Сорвалось! А вернее, подфартило. Страховой агент Фима, ответственный квартирный и подвальный съемщик, рекомендовал бедолагу Бернацкого на службу к серьезному боссу Семену Фридману на должность «принеси-подай». Стал Алик шофером и домохозяйкой при солидном человеке. Возил всяческие непонятные грузы туда-сюда по Нью-Йорку, в соседние штаты, передавал «вэны»[9] с автоматами Калашникова китайского производства покупателям у въездов в трюмы кораблей на ночных причалах и в то же время мирно стряпал на просторной кухне Фридмана, сидел на телефоне, дозваниваясь абонентам хозяина, пылесосил ковры и натирал паркетный пол…

Исходя из интересов дела, Фридман предоставил Алику бесплатно подвал в своем доме, и тот, расцеловав благодетеля Фиму, отбыл на новое место обитания.

Две тысячи долларов в месяц наличными, дармовое жилье, о чем более и мечтать? В родной Свердловск Бернацкий ехать уже не хотел.

– Да и чего делать в дыре этой? – рассуждал он высокомерно.

ПАРТНЕРЫ

Прибыл Дробызгалов в горячий момент: Мордашка провожал «пассажиров», то бишь покупателей.

Трое темнолицых людей – не то туркмены, не то узбеки – уволакивали коробки с аппаратурой: два телевизора, видеодеку, игровой компьютер и «балалайку» – так имено– вался кассетный магнитофон.

Помогал им Шарнир – шестерка Мордашки, отлавливающий клиентов у комиссионного магазина и поставляющий за оговоренный процент покупателей патрону.

На случай последующих заказов Мордашка отдал покупателям свои визитные карточки мелованной бумаги, где его социальный статус обозначался правдиво: «сторож». Но и двусмысленно…

Проводив Шарнира и «пассажиров», прошли в комнату. На столе – пачки денег.

– Ничего себе… – оценил Дробызгалов.

– Да так, – отмахнулся Мордашка. – Навара две штуки с хвостиком. Ударчик.

– Поделись, – проронил Дробызгалов.

– Не, – ухмыльнулся Мордашка. – Это из моих сребреников иудиных… Кровное.

– Так, – произнес Дробызгалов, оглядывая заставленную коробками гостиную. – А я к тебе с тухлыми новостями, Мишель.

– Иного и не ожидаю, – рассеянно отозвался Мордашка, ссыпая деньги в полиэтиленовый пакет.

– В общем… конец нам, – сказал Дробызгалов. – Обоим.

– Чего? – посерьезнел Мордашка.

– Дело с Грушей и гоп-компанией его прокуратура крутит.

Ну, а по показаниям ты в деле, прокурор настроен непримиримо…

– Хрена себе! – воскликнул Мордашка. – Вы ж меня сами…

– А им плевать, – резко оборвал его Дробызгалов. – Давлю на шефа, а он с прокуратурой ссориться не желает… Да и тебя шеф не очень-то жалует. Зажрался, говорит. Пусть посидит на баланде.

– Так какого я на вас пашу…

– А такого! – Дробызгалов ощерился. – Если бы не работал на нас, давно бы куковал. А так – влепят по минимуму.

– Как это влепят! – изумился Мордашка. – Как это?… Да я… я… заявление прокурору, а если до суда дойдет, то и…

– Какое еще заявление? – сморщился Дробызгалов. – Ты чего?

Из тебя кисель сварят… На тебя всех волков спустят… Не ты первый! Молчать будешь и кивать, ясно? А пожалуешься… чего ж?

Шеф открестится: не знаю, не ведаю, ложь. Ты что, офицер органов? Так, стукачок. И сам про то ведаешь. Ну, а вякнешь – раскрутят на полную катушку. На тебя оперданных – тонны бумаги.

– И… никак ничего?… – Голос Мордашки дрогнул.

– Главное – мне хана, – сказал Дробызгалов. – Из-за тебя.

Провалил, не обеспечил, то-се… Чепе по нашим установкам. Пишу рапорт и – на улицу. Но, в отличие от тебя, барыги, денег у меня – ноль. Могу, конечно, в спекулянты, но тогда – ты еще первые к рзачи не стопчешь, а я уже к тебе в соседи по нарам оформляться приеду… Мне такой роскоши не позволят. Мне только честно прозябать. В дворниках. Такова жизнь, милый друг, как утверждал Ги де Мопассан. – Дробызгалов говорил, сам же наливаясь злобой отчаянием.

– Слушай, а может, заплатим? Шефу твоему, прокурору… а?

