Незадолго до смерти, когда в Эдессе случился жестокий голод, Ефрем покинул свою одинокую келью и произнес впечатляющую проповедь в осуждение богатых, которые смотрят, как вокруг них умирают бедные, и сказал им, что их богатство погубит их души, если они не будут распоряжаться им на благо. Богатые прониклись этим упреком и доверили ему распределение своих благ. Ефрем организовал около трехсот постельных мест и сам помогал страдальцам, чужестранцам и местным, пока бедствие не закончилось. Потом он вернулся в свою келью и несколько дней спустя, около 379 г., умер, ненамного пережив своего друга Василия.
Как говорит Созомен, Ефрем не занимал более высокой церковной должности, чем диакон, но его достижения в области добродетели помогли ему заслужить репутацию, не худшую, чем у людей, достигших высших священных постов, а его святая жизнь и ученость сделали его предметом всеобщего восхищения. У Ефрема было много учеников, которые ревностно следовали его учению. Самыми известными из них были Аббас, Зенобий, Авраам, Марас и Симеон, которых сирийцы считают славой своей страны[2060].
Ефрем был необычайно плодовитым автором. Эта плодовитость была пророчески предсказана ему в юные годы: его посетило видение лозы, которая выросла из корня его языка, распространяясь во всех направлениях до краев земли и все время наполняясь новыми и более тяжелыми гроздьями. Среди его произведений комментарии на Писание, гомилии, аскетические трактаты и священная поэзия. Комментарии и гимны, или метрическая проза, сохранились в сирийском оригинале и обладают независимой филологической ценностью для исследователей Востока. Другие произведения дошли до нас только в греческих, латинских и армянских переводах. Прекрасные греческие переводы были известны и активно читались уже во времена Златоуста и Иеронима. В его трудах мы не находим явных свидетельств того, что он знал греческий язык; некоторые авторы утверждают, что он знал его, другие отрицают это[2061].
Толкования Ефрема охватывают всю Библию, «от книги сотворения до последней книги благодати», как говорит Григорий Нисский. У нас есть его комментарии на исторические и пророческие книги Ветхого Завета и Книгу Иова на сирийском языке, его комментарии на послания Павла — в армянском переводе[2062]. До сих пор комментаторы мало ими пользовались. Он толкует текст не на основании еврейского оригинала, а по древнему сирийскому переводу, Пешитте[2063].
Его проповеди и гомилии, которых, по словам Фотия, он написал больше тысячи, отчасти разъяснительные, отчасти полемические, против иудеев, язычников и еретиков[2064]. Они обладают в известной степени народным красноречием, полны пафоса, восклицаний, риторических обращений, противопоставлений, примеров, строгих упреков и нежных утешений, в зависимости от темы, но также в них много преувеличений, напыщенности, многословия и суеверий той эпохи, таких как чрезмерно высокая оценка аскетической добродетели и чрезмерное поклонение Деве Марии, святым и реликвиям[2065]. Некоторые из его проповедей публично читались после библейских уроков во многих восточных и даже западных церквях[2066].
Гимны Ефрема были призваны противодействовать влиянию еретических взглядов Вардесана и его сына Гармония, которые широко распространили их, сочиняя популярные песни на сирийском языке. «Когда Ефрем понял, — говорит Созомен, — что сирийцы очарованы изящным стилем и мелодичным стихосложением Гармония, он забеспокоился, как бы они не переняли и его взглядов, а потому, хотя и не был сведущ в греческой учености, стал изучать метрику Гармония и сочинял подобные поэмы в соответствии с богословием церкви и священные гимны в прославление святых людей. С этого периода сирийцы стали петь оды Ефрема согласно методу, указанному Гармонием». Феодорит приводит подобный рассказ и говорит также, что в гимнах Ефрема гармоничность и мелодичность сочетались с благочестием и что они были ценным и эффективным лекарством против еретических гимнов Гармония. Сообщается, что Ефрем написал не менее трех тысяч стихов[2067]; все его сирийские труды, за исключением комментариев, написаны в стихах, то есть строками с равным количеством слогов, иногда — с рифмами и ассонансами, хотя и без постоянного размера[2068].
