Сколько волнующих воспоминаний для летчика! Между Касабланкой и Дакаром, на этой линии песков, где Сент-Экс уже жил столько времени, он снова находит свою милую пустыню, жгучее одиночество, трудную жизнь, которая дала ему открыть самого себя и одновременно сблизила с людьми. Он совершает посадки в промежуточных пунктах; каждый из них для него открытая книга, где записаны какой-нибудь подвиг или жертва — имя исчезнувшего товарища. Вот Агадир, а вот и Джуби с испанским фортом, с бараком за колючей проволокой и тенью старого Варка. Вот Порт-Этьенн, где его встречает начальник аэродрома Люка. Он «днем и ночью заводит граммофон, который в этом глухом углу говорит с нами на полузабытом языке, навевая беспричинную грусть, странным образом напоминающую жажду». Немного дальше он угадывает в ночи под крыльями самолета военный пост Нуад-Шотт, где после приключившейся с ним, Ригелем и Гийоме аварии молодой летчик впервые познал «вкус пустыни».
Но вот однажды, в декабре 1931 года, Дюбурдье, находившийся в это время в Тулузе, увидел Сент-Экса, вылезающего из кабины самолета, доставившего почту из Марокко. «Он весь зарос трехдневной бородой, почернел от выхлопных газов, был обут в старые сандалии и одет в замасленные, изношенные брюки и синее ратиновое пальто с веревкой в качестве пояса, не закрывавшее обнаженной груди».
Наверное, Сент-Экс никогда так не торопился, как на этот раз: он узнал, что «Ночному полету» присуждена премия «Фемина», и получил разрешение доставить почту в Тулузу и отправиться в Париж, для того чтобы лично присутствовать на церемонии вручения премии.
Но именно это-то и оказалось для Сент-Экзюпери роковым. Дело в том, что Дидье Дора, в котором многие узнали главного героя книги Ривьера, создал себе своими методами руководства не только почитателей и друзей, но и многочисленных врагов. Да и выход книги совпал со временем, когда против него велась ожесточенная кампания. Что до летчиков Линии, то Ривьер для них был попросту самим Дидье Дора. Не все они были сделаны из такого теста, как Мермоз или Гийоме. Не все, в особенности из поступивших на Линию в последние годы, смотрели на своего директора их глазами. Он не был для них пионером Линии, занимавшим свой пост благодаря собственным заслугам, он был просто директором, возводящим в некий культ им же самим установленные жесткие правила службы. Все захотели узнать в Ривьере Дора, но не все были согласны с оценкой его деятельности, данной автором.
Сент-Экзюпери утверждал, что он по-братски любил всех своих товарищей по Линии. Но, естественно, не со всеми он был одинаково близок. Люди в обществе, в школе, на каком-либо предприятии, если их и связывает одинаковое отношение к своей профессии, если им и свойственна одинаковая целенаправленность, как это было в «Аэропостале», все же не однородны. Каждый человек чувствует влечение к тому или другому товарищу. Симпатии и антипатии имеют свои причины, которые нам не всегда понятны. Здесь играет, по-видимому, основную роль общая настроенность.
Летный персонал Латекоэра был весьма разношерстный. Многие из товарищей Антуана вышли из неимущих слоев и вне своей профессии не отличались широким кругозором. Некоторые из них, как Гийоме или Мермоз, вследствие общения с более образованными товарищами значительно повысили свой интеллектуальный уровень. На других работа, требовавшая большой доли сообразительности и моральных качеств, мало повлияла в смысле расширения их умственного горизонта. Такие смотрели всегда на Антуана, на которого воспитание наложило определенный отпечаток, как на некоего аристократа в дурном смысле слова. Его застенчивость, обходительность воспринимались ими как проявление высокомерия. Для них он был «барчуком». В героический период Линии об этом было забыли. Но вот товарищ, который наравне со всеми летал, чистил свечи, монтировал моторы в ангаре Монтодрана или там, на линии Тулуза — Дакар, возвысился над ними, стал директором «Аэропоста-Аргентина» и писателем. И в книге своей он на первый план выставлял технического директора Линии, хмурого начальника, который открывал рот лишь для того, чтобы отдать приказание или разнести кого-нибудь. «Ночной полет» показался этим людям апологией одного человека — Дора. Они не поняли, что Сент-Экзюпери одновременно прославляет и их.
