Изменить стиль страницы

Утром у берега я увидел помятую осоку, и вода была от мути ржавая. Значит, не показалось: кто-то тяжёлый ворочался там. В полной растерянности я пошагал домой.

Другой весной, на том же озере, я опять повстречал «русалку». Но было это уже днём. Она лежала в осоке; виднелась мокрая спина и прижатые к бокам руки. Днём она была не чёрная, а зелёная, в буроватых и желтоватых разводах. Теперь-то я узнал её!

Это была огромная щука, которая выползла на отмель метать икру. Два щурёнка-молочника — её руки! — плотно стиснули её с боков.

Силуэты на облаках i_148.jpg

Я подошёл слишком близко: щука-икрянка зашевелилась, молочники отошли — щука раскинула руки! И вдруг мощный удар пятнистым хвостом: рыбы рванулись, как стремительные торпеды, рассекая воду и волоча за собой водяные буруны! Ещё всплеск — и всё исчезло; лениво распрямлялась примятая осока, да мелкая волна бормотала у берега.

«Русалка» опустилась в свой тёмный омут.

Спортсмен

У сойки язык без костей и клюв закрывается редко. Любит похрипеть, поорать. И любопытная до смерти. Суёт нос даже в охотничий шалаш, ну и попадает под выстрел.

Я соек за любопытство не убивал. Охотнику её любопытство на пользу.

Если кричит, — значит, кого-то видит. Может, волка, может, лису или хоть зайца.

Шёл я с фоторужьём и услышал соечий крик.

Сердце не камень — полез я в чапыгу. Порвал рукав, оцарапал колено, угораздил в крапиву.

Перетерплю: вдруг и на самом деле волк, лиса или хоть заяц!

Сойка орёт — я лезу. Уже оба колена оцарапал, на сучок напоролся — наконец выдрался.

На полянке ни волка, ни лисы, ни зайца. Растёт посредине сыроежка; в сыроежке дождевая вода. А на краю сидит лягушонок! Выкупался в сыроежке, как в ванне, и на краешек загорать выкарабкался. Сидит, на меня смотрит. Слушает, как сойка орёт. Отдыхает после водных процедур. Свежим воздухом дышит, принимает воздушные ванны.

Силуэты на облаках i_149.jpg

Будьте знакомы

Птиц надо знать. Что за охотник, если он не знает, за кем охотится!

Лучше всего различать птиц по окраске. Но это тогда, когда видишь их близко. А если они летят высоко над головой? Когда никакой окраски не разберёшь, когда виден один силуэт, когда даже белая чайка кажется чёрной? Тогда по силуэту нужно и опознавать. У птиц не только окраска разная, разный и силуэт.

Силуэт надо запомнить, а лучше зарисовать. И если он окажется точно такой, то это чёрный коршун.

Силуэты на облаках i_150.jpg

Не разглядишь окраску птицы и в темноте. Тут тоже может выручить её силуэт.

Вот вальдшнеп.

Силуэты на облаках i_151.jpg

Он в сумерках летает над лесом. То цвиркает, как сверчок, то урчит, как лягушка.

А это вот козодой. Он сидит всегда вдоль сучка и трещит. Или летит, звонко крича: «Уик! Уик!» — и хлопает крыльями, как в ладоши.

Силуэты на облаках i_152.jpg

Как медведь сам себя напугал

Вошёл в тёмный лес медведь — хрустнула под тяжёлой лапой валежина… Испугалась белка на ёлке — выронила из лапок шишку.

Упала шишка — угодила зайцу в лоб.

Сорвался заяц с лёжки — помчался в гущину.

На тетеревиный выводок наскочил — переполошил всех до смерти. Сойку из-под кустов выпугнул. Сороке на глаза попался — та крик подняла на весь лес.

У лосей уши чуткие, слышат: сорока стрекочет! Не иначе — охотников видит.

Пошли лоси по лесу кусты ломать!

Журавлей на болоте вспугнули — те закурлыкали. Кроншнепы закружили, засвистели уныло.

Остановился медведь, насторожил уши.

Недоброе творится в лесу: белка стрекочет, сорока и сойка трещат, лоси кусты ломают, болотные птицы кричат тревожно. И позади кто-то топочет!

Не уйти ли подобру-поздорову?

