Но тут эта философская и критическая софистика по сути признает свою несостоятельность. Гипотеза обмана не объясняет такого важного явления, как христианство даже того времени. Чем больше и постояннее обман, тем загадочнее и необъяснимее он должен представляться рассудку.

Златоуст делает справедливое замечание о том, что Цельс свидетельствует в пользу древности апостольских произведений. Этот языческий противник христианства, живший почти одновременно со святым Иоанном, сам того не желая, вкратце пересказывает нам историю Христа, описанную в Евангелиях, тем самым предоставляя нам мощное оружие против современных неверующих, желающих представить эту историю как более позднее изобретение. «Я знаю все, — говорит он, — у нас есть сведения об этом из ваших собственных книг, и нам не надо другого свидетельства; вы убиваете себя своим собственным мечом». Цельс ссылается на евангелия от Матфея, Луки и Иоанна и в целом делает около восьмидесяти ссылок на Новый Завет или цитат из него. Он отмечает, что Христос был рожден от девы в маленьком городке Иудеи, упоминает о поклонении мудрецов с Востока, об избиении младенцев по приказу Ирода, о бегстве в Египет, где Христос предположительно научился магическим заклинаниям, о Его жизни в Назарете, Его крещении и сошествии Святого Духа в образе голубя и гласе с небес, об избрании учеников, о Его дружбе с мытарями и другими презренными людьми, о том, как Он якобы исцелял хромых и слепых и воскрешал мертвых, о предательстве Иуды, об отречении Петра, об основных обстоятельствах истории страстей и распятия, а также о воскресении Христа[101].

Действительно, он искажает или неправильно истолковывает большинство из этих фактов; но, по его собственным словам, христиане в целом верили в них, и так было всегда. Он упоминает некоторые из основных христианских учений, о частных собраниях христиан для поклонения, о служении пресвитеров. Он не говорит о тяжких обвинениях в разврате, которые, вероятно, он сам считал абсурдными и невероятными.

В виду всего этого мы можем здесь, вместе с Ларднером, упомянуть загадку Самсона: «Из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое»[102].

§33. Лукиан

Издания трудов Лукиана: Hemsterhuis и Reiz (1743 sqq.), Jacobitz (1836–39), Dindorf (1840 и 1858), Bekker (1853), Franc. Frizsche (1860-'69). Приписываемый Лукиану диалог Philopatris (φιλόπατρις, любящий одну страну, патриот), в котором христиане высмеиваются и осуждаются как враги Римской империи, относится к гораздо более позднему периоду — вероятно, к правлению Юлиана Отступника (363). См. Gesner: De aetate et auctore Philopatridis, Jen. 1714.

Jacob: Charakteristik Lucians. Hamburg 1822.

G. Bernays: Lucian und die Cyniker. Berlin 1879.

См. также Keim: Celsus, 143–151; Ed. Zeller: Alexander und Peregrinus, in the «Deutsche Rundschau», Jan. 1877; Henry Cotterill: Peregrinus Proteus (Edinb. 1879); Ad. Harnack in Herzog (ed. II), VIII. 772–779; и список литературы к §28.

В тот же период риторик Лукиан (родился в Самосате, в Сирии, около 120 г., умер в Египте или Греции до 200 г.), Вольтер греческой литературы, атаковал христианскую религию с тем же легким оружием остроумия и насмешки, с которым в своих многочисленных элегантно написанных произведениях он нападал на древнюю народную веру и поклонение, на мистический фанатизм, пришедший с Востока, на вульгарный образ жизни стоиков и киников того времени и вообще на большинство манер и обычаев того беспорядочного периода в истории империи. Такой мирской и неверующий человек, такой эпикуреец, как он, мог рассматривать христианство только как одно из многих причуд и безумств человечества; чудеса были для него мошенничеством; вера в бессмертие — пустой мечтой; презрение же к смерти и братская любовь христиан, о которых он был вынужден свидетельствовать, — глупым энтузиазмом.