Вдруг, после стольких лет дружеского общения, вспомнили, что Сент-Экзюпери граф, и, чтобы подчеркнуть пропасть, существующую между ним и рядовыми летчиками, бросили ему самый обидный упрек, какой только можно было придумать: Сент-Экс, мол, не профессиональный летчик, а любитель, поступивший на Линию от скуки.
Да и некоторые другие, менее приземленные, увидели Сент-Экса иными глазами. Естественную гордость писателя, которому удалось создать неплохое произведение, получившее высокую оценку квалифицированного жюри, и всячески выражающего свою радость по этому поводу, они приняли за заносчивость. Столь единые в их суровом ремесле, столь великодушные во время опасности, столь наделенные чувством братства, некоторые из этих товарищей не были лишены одной слабости, часто принижающей многих, — завистливости.
Меньше всего Сент-Экзюпери ожидал нападок со стороны товарищей — и это больнее всего ударило по нему. К этому прибавились различные другие обстоятельства.
Казалось, награждение премией «Фемина» должно обеспечить на некоторый срок его материальное благосостояние. Правда, сама по себе премия невелика, но она обеспечивает автору значительный тираж его книги. А так как автор во Франции получает проценты с продажной стоимости книги, причем процент этот с увеличением тиража прогрессивно возрастает, то присуждение премии сулило Антуану, во всяком случае в первый год, довольно значительный доход.
Однако Сент-Экзюпери, никогда не отличавшийся экономностью, привык к тому же в Буэнос-Айресе жить на широкую ногу. Что-что, а сорить деньгами Консуэло тоже умеет. Супруги живут не по средствам. Сент-Экс, взявший отпуск для получения премии, возвращается на работу только в феврале 1932 года.
Но как мог быть в почете у временной администрации, уволившей Дора, один из его ярых защитников, автор книги «Ночной полет», приобретшей силу исторического документа, книги, которая как будто возвеличивала того же Дора — Ривьера? И Сент-Экзюпери получает назначение не на свою милую линию, а на пассажирскую линию Марсель — Алжир, обслуживаемую гидропланами. По распоряжению администрации он должен совершить сначала два рейса Марсель-Алжир-Марсель в качестве второго пилота, затем сдать в Мариньяне экзамен на самостоятельное вождение и только тогда получить назначение первым пилотом.
Все это похоже на издевательство. У Антуана создается впечатление, что новая администрация стремится всячески его унизить, отбить желание продолжать работу в авиакомпании. В самом деле, окончание курсов в Бресте и многолетний опыт и так давали ему право на вождение гидропланов. Скрипя сердце он подчинился. Однако же экзамена, по-видимому, не сдавал и продолжал некоторое время работать вторым пилотом.
Впрочем, недолго. В июле он снова просит предоставить ему отпуск по семейным обстоятельствам и всячески оттягивает возвращение на работу. Сент-Экс явно растерян: он любит свое ремесло летчика, все же оно обеспечивает ему какой-то твердый минимум, но его тянет писать. А оба дела трудно совместить. Да и чем жить, если полностью отдаться литературному творчеству? Правда, книга его продается и потянула за собой переиздание «Почты — на Юг», у него договор с издателем на несколько книг вперед, но в лучшем случае это дает возможность получить аванс — на этом жизнь не построишь. Поколебавшись и истратив последние деньги, свои и взятые в долг, — Антуан так же легко брал взаймы, как и давал, когда у него были деньги, всем кто ни попросит, — Сент-Экс возвращается на работу.
Свидетельства о последующих нескольких месяцах жизни Сент-Экзюпери противоречивы. По одним сведениям, его уже в этот момент не приняли больше на работу, по другим — с августа он возвращается опять в Марокко и летает с почтой из Касабланки в Дакар. Известен все же один документ — письмо из Порт-Этьенна, датированное 11 сентября 1932 года: