация, не заготовка Лока Идальги. Но с другой стороны, не зря в народе говорят: "Если у вас нет паранойи, это не значит, что они за вами не наблюдают".

  - Хм...Хуан, ты сам должен понимать. Ну, завалил того типа. Да, соглашусь, полгода подготовки перед первым убийством маловато, только-только КМБ закончил. Нас два года натаскивают, а тебя вот так, с корабля на бал...

  - ...Но он был подонком! - закричала она, отстранившись. - Подонком, понимаешь? Он заслужил! И не стоит того, чтоб столько убиваться, трястись и страдать, что, дескать, "человека убил"! Не человек он, и свое заслужил! Хватит хандрить, Хуан, это просто смешно!