Он представляет тему христианства в историческом романе о Перегрине Протее, современном ему философе–кинике, жизнь и смерть которого становятся для него основой для сатиры на христианство, а вместе с ним и на философию киников. Перегрин представлен как человек, достойный исключительно презрения; совершив подлейшие и ужаснейшие из преступлений, среди которых прелюбодеяние, содомия и отцеубийство, он присоединяется к доверчивым христианам в Палестине, коварно обманывает их, вскоре начинает пользоваться среди них большим уважением, а став гонимым исповедником, получает от них массу подарков. Ему почти что поклоняются, как богу, но потом его отлучают от церкви за то, что он ел запрещенную пищу (вероятно, идоложертвенное мясо). Тогда он бросается в объятья киников, путешествует повсюду согласно с мерзкими обычаями этой секты. Наконец около 165 г., страстно желая прославиться, бросается в пламя погребального костра на глазах собравшихся жителей города Олимпия ради триумфа философии. Эта выдумка о самосожжении, без сомнения, подразумевалась как пародия на христианское мученичество, возможно, конкретно мученичество Поликарпа, который за несколько лет до того был сожжен в Смирне (155)[103].

Лукиан относится к христианам скорее с сочувственной улыбкой, чем с ненавистью. Он нигде не призывает к гонениям. Он называет Христа не обманщиком, как делает Цельс, а «распятым софистом» — термин, который он использует в положительном значении не реже, чем в отрицательном. Но в конечном итоге религия, как христианская, так и языческая, представляются ему обманом; однако в своем эпикурейском равнодушии он не считает необходимым тратить силы на то, чтобы проследить происхождение подобного явления и попытаться дать ему философское объяснение[104].

Негативная позиция этого умного автора, высмеивавшего все религии, была обращена скорее к язычеству, чем христианству, но не принесла особого вреда ни тому ни другому, поскольку религиозный элемент слишком глубоко укоренен в самой сути человеческой природы. А на смену эпикурейству и скептицизму пришли платонизм, вера или суеверие. Язычество отчаянно пыталось возродиться, чтобы удерживать позиции под упорным натиском христианства. Но сама старая религия не могла не ощущать все сильнее и сильнее молчаливого влияния новой.

§34. Неоплатонизм

Источники

Плотин: Opera Omnia, ed. Oxf. 1835, 3 vols.; ed. Kirchhoff, Lips. 1856; ed. Didot, Par. 1856; H. F. Müller, Berlin 1878–80.

Порфирий: Κατά Χριστιανών λόγοι (отрывки собраны в Holstein: Dissert, de vita et scriptis Porphyr. Rom. 1630). Написанные им биографии Пифагора, Плотина и другие труды собраны в издании A. Nauck 1860.

Иерокл: Λόγοι φιλαλήθεις πρός Χριστιανούς (фрагменты приводятся у Евсевия: Contra Hierocl. Hb., и, вероятно, также у Макария Великого: Άποκριτικός ή Μονογενής, Par. 1876).

Филострат: De Vita Apollonii Tyanensis libri octo (на греческом и латыни), Venet. 1501; ed.

Westerman, Par. 1840; ed. Kayser, Zürich 1853,1870. Есть также немецкий, французский и английский переводы.

Труды

Vogt: Neuplatonismus и. Christenthum. Berl. 1886.

Ritter: Gesch. der Philos, vol. 4^th, 1834 (английский перевод: Morrison, Oxf. 1838).

Neander: lieber das neunte Buch in der zweiten Enneade des Plotinus. 1843. (см. Neander, Wissenschaftl. Abhandlungen, Jacobi, Berl. 1851, p. 22 sqq.)

Ullmann: Einflus des Christenthums auf Porphyrius, in «Stud. u. Krit.» 1832.

Kirchner: Die Philosophie des Plotin. Halle 1854.

F. Chr. Baur: Apollonius von Tyana u. Christus. Tüb. 1832, переиздание: Ed. Zeller, in Drei Abhandlungen zur Gesch. der alten Philosophie u. ihres Verh. zum Christenthum, Leipzig 1876, pp. 1–227.