- Не думаю. - Передернул плечами Роберт. - Ты сама сказала, что прошло много лет. Нельзя вечно хранить обиду, злость или любовь.

- Да, но ненависть можно. Ты видел, как полыхали глаза этой малышки, когда я говорила о Майкле. Черт, я знаю, что она ничего не забыла. И мне все это не нравится. Джон был слабаком, хоть и умел воротить деньгами, но Майкл - мой мальчик. Я люблю этого парня. Он похож на меня.

- Это точно. - Усмехнулся Роберт. - Холодная акула с железными зубами….

- Вот вы и дома. - Тихо прошептала Кристина, любовно проводя руками по полированной поверхности гробов, которые по ее распоряжению установили в гостиной. Прямо за жуткими ящиками из красного дерева девушка повесила семейный портрет, который написала много лет назад, угол которого был традиционно перевязан траурной черной лентой. Подняв голову, Монахова посмотрела на картину. Вика и Джон улыбались с нее, как живые. Если бы она могла заплакать, то сделала бы это, и, может быть, ей стало бы легче. Но глаза ее были сухими, в то время, как сердце истекало кровью. Ее почти устраивало то, что гробы были закрыты. Было бы тяжело увидеть их мертвыми, бездыханными. В морге сказали, что тела были сильно изуродованы. Кристина, превозмогая боль, заставляла себя не думать, как прекрасная Виктория встретила свою смерть, что чувствовала при этом, долго ли страдала, было ли отчаянье в ее сердце в этот последний миг, страх или беспомощность? Думала ли она о своей дочери, и о ее исстрадавшейся душе. Нет, Кристина не станет думать о том, как рано и нечестно оборвалась жизнь ее матери. Для нее она всегда останется прекрасной женщиной, настоящей женщиной, смертной, со своими грехами, слабостями, ошибками. Кристина простила ей все. Давно простила. Она желала ей долгой счастливой жизни, но судьба распорядилась иначе.

- Чем же я так прогневала Бога, мама? - чуть слышно прошептала молодая женщина, припадая щекой к крышке гроба, в котором покоилась мать. Словно она могла ответить на немое отчаянье дочери. - Мне больше нечего терять. Только ты держала меня в этом мире. Я так любила тебя, мама. Что же мне теперь делать? Я совсем одна. Почему ты оставила меня?

Нет, никто не мог ответить ей на этот вопрос. Тишина. Звенящая, жуткая, глухая, чуждая к сочувствию. Липкое леденящую душу чувство сжало сердце девушки. Она никогда так остро не ощущала свою беспомощность, нестабильность, неполноценность. Больна была ее психика, тело, душа…. Ничего не изменится, даже через двадцать лет ей не стать прежней.

- Ты не одна.- Прозвучал позади ее мягкий, полный теплоты голос. Кристина медленно повернулась.

- Лиза? Ты давно здесь?

- Да. - Озерова сделал шаг вперед. Несколько сантиметров разделяли подруг. Взгляд Лизы был успокаивающим, глубоким, понимающим, омывая исцеляющим бальзамом израненную душу Кристины. - Милая, они мертвы. Они не слышат тебя.

- Я знаю. - Кивнула девушка. Взгляд ее устремился к портрету. - Думаю, мама любила его.

- Да. - Согласилась Лиза. - Какой-то частью своего сердца. Я плохо знала ее, но достаточно для того, чтобы понять - Виктория Рис не могла полностью отдать свою любовь ни одному живому существу. Кроме самой себя. Она бы хотела, но Бог не дал ей такого дара. Красивая, но холодная душой. Совсем не такая, как ты.

-Я?- улыбка Монаховой получилась кривой. - В моей душе ничего не осталось. Я еще холоднее, чем она.

- Это неправда. - Уверенно качнула головой Лиза. - Пойдем. Завтра тяжелый день.

- Спасибо.- Мягко и от всего сердца поблагодарила подругу Кристина. - За все. За то, что приехала со мной, за помощь в подготовке к похоронам. Я бы ничего не успела. Ты всегда рядом. Чтобы я без тебя делала?

- Минуту назад ты говорила, что совсем одна. - С улыбкой напомнила Лиза.

- Это другое одиночество. - Попыталась оправдаться Кристина, но слова застряли в горле. Лиз не могла заменить ее мать, не могла заполнить мучительного одиночества отверженной растоптанной души.

- Я понимаю. Не нужно ничего объяснять. Пойдем. - Нежно повторила Лиза, протягивая руку. - Завтра рано вставать. Давай дадим им побыть вдвоем.