Рявкнул медведь, уши прижал да как даст стрекача!

Эх, знать бы ему, что позади-то заяц топотал, тот самый, которому белка шишкой в лоб угодила.

Так сам себя медведь напугал, сам себя из тёмного леса выгнал.

Одни следы на грязи остались.

Силуэты на облаках i_153.jpg

Скатерть-самобранка

По лесу идёшь — под ноги смотришь. Лес не тротуар, — можно и споткнуться.

Я ногу занёс, а под ногой живой ручеёк. Широкое шоссе.

Вперёд и назад торопятся муравьи: вперёд налегке — назад с добычей. Я посмотрел назад и увидел большой муравейник. Там, у самой муравьиной тропы, птичка — лесной конёк. Она нагибается и хватает муравьев одного за другим.

Не везёт муравьям: их все любят. Любят дрозды и зарянки, дятлы и вертишейки. Любят синицы, сороки и сойки. Любят хватать и глотать. Вот ещё один любитель — лесной конёк.

Только вижу, любитель это особый: не ест муравьев, а грабит! Отнимает от муравьев гусениц, мух и жучков. Высматривает, что повкусней, и, как увидит, — отнимет.

Тянется живой конвейер. На нём чего твоя птичья душа желает. Клюй — не хочу! Молочная река, кисельные берега. Скатертью муравьиная дорожка. Всё на ней припасено. Сам выбирай, сам бери. Скатерть-самобранка.

Силуэты на облаках i_154.jpg

О лешем

Забрался я как-то под свою ШАПКУ ночью. Приплёлся ко мне и Лесовичок. До рассвета было не близко, и мы, слово за слово, разговорились.

— Скажи мне, Лесовичок, а лешего ты в лесу встречал?

Лесовичок хитренько усмехнулся, зыркнул на меня зелёными глазками и стал что-то шептать.

— Чего ты там шепчешь? — не удержался я.

— Да так, по привычке: сам с собой разговариваю. Да и нельзя про лешего-то громко говорить. Да ещё ночью.

— А ты шепни: встречал или не встречал?

— Как не встречать? Встречал, конечно. Вот только что встретил, как к тебе шёл. Во-он в той лядине.

— Ну и какой же он, леший-то? Говорят, что у него на одной ноге копыто, а на другой лапоть?

— И так бывает, — усмехнулся Лесовичок.

— А верно, что он людей по лесу водит?

— Ещё и как! Потеха: кружат, как зайцы, по одному месту, а он знай хохочет.

— Ну вот что, Лесовичок, меня ты не проведёшь, не на простачка напал. Никаких леших в лесу нет.

Силуэты на облаках i_155.jpg

Вот тут леший огород копал.

Силуэты на облаках i_156.jpg

Тут леший дрова рубил.

— Так уж и нет! Поменьше, правда, стало, но ещё порядочно. Ишь ты, прыткий какой — нету! А кто деревья зимой в дугу сгибает? Кто зимой стучит по ночам палкой по стволам? Кто в чащобе голосом дурным кличет? Вот тебе и нету.

— Погоди, погоди! Деревья снег сырой гнёт, по ночам стволы от мороза потрескивают, а голосом дурным сова или филин кричит.

Лесовичок захихикал.

— Гляди, знайка какой! А кто не знает — те всё на лешего валят. Особенно — кто один в лесу ночь проведёт. С вечера ещё хорохорится: никаких леших нет, всё суеверия, бабушкины сказки! А к утру, смотришь, глазки испуганные, ушки торчком, как у зайца, и от всякого шороха дёргается.

— Так что же, Лесовичок, получается?

— А то получается, что леший — это ваше незнание. Я в лесу каждый шорох, каждый запах, каждую тень могу объяснить. А незнайке всё то послышится, то покажется, то причудится.

— Ну, а всё-таки: есть леший в лесу или нет?

— А вот мы сейчас проверим. Ну-ка, приложи ладонь к уху.

Я прислушался. Кто-то возился в болоте и тихонько икал. Икнёт и губами мокрыми пошлёпает. Никогда раньше я такого не слышал.

— Слышишь? — шепчет Лесовичок, и глазки его зелёные светятся.

— Слышу, — шепчу и я. — Кто это?

— Он это, леший… Огород в лесу копал, на болото мыться пришёл.