II. Латинские отцы церкви
§173. Лактанций
I. Lactantius, Lucius Caecilius Firmianus: Opera. Первое издание — in venerabili monasterio Sublacensi, 1465. (Брюне: «Драгоценная книга, в то же время первое издание Лактанция и первый труд, напечатанный в Италии с указанием даты»). Более поздние издание: J. L. Brünemann, Lips., 1739; Le Brun и N. Lenglet Du Fresnoy, Par., 1748, 2 vols. 4t0; F. E. a S. Xaverio, Rom., 1754-'9 и Migne, Par., 1844, 2 vols. Удобное учебное издание — О. Fridol. Fritzsche, в Gersdorf, Bibliotheca Patrum ecclesiast. selecta, Lips., 1842, vol. x‑xi.
II. Очерки во вступлениях к изданиям. Jerome: Cat. vir. illustr., с. 80. Примечания в Dupin, Ceillier, Cave (vol. iii, pp. 373–384), Schonemann (Biblioth. Patr. Lat., i, 177 sqq.), &c. Möhler: Patrologie, i, pp. 917–933. О христологии Лактанция см. Dorner: Entwicklungsgeschichte der Lehre von der Person Christi. Th. i, p. 761 ff. Английский перевод: W. Fletcher, в Clark, «Ante‑Nicene Library», vols, xxi‑xxii. Edinb., 1871. Оценку литературных заслуг автора см. в Ebert: Gesch. der christl. lat. Lit. Leipz., 1874 sqq., vol. i, 70–86. Ebert, в Herzog2, viii, 364–366. Ffoulkes, в Smith and Wace, iii, 613–617.
Фирмиан Лактанций выделяется среди латинских отцов церкви, как Евсевий — среди греческих. Он стоит на границе между вторым периодом и третьим, объединяя в своих воспоминаниях личный опыт гонений и победы церкви в Римской империи. А в том, что касается богословских взглядов, он принадлежит скорее к доникейскому веку.
По его собственному признанию, он был сыном язычников. Как некоторые делают вывод из его имени, он, вероятно, был родом из Фирма (Фермо) в Италии. Он учился в школе оратора и апологета Арнобия из Сикки, поэтому некоторые исследователи считают его африканцем. Лактанций прославился благодаря поэтическому труду, называемому «Симпозион», сборнику из ста загадок в гекзаметре для развлечений за столом, и был вызван в Никомедию Диоклетианом для обучения латинскому красноречию. Но так как в городе в основном жили греки, то слушателей у него было немного, и он вернулся к литературному творчеству[2069]. В зрелом возрасте, незадолго до гонений при Диоклетиане или во время них, он принял христианство; он был свидетелем жестоких сцен этого гонения, хотя сам от него не пострадал, и написал апологию ненавидимой и хулимой веры.
Константин (после 312) призвал его ко двору в Галлии и доверил обучение своего сына Криспа, которого император приказал казнить в 326 г. При дворе Лактанций жил очень просто, сопротивляясь искушениям роскоши и жадности. Говорят, что он умер в императорской резиденции в Трире в преклонном возрасте около 330 г.
Иероним называет Лактанция самым ученым человеком того времени[2070]. Его произведения явно свидетельствуют о разнообразных и глубоких познаниях, о высокой риторической культуре, а особенно о выдающейся способности излагать мысли ясным, чистым и элегантным слогом. В этом отношении он превосходит почти всех латинских отцов церкви, кроме Иеронима, поэтому его по праву называли христианским Цицероном[2071]. Знамениты его слова о том, что слово религия происходит от religare, а следовательно, означает воссоединение человека с Богом или примирение, раскрывающее сущность христианства и включающее в себя три идеи: изначальное единство, разделение вследствие греха и восстановление единства заново[2072].
2060
Созомен, H. E., iii, 16. Кейв (Cave, l. с, iii, 409) говорит о нем: «Он обладал всеми добродетелями, какие только могут сделать человека великим и превосходным, и венцом всего было то, что он не хотел знать об этом и слышать об этом; привлекать к себе, сообщает нам Григорий Нисский, — значит не казаться, но по–настоящему быть благим, ού δοκείν, άλλ΄ είναι χρηστός».