- Они были счастливы и умерли в один день. - Пробормотала Кристина, принимая руку подруги. - Я была бы рада, если бы это было так.

- Счастье никогда не бывает абсолютным. Ты однажды это поймешь.

- Я никогда не буду счастлива. - Печально качнула головой Кристина.

- Будешь. - Пообещала Лиза, обнимая ее за плечи и уводя за собой. Кристина уткнулась щекой в шею Озеровой. У нее не было сил протестовать против ее слов. На последней ступеньке лестницы, девушка обернулась и взглянула на темные ящики.

- Спокойной ночи. - Прошептала она. Душа ее разрывалась на части. Если бы она могла вернуть время вспять, то успела бы сказать, как сильно любила их обоих. И не винила их ни в чем. Никогда.

Откинувшись на спинку дивана, Майкл Рис крутил в руке бокал с разбавленным виски, безучастно рассматривая его содержимое. Лицо его хранило мрачное бесстрастное выражение, поза была расслабленной, и только напряженные руки выдавали внутреннюю борьбу. Сюзанна, его тетя, расположившись в кресле напротив, наблюдала за ним немигающим взглядом, пытаясь рассмотреть хоть что-то за ледяной маской племянника. Если смерть отца и ранила его, то он тщательно скрывал это. Иногда Сюзанне казалось, что она хорошо знает племянника, понимает его, но порой он ставил ее в тупик. Вот и сейчас она не знала, как начать разговор, и что сказать. Ее пугала его возможная реакция. Он был нужен ей, нужна была его благосклонность. Без него она не получит ничего. Это зависимость удручала ее, но не уменьшала привязанности к племяннику. Сюзанна никогда не любила брата, считая его слишком слабым и наивным для мужчины, хоть и, несомненно, удачливым, но Майкл вызывал в ней сложные чувства. Он был ей близок, словно отражение в зеркале, словно часть ее души, которая перетекла в него при рождении. Она помнила его ребенком, своевольным, дерзким, избалованным. Его дикие выходки вызывали у нее восторг. Не было в Майкле ничего, что напоминало бы Джона. Только черные волосы, и крепкое мускулистое тело.

- Тебе нужно было поехать со мной. - Начала Сюзанна, глядя на него поверх своего бокала. Майкл не удостоил ее взглядом. Крепко сжатые челюсти выдавали упрямство.

- Только ты смог бы поставить ее на место. - Продолжила женщина, пристально наблюдая за его лицом. - Майкл, она говорила со мной, словно я пустое место. Она ведет себя в доме твоего отца, словно хозяйка. Ты же не позволишь ей остаться там до оглашения завещания? - мягко, но осторожно спросила она.

- Почему нет? - пожав плечами, небрежно бросил Майкл, сделав большой глоток виски.

- Но это твой дом! - возмущенно воскликнула Сюзанна, недоуменно глядя на него.

- Жена моего отца была ее матерью. У нее такое же право быть в этом доме, как и у меня. - Напомнил Майкл, взглянув, наконец, на тетю. Взгляд его был тяжелым.

- Ты забыл, какой была ее мать? - вскинув брови, жестко спросила Сюзанна.

- Все это потеряло значение. Ни отца, ни Виктории больше нет. Вместе с ними умерли и их грехи. Им легче.

- О чем ты? Почему им легче?

- Забудь. - Небрежно тряхнул головой Майкл. Он неожиданно пристально впился в Сюзанну взглядом, словно хотел спросить о чем-то, но не мог. Ей было не трудно догадаться.

- Она тебя ненавидит. Это очевидно. Только тебе ее презрение, все равно, что лай болонки. Раздражает, но не причиняет особых помех. - Сюзанна усмехнулась. - Не думаю, что она может представлять какую-то угрозу.

- Обиженная женщина способна на все. - Произнес Майкл, снова уставившись на свой бокал. - Но ты права, она не способна причинить серьезные неудобства. Я до сих пор не верю, что Кристина жива.

- Ты не хочешь рассказать, что случилось?

- Нет. - Резко ответил Рис.

- Ты винишь себя?

Майкл с грохотом поставил свой бокал на столик. Его испепеляющий взгляд остановился на побледневшем лице тетки.

-Никогда не спрашивай меня о Кристине, не пытайся что-то выведать, умерь свое любопытство. Скажу только одно, у нее есть масса причин для ненависти. Я похоронил ее восемь лет назад, я не видел ее с той ночи в больнице, где я оставил ее умирать.