Изменить стиль страницы

— Тем меня нет, — заверил я. — Меня есть здесь.

— О, мистер Майерс, — она хихикнула, оценив шутку. — Вы всегда такой остроумный! Вас хотел видеть мистер Уилкинз.

— Ох–ох, — сказал я. — Вот я и сразу перестал быть остроумным.

Я направился вдоль по коридору к кабинету коммерческого директора.

Уэнтуорт Уилкинз, не в пример редактору отдела городских. новостей Блакстону, был журналистом новой шкоды. Оя получил в наследство большую часть «Джорнал» от своего отца, которую тот в свою очередь унаследовал от своего. Как рассказывают сотрудники–ветераны, папаша Уэнтуорта настоял, чтобы тот прошел все ступеньки в редакции снизу доверху. В результате неделю он был копировальщиком, неделю — репортером на побегушках, неделю — репортером по происшествиям, неделю — начальником копировального отдела, месяц — ночным редактором, месяц — редактором отдела городских новостей, и с тех пор и по сей день, зная дело от альфы до омеги, он был заместителем главного редактора по коммерческой части.

Не знаю, чем уж я это заслужил, но он мне покровительствовал. Будь на то воля Блакстона, я бы вылетел с работы через двадцать четыре часа или вылетал по крайней мере с недельной периодичностью с момента поступления на нее. Но старина Уилкинз верил в меня. Возможно, он ожидал, что в ближайшее время я снова притащу супербомбу и тяпну Пулитцера в третий раз, установив таким образом своеобразный рекорд в журналистике.

Я стоял перед дверным экраном и ждал, когда откроется замок. Услышав щелчок, я нажал ручку и вошел.

Мисс Паттон оторвала взгляд от стола и, прежде чем сказать мне: «Доброе утро, Счастливчик», холодно улыбнулась.

— Доброе утро, — ответил я. — Мистер Уилкинз хотел меня видеть.

— Верно. Заходи к нему, Счастливчик.

Я зашел.

Рабочему столу Уэнтуорта Уилкинза крупно повезло. Он был девственно чист — даже карандаша не найти. Когда его хозяину нужно было отдать какое–нибудь распоряжение, достаточно было сказать: «Мисс Паттон!» — и она тут же откликалась. Должно быть, микрофон был встроен в крышку стола. Где он прятал городской телефон, я не знаю.

Стол выглядел так, словно за ним никогда не работали. И он соответствовал хозяину. Уэнтуорт Уилкинз, казалось, понятия не имел о том, что такое работа. Даже то, как он одевался, подтверждало это впечатление.

— Сэр, — начал я, — тут одна из копировальщиц передала, что вы хотели меня видеть.

Он поднялся и поздоровался со мной за руку. Мистер Уилкинз у нас очень демократичен. Затем он сел обратно, вытащил из ящика ароматизированную бумажную салфетку, вытер ладони и выбросил ее в мусоропровод.

— Это было пару часов назад, Счастливчик, — сказал он, посмеиваясь. — Не хочешь же ты сказать, что появился в редакции на два часа позже меня?

Я мог бы ему сказать, что с утра мучался похмельем. Мог бы, но не сказал.

— Сэр, — начал я серьезно, — я занимаюсь интенсивным расследованием для нового очерка. Пожалуй, даже для серии очерков. Мне было необходимо отлучиться, ээ, вниз, в библиотеку.

— Ладно, присаживайся, мой мальчик. — Он провел пальцами по своим французским усикам сводника, как бы проверяя, насколько они отросли. — Черныш говорит, что в том, на чем ты носишь свою шляпу, завелась какая–то бредовая идея.

Он был единственным человеком в «Джорнал», который называл Старую Головешку Чернышом. Он вообще всех называл по кличкам, независимо от того, имел ее человек или нет. Это было одним из проявлений его большой демократичности.

— Видите ли, сэр, — сказал я как можно скромнее, — я всего лишь у истоков событий, которые могут иметь весьма серьезные последствия.

Он скептически посмотрел в мою сторону.

— Поразмыслив над всем этим, Черныш пришел ко мне с предложением.

— Да, сэр. — Кажется, мои акции растут. Возможно, мне удастся выжать из этой идеи серию очерков, особенно если они дадут мне в помощь кого–нибудь из стариков.

— Он предложил тебя выгнать.

— Да, сэр. — Кажется, мои акции падают. Нужно было срочно что–то говорить. — То есть я имел в виду, нет, сэр.