2061
Созомен и Феодорит ясно говорят, что Ефрем не знал греческого, но пользовался сирийским «как средством отражения лучей Божьей благодати». Согласно преданию, он был чудесным образом одарен знанием греческого во время визита к Василию, который под действием такого же вдохновения приветствовал его по–сирийски.
2062
Opera, tom. iv‑v, или vol. i‑ii в Opera Syr., также приложения мхитаристов.
2063
Но иногда он прибегает и к оригиналу, например, в комментарии на Быт. 1:1: «Interjecta particula אה, quae in Hebraico textu hac loco legitur, idem valet, quod Syriacus articulus \\» (Opera, vi, 116.). Но такие примечания свидетельствуют лишь о поверхностном знании еврейского.
2064
Opera, tom. i, ii, iii, iv. См. также Фотия, Bibl. Cod. 196.
2065
Есть там даже молитва, обращенная к святой Деве Марии (только на латинском языке), в Works, tom. iii, p. 577, — если она вообще подлинна, поскольку у нас нет других следов подобных молитв вплоть до V века. К Марии здесь обращаются как к Immaculata… atque ab omni sorde ас labe peccati alienissima, virgo Dei sponsa, ac Domina nostra, etc.
2066
Иероним, De script, eccl., с. 115.
2067
Созомен, iii, 16: τριακόσια μυριάδα έπων; έπη и στίχοι — это эквиваленты стихов или строк. Ориген говорит о Книге Иова, что в ней почти 10000 έπη.
2068
См. Rödiger, в Herzog, Encycl., vol. iv, p. 89, и Observationes prosodicae, авторы Hahn и Sieffert, в Chrestomathia Syriaca.
2069
Он говорит о своей языческой жизни, Inst. div., i, 1, что он воспитывал молодежь своей риторикой «поп ad virtutem, sed plane ad argutam malitiam».
2070
Catal., с. 80: «Lact, vir omnium suo tempore eruditissimus». В Ep. 58 ad Paulinum (ed. Vall.), c. 10, он приводит такое мнение о нем: «Lact, quasi quidam fluvius eloquentiae Tullianae, utinam tam nostra affirmare potuisset, quam facile aliéna destruxit». O. Friedol. Fritzsche в Praefatio своего издания его Opera дает ему такую оценку: «Firm. Lactantius, qui Ciceronis felicissimus exstitit imitator, non solum sermonis castitate et elegantia orati‑onisque flumine, sed, qua erat summa eruditione, rerum etiam copia et varietate inter reli‑quos ecclesiae latinae scriptores maxime eminuit, eoque factum est, ut, quamvis doctrinam ejus non satis esse sanam viros pios haud lateret, nunquam tarnen prorsus negligeretur».
2071
Или, как называет его Иероним, l. с: «Fluvius eloquentiae Tullianae».
2072
Instit. div., 1. iv, cap. 28 (vol. i, p. 223, ed. Fritzsche): «Hoc vinculo pietatis obstricti Deo et religati sumus; unde ipsa religio nomen accepit, non ut Cicero interpretatus est, a relegen do». Цицерон же говорит, De natura deorum, ii, 28: «Qui omnia quae ad cultum deorum pertinerent, diligenter retmetarent et tamquam relegerent, religiosi dicti sunt ex relegendo, ut elegantes ex eligendo, itemque ex diligendo diligentes». Приведенная Цицероном этимология вполне возможна, ведь имеем же мы legio от legere и несколько существительных, заканчивающихся на io, которые произошли от глаголов третьего спряжения, как regio, coniagio, oblivio. Однако этимология Лактанция передает очень правильное и глубокое представление о религии, и она в равной степени допустима, хотя и небезупречна, поскольку глагол religare, скорее, дал бы существительное religatio, но вместе с тем у нас есть optio от optare, rebellio от rebellare, internecio от internecare, &с. Августин (Retract. i, 13), Иероним (Ad Amos, с. 9) и большинство христианских богословов приняли определение Лактанция.