Они шли, взявшись за руки, направляясь к засыпавшему городку. Под ногами шелестела высокая трава, слышался стрекот сверчка. Издали было видно, как светятся окошки в крайних домах, тянуло запахом свежего хлеба. Значит пекарь — Большой Иван уже приступил к своей ночной работе.

Кто из них первый заметил группу людей, движущихся к городу, трудно сказать. Марица остановилась, удержав малышку, а та воскликнула:

— Смотри! Стая людей идет! Кто это, Марица?

— Это же не птицы, глупышка, — машинально ответила девушка, вглядываясь в фигуры людей и лошадей, — стаями только птицы летают. Давай постоим здесь. Видишь, как дуб и эти березки хорошо нас скрывают. Они как раз мимо пройдут, а мы посмотрим. Знаю, что любопытная, не отвяжешься, а так хоть безопасно. Только ты уж помалкивай. Не стоит привлекать их внимание. Мало ли кто в такой поздний час идти может.

— Смотри — впереди конь, — прошептала девочка, — а на нем всадник и девушка, прямо как на твоем рисунке… Может это принц? Ой, погляди — это же Митроха к ним бежит. Терпеть его не могу! Такой вредный.

— Вижу, Тинка.

Марица с удивлением разглядывала незнакомцев. Всадник впереди — на великолепном вороном аргамаке, действительно вез девушку. Остальные шли пешком и являли собой очень живописную картину. Среди них выделялось несколько воинов, вооруженных до зубов и ощутимо опасных. Тяжело груженый мул, раненый на носилках, подвешенных между двух лошадей, монах в длинной рясе — все говорило о том, что совсем недавно что-то с ними приключилось.

Кони, которые несли носилки сразу привлекли внимание Марицы. Она с восхищением рассматривала белоснежного красавца, идущего в паре с гнедым. И хотя гнедой тоже был неплох, белый — отличался поистине королевскими статями. Такого чистого белого окраса девушка никогда не встречала. Это был редкий конь. О таких часто говорится в легендах, которые так любят Тина, где белых лошадей наделяют даже магической силой. Говорят, такой был у императора… Красавец! Марице очень захотелось рассмотреть его поближе.

Да и узнать бы, откуда они все, только не подойдешь просто так, не спросишь. Вон как этот поваренок из таверны Куцего, поговорил с высоким воином, который выделялся чем-то незаметным, может осанкой, может манерой держаться, но Марица сразу поняла — главный — он. Широкоплечий и стройный, с тонкой талией, перехваченной черным с серебром поясом, с мальчишкой он говорил недолго, тот еще потоптался возле отряда, оглядывая всех быстрым взглядом, и обратно побежал. Наверное, хозяин послал узнать.

Понятно, что все они в замок направляются. А дорога как раз мимо этого столетнего дуба вьется. Когда подошли уже близко совсем, Марица шагнула глубже в тень, увлекая за собой девчушку. И дыхание затаила. Тинка тоже притихла.

Дуб рос совсем рядом с дорогой, и девушке казалось, что она даже дыхание людей слышит. Конь всхрапнул, почуяв их, но никто внимания не обратил. Да и понятно, видно, что давно идут, устали. Марица обрадовалась было этому, но рано, как оказалось. Потому что как раз поравнялся с ее укрытием тот самый воин, со светлым чубом, выбивающимся из-под шапки. Он повернул вдруг голову, и девушке показалось, что прямо на нее смотрит, хоть и уверена была, что листва надежно их скрывает. Пристальный взгляд его синих глаз казалось целую вечность не отрывался от их укрытия и только когда они прошли мимо, Марица глубоко вздохнула и поняла, что даже не дышала. Смешно ей стало, что повела себя так — как глупая девчонка. Понятно, Тинка, а ей-то вот так стоять и подглядывать… Марица покачала головой, обняла малышку за плечи, спросила:

— Ну, понравилось? Пойдем скорее, тогда. К ужину мы, конечно, опоздали, но знаю, как тебе не терпится всем про этих людей рассказать. Глядишь, и подобреет тетка Клава и угостит чем-нибудь, если расскажешь красиво.

