Он действительно считался шаманом, имел «по велению духов» бубен, колотушку, специальный передник. Лет пять назад Григорьев перестал шаманить. Новые веяния проникли в тайгу и тундру. Престиж шаманов упал. Появились больницы, амбулатории. Жители стали обращаться к врачам и фельдшерам. Молодежь открыто смеялась над примитивными шаманскими фокусами.

Григорьев, видимо, стал шаманом в связи с тем, что зрение и хромота не позволяли ему в должной мере заниматься охотой. Однако славы не снискал. Теперь он топил печи в учреждениях райцентра, возил воду и дрова, сторожил склад продовольствия.

Матвей Григорьев был весьма удивлен, когда я обратился к нему с просьбой разъяснить сущность шаманских обрядов и сообщить соответствующие заклинания духов. Мои объяснения, что это нужно для того, чтобы понять, как люди когда-то жили, что записывается все для книг, для потомства, его удовлетворили. Казалось, он даже был польщен вниманием. Мапеша добросовестно, с достоинством отвечал на мои вопросы. Да, он хорошо знал заклинания — алгысы, исполнявшиеся для излечения от чахотки, трахомы.

По его словам получалось, что мир населен духами. Они бродили по земле, вселялись в тела смертных и поедали их души. Роль шамана заключалась в том, чтобы охранять людей. Повелевая своими личными духами — помощниками, шаман изгонял чужих или умилостивлял их. Для того чтобы узнать будущее, шаман обращался к небожителям. В случае неудачи в промысле он вступал в общение с духом земли, с духами — хозяевами гор, рек. Души больных, похищенных злыми духами, он разыскивал в нижнем мире. В общем беспокойная специальность. Я получил немало сведений о религиозной жизни древних людей Севера.

Разбираясь в иерархии духов, я как-то спросил Григорьева, как шаман обращается к чучуне и с какими духами последний связан. Ответ поразил меня. Григорьев сказал, что шаман не общается с чучуной и что такого духа нет. Рассеивая мое удивление, он добавил: чучуна виден всем, оставляет следы, его убивают. Духи невидимы для простых людей, их только шаманы видят. Такая четкая разграничительная линия между реальным и ирреальным была сама по себе крайне интересна. Я попытался уточнить вопрос, спросив, почему бы шаману не обратиться к духу чучуны, если это и живое существо.

— Понимаешь, — ответил Григорьев, — шаман на волка не охотится. Его сам охотник видит. Врага, разбойника тоже человек видит. Зачем тут шаман нужен?

Я парировал тем, что, если охотнику не везет и он долго не может добыть диких оленей, шаман ему помогает.

Григорьев на это заявил, что шаман оленей не гоняет, а просит Баяная-Эхекена, духа охоты, смилостивиться и дать оленей. Далее выяснилось, что шаман имеет дело лишь с «реальными» духами.

— Вот, — сказал мой собеседник, — к Ивану Крипевачу (Ивану-царевичу) шаман не обращается. Пустое дело. И к яге-бабе не летает.

— Значит, выходит, чучуна, как Иван-царевич, — простая сказка.

— Чучуна — дикий человек, по тундре бегает, чисто песец, только без шкуры.

На мой вопрос о том, как же чучуна живет зимой и где живет, Григорьев ответить не мог.

— Кто его знает, может быть, как песец, может быть, как медведь. Говорят, на Лене чучуну убивали — могут знать.

Из нашей беседы следовало, что северные якуты в прошлом отличали духов, представлявшихся им реальными, но невидимыми существами, от сказочных персонажей. Чучуна, очевидно, не подходил под эти категории. Вселенная, согласно традиционным верованиям, подразделялась на три мира. В верхнем обитали Айыы-тойон (верховный белый господин), Дьехогой (покровитель конного скота), Айыгыт (покровительница рожениц), Илбис-иччитэ (дух войны и крови) и т. д. и т. п. В нижнем — вредоносные дьяволы. В среднем — хозяева гор, вод, рек и лесов. В первых двух мирах для чучуны не оказалось места, но и в сказочные персонажи Матвей Григорьев его не включил. Итак, чучуна не дух. Весьма любопытно!

Мне оставалось только подвести итоги. Чучуна, по представлениям населения верховий р. Оленёк, — сказочный персонаж, похожий на эвенкийскую людоедку чулугды. От человеческого в нем только то, что он похищает девушек и женится на них. Однако в низовьях, видимо, существовала, а возможно, и преобладала иная версия. Чучуна принимал здесь облик человека, охотящегося на оленей, нападающего на людей. В число шаманских духов и почитаемых потусторонних существ он не включался — это не дух тундры и тем более не дух перевалов. Как ни парадоксально, но эта версия воспринималась большинством как реальность.