Договоришься?

Дробызгалов вспомнил прокурора с гладенькими щечками и мерным голосом, замороженные глаза полковника… Хохотнул. А после, едва ли не с ужасом чувствуя, что не в состоянии остановиться, безудержно, с сиплым надрывом рассмеялся…

Мордашка схватил его за горло, сдавил… Дробызгалов вцепился в его руки, а тот душил, душил…

Захрипел Дробызгалов от перепуга, и – отпустила истерика.

Аверин отбросил его в кресло.

– Нервы, мент, – сказал безучастно. – Уйми нервы.

– Взятки… они не возьмут. – Дробызгалов с натугой откашлялся. – Такие козлы…

– Ну и делать чего?

– Есть выход, – сказал Дробызгалов. – Они тоже у нас на крючке. Фридмана сейчас они крутят… А раскрутить не могут. А потому крепко на тебя и на меня рассчитывают. За бугор он намылился…

– Знаю. Но при чем я здесь? Или ты?…

– Цепь простая. Фридман – Мордашка. Мордашка – Марина. А

Фридман на вывоз ценные бриллианты закупил. На все бабки. Он же у цеховиков в банкирах ходил, там, может, одних долларов на десятки миллионов…

– Не выйдет номер. – Мордашка открыл бар, механически приложился к початой бутылке ликера. – Он все вывезет. И не засечете. Он хитрый какой, знаешь? И с блатными, и с вашими завязан – да так, что особый отдел не подкопается… Мафия!

Вывезет! И чистым свалит. К ближайшим родственникам, чинно-благородно, воссоединение семей… Ладно, допустим: узнаю вдруг я, где его брюлики. И чего? Вам их передаю в торжественной обстановке? Да меня же за такой презент вмиг удушат. Не на воле, значит, в тюряге. А коли туда мне путь так и так лежит…

– Слушай, – перебил Дробызгалов, – а… сеструха?

– Вопрос кстати, – кивнул Мордашка. – У них на днях разбор с Фридманом был. Катастрофа. Пронюхал он про сеструху.

Плакалась мне вчера. Она же девка с мозгами, любовь закрутила прямо-таки по сценарию фильма для целомудренных деток: чтобы все на уровне воздыханий и невинных поцелуев, а уж половой акт

– после свадьбы и титров. Крутила динамо – будь-будь! Ну Фридман бродил вокруг, облизывался, пылал изнутри… И подарки ей, и брюлики в уши, на пальчики, и виды на Штаты… А тут кто-то и стукнул… Привет! Провал спектакля, занавес стремительно спущен.

– Вот… как, – только-то и произнес Дробызгалов.

– Ага, – подтвердил Мордашка лениво. – А насчет капитальца его она тоже по-моему, интересовалась… Но хрен чего узнала.

Только однажды по пьянке шепнул ей, что система у него глухая… Никому не добраться. Думаешь, не ведает он, что его вынюхивают? Ведает. Одна охрана его чего стоит!

– У тебя, если посчитать, не так и густо, не Ротшильд, – произнес Дробызгалов невпопад, – у меня круглый ноль, а Маринка тоже не из клана Дукакисов… Так ведь? Я на улицу, ты в зону, а ей по постелям валяться – все наши перспективы. Но, пока мы втроем, мы – сила. Вынем из Фридмана брюлики, сделаем все на уровне, вот и задел. А с заделом… сам понимаешь. Живи и живи.

Ты выйдешь и – фьють в другой город, от нас, милицейских, подальше, я подскажу – куда… А Маринка с твердой валютой на руках договорится с каким-нибудь бедным америкашкой, чтобы увез ее. Выкопает немного из-под камня, вот и замужество. А там – пара лимонов по минимуму, верь, товарищ! И я могу невесту купить, и ты…

– Болтаешь… – отвернулся Мордашка с раздражением. – Чего ты из него вынешь, из Фридмана, кроме дерьма? Ну, вынул даже…

Знаешь, какие разборы начнутся? Тушите свет. От меня и тебя ничего не останется. Слизь кровавая. Никакая ментовка не защитит! Никто не защитит! Ни контора, ни армия! Если в заместители президента только наняться, чтобы за броней и за автоматами жить… Но туда – невпротык. А если и попадешь, тогда фридмановские дела вроде без надобности… хе. Там денег эшелонами прут, причем – без особенного риска.

– Единственный выход, – произнес Дробызгалов тупо.

– Да как, как?! – взвинтился Мордашка. – Проследить: где, чего, и тайно изъять? Не вышло и не выйдет. Прижать его?