Девчушка бежала рядом вприпрыжку, и то и дело вспоминала:

— А мальчишку видела, он мула вел в поводу? Правда, на нашего Трофимку похож? А видела, какой смешной дядька рядом с мулом шагал, с бородкой, как у козлика нашего?

Марица слушала ее болтовню вполуха, знала, что ответов не ждет. Удивлялась только, как она-то всего этого не заметила. А ведь ее наблюдательности многие завидовали. Наверное, оттого, что воин их почувствовал. Какое же чутье у него — звериное! Пришлось признаться себе, что испугалась она немножко этого стального взгляда. С чего бы!?

До двора их оставалось еще несколько десятков метров, когда Тинка не удержалась, побежала быстрей, к открытой калитке. Не терпелось ей рассказать все.

Марица посмотрела вверх, небо уже усыпанное звездами казалось и близким и одновременно далеким. Вспомнилось детство почему-то. И немножко было жаль, что выросла она, и не может быть как Тина — такой же беззаботной. И чуть тревожно на душе стало. Не просто же так эти люди им повстречались. Видно ждут их теперь какие-то перемены. А хорошо это, плохо ли, только время покажет.

Адам шагал по странно пустой главной улице городка. Из-за плотно закрытых ставень пробивался тусклый свет, в гулкой тишине раздавалось лишь звонкое цоканье копыт их коней. Только собаки дружной стаей носились вокруг, азартно облаивая путешественников. То один, то другой кудлатый зверь наскакивал из придорожных кустов, норовя ухватить людей за ноги, и зло скаля зубы. И отлетал, стоило лишь махнуть плетью.

'Да, не ласково встречает нас городишко, людей нет, собаки подняли лай до небес…' думал Адам, упорно продолжая идти вперед.

Шлоссенберг, который после своей владетельно-величавой фразы о замке Чернагора приосанился и будто забыл об усталости, снова сник. Борут прекрасно понимал, что графу так хотелось въехать в городок героем вместе со спасенной им прекрасной девой и вот…

Подъехав к нему вплотную чуть виновато улыбнувшись, прокричал:

— Извините, князь, вот уж не думал о такой, — выделил он особо последнее слово, — встрече, но все же, надеюсь, в замке нас ожидает иной прием.

— Не переживайте, граф, все еще будет. И все же нас встречают, да еще каким концертом, — он весело подмигнул графу.

Улица тянулась долго. Каменные глухие стены, тяжелые калитки с медными, витыми ручками, ставни на узких окнах второго этажа, черепичные крыши и высокие почерневшие от сажи трубы. Адам внимательно рассматривал желтовато-серые, напоминающие крепости, здания.

От ощущения чужого, недоброго взгляда по спине пробегал холодок, идти под прицелом, пусть и не видимом, многих ружей… а вдруг у кого рука дрогнет? Вот и шли русины спокойно и без лишних движений.

Дойдя до одиноко стоящей церкви, выглядящей запустело и неухожено Адам остановился. Покосившийся православный крест на высокой колокольне, облезлая краска на дверях — верные знаки отсутствия заботы.

Встав перед потрескавшимся каменным крыльцом церкви, князь снял шапку и, опустившись на одно колено перекрестился. Если Бог услышит его молитвы, именно здесь он обретет свой дом. Но пока это лишь смутные мечты. Вставая, он заметил, что не только друзья последовали его примеру, но и мастеровые. Монах же подняв голову к кресту смотрел так сосредоточенно, и в то же время радостно, что было ясно — он возносит творцу благодарность. У Адама потеплело на душе. Он снова надел шапку и, подождав остальных, пошел дальше. Людвиг, успевший отъехать вперед, развернул коня и спросил о причине задержки.

— Все в порядке, граф, — ответил Адам, и так странно посмотрел на него, что Шлоссенберг не решился продолжать расспросы и вновь повернул коня к горной дороге, в которую плавно переходила главная улица.

На выходе из городка стояла таверна, двери которой на удивление тоже оказались закрыты.

'Что ж, значит, и в самом деле графа здесь не ждут. Засели по домам и смотрят, кто пожаловал, наверняка еще и мушкеты при себе держат… Такую встречу для своего господина устроили, а зря, он им это припомнит… Но ведь и понятно. Кто Шлоссенберг для них? Сын захватчика, обманом занявшего древний замок, да еще и гет, а не венд…'.