— Теперь с этим делом о заговоре и радикальном центре. Что ты можешь о нем рассказать, Счастливчик?

Я напустил на себя серьезный вид, самый серьезный, какой только мог.

— Ну да, сэр. Я думаю, что осуществляется какой–то план по дискредитации духовных ценностей нации. Потеря имиджа нации.

— А?! — Он снова потеребил свои холеные усы. Что бы этот возглас мог значить?

— Да, сэр, — продолжил я. — Когда я был маленьким, мы часто ходили в кино. Там мы все поголовно переживали за американских пионеров и ковбоев, сражающихся с индейцами. И когда в конце фильма появлялась кавалерия США со знаменосцем во главе, мы встречали их одобрительным свистом.

— Что ты хочешь этим сказать, Счастливчик? — Он неодобрительно посмотрел на меня.

— А сегодня дети в кино свистят индейцам.

— Кажется, я не совсем… — он оставил фразу неоконченной.

— Мистер Уилкинз, не знаю, как давно это началось, — подогревал я его интерес, — но процесс ускоряется.

— Видишь ли. Счастливчик, нужны какие–то примеры, а не общие слова. — В его голосе просквозило явное нетерпение.

Думай, Счастливчик Майерс, быстро думай. Соответствуй своей кличке. Стоит только потерять эту работу, мистер Забулдыга, и, после того как прекратится выплата пособия по безработице, ты закончишь жизнь, обслуживая автомат для чистки обуви.

— Хорошо, вернемся назад, — сказал я торопливо. — Возьмем, к примеру, Гэри Пауэрса и скандал с У–2. Когда русские его освобождали, то, возможно, считали, что мы его расстреляем. Вместо этого правительство предоставило ему высокооплачиваемую работу и воздало почести. Ордена даются героям. Очевидно, что пилот У–2 был героем. По–своему, но героем.

— Это было так давно, — грустно сказал Уилкинз.

— Конечно, но тенденции можно было проследить уже тогда. Будучи детьми, мы привыкли читать про Супермена и Бэтмена[23] и отождествлять их с великими детективами. Но задолго до этого людям был присущ стадный инстинкт. Они взяли Бэтмена и отсняли телесериал.

— Счастливчик, — нахмурился Уилкинз, — боюсь, до меня не доходит. Никак не могу уловить, к чему ты клонишь?

Я и сам не мог. Или по крайней мере только–только начинал что–то улавливать по ходу собственных рассуждений.

— Ладно, — снова заспешил я, — возьмем другой пример из той же области. Романы про Джеймса Бонда, написанные этим англичанином…

— Яном Флемингом, — подсказал Уилкинз. — Было время, и я читал его триллеры.

— Конечно. Почти все читали. Это была сатира. Сатира, далеко выходящая за рамки смешного. Пародия на таких наших старых сыщиков, как Сэм Спейд, Майк Хаммер, Перри Мейсон и Ниро Вулф.[24] Большая мистификация, которой зачитывались буквально все. Они устали — или их заставили устать — от старых асов криминалистики.

Мистер Уилкинз погрустнел.

— Счастливчик, — сказал он. — Я никак не пойму, какое отношение все это имеет к тому, что рассказал мне Черныш касательно твоего очерка о заговоре. Твое го — как ты там его называешь? — радикального центра.

— Да, так, сэр. Этот термин я взял из головы. Я не знаю, как они себя называют сами. Я даже не знаю, что у них на уме.

— У кого?

— У того, кто это делает.

— О небеса! Что делает?

— Подкапывается под «американскую мечту», разрушает имидж Америки, заставляет наши лучшие идеалы выглядеть глупо. — От негодования я хмыкнул. — Что случилось с Декларацией независимости? Кто отважится в наши дни встать и произнести что–либо подобное? Да его просто стащат с трибуны!

Мне казалось, что я сработал очень хорошо. Я уже и сам начинал верить в то, что говорил.

Уэнтуорт Уилкинз как бы в отчаянии покачал головой.

— Видишь ли, мой мальчик, пора опуститься на землю. Как ты конкретно собираешься вести это свое расследование?

На мгновение мне показалось, что я попался. Я придал своему лицу выражение, как если бы пытался сообразить, как получше представить якобы заранее составленный план. На самом деле я лихорадочно пытался уцепиться хоть за что–нибудь — в данном случае отлично сгодилась бы и соломинка.

вернуться

23

Супермен и Бэтмен — популярные персонажи книг, комиксов и фильмов.

вернуться

24

Герои наиболее популярных американских детективов.