Итак, загадка осталась загадкой. Но теперь стало ясно, что в различных районах чучуну представляли по-разному. Следовательно, сравнение и тщательный анализ устойчивых локальных версий могли бы указать на источник возникновения этих легенд и помочь подойти к таинственному незнакомцу. Мне казалось, что сбор легенд необходимо продолжить в первую очередь в низовьях Лены, где этих странных существ наделяли реалистическими чертами.

Однако после работы на далеком заполярном Оленёке материалы о неуловимом чучуне были отправлены в личный архив. Наверное, там бы они и остались, если бы насущные вопросы, связанные с освоением северных окраин, не привели меня вновь в 1950 г. в Якутию. Теперь это была другая страна. Почтовые станции исчезли. Авиация проникла в самые отдаленные уголки. Не только люди, но и олени перестали дивиться шуму авиационных моторов. В Якутске появились современные каменные здания. Мерзлотоведам в сотрудничестве с техниками удалось найти способ строительства на вечномерзлотных грунтах, врубить в лед трубы самого глубокого в мире якутского водопровода. Жизнь изменила облик Севера. Казалось, что прошли не считанные годы, а целая эпоха.

Якутия манила к себе геологов, биологов, ботаников, строителей. На библиотечных полках появились также работы археологов, лингвистов, историков и этнографов. Из тьмы веков вырисовывалась яркая, красочная, по-своему богатая значительными событиями история якутского края. Разумеется, диким людям в ней не было места, вернее, было, но двадцать — тридцать тысяч лет назад, о чем поведали археологи. Раскопки А. П. Окладникова показали, что люди проникли на Север вслед за отступавшим ледником. Преследуя мамонта, они появились в Якутии. Копья с каменными наконечниками были их оружием. Из бивней мамонтов, рогов дикого оленя сооружали эти первопроходцы остовы своих жилищ и покрывали шкурами. Но какое отношение к ним имеют легенды о современных диких людях? Воспоминания? Слишком наивно предполагать, что народы Севера могли сохранять память о событиях, отдаленных тысячелетиями. И все же Окладников записал в низовьях Лены любопытную легенду о диких людях. Она отличалась от тех, что мне приходилось слышать.

«Чучуна — племя полулюдей, полуживотных обитало здесь, на Севере. Внешний вид у них необычайный: голова как будто срослась вместе с туловищем, шеи не было. Цвет и твердость тела напоминали черный камень. Челюстей у них не было, и жевать они не умели. Когда ели пищу, проталкивали плечами, поднимая, опуская их и тем сокращая грудную клетку.

Дикие чучуна были большими пакостниками, устраивали разные проделки. Неожиданно появлялись ночью, кидали в спящих людей камнями со скал, затем исчезали во мраке ночи. Ловили оленей, завязывали им морды и отпускали так, чтобы они подохли с голоду; много оленей от того пропадало».

Рассказавший легенду девяностолетний Н. И. Петров, уроженец Хатылинского наслега, по прозвищу Огоччен, поведал еще о том, как во времена его молодости один знаменитый охотник эвен убил чучуну. «Узнав врага, он направил прямо к нему дуло своего ружья. Чучуна обыкновенно всегда обращается лицом именно в ту сторону, куда ему показывают жестами. Чучуна и на этот раз повернулся назад, в сторону, куда обращено было дуло ружья нашего охотника. Охотник выстрелил и убил его. Чучуна погиб, подняв руку вверх по направлению к небу и одну ногу тоже. Затем сразу скатился со скалы вниз головой в воду. При нем был, оказывается, лук деревянный со стрелой».

Первая часть легенды как будто бы подтверждала версию о том, что чучуна — плод фантазии северных якутов и эвенков. В отличие от оленёкского одноногого и однорукого чучуны облик нижнеленского на первый взгляд был еще более нелеп: голова сращена с туловищем, рот помещен где-то на затылке, так что в заглатывании пищи принимают участие плечи. Как возник этот образ? Личное творчество Огоччена? Мало вероятно. Другие легенды, записанные с его слов, близки к опубликованным в литературе. Старик, видимо, добросовестно пересказывал то, что ему пришлось слышать. Но почему же все-таки голова без шеи, рот на плечах?