— Это жестоко, — сказала я ей после собрания.

— Марта, расслабься, — фыркнула Дездемона. — Это была шутка. И даже если получилось не совсем смешно, разве я виновата, что оказываю на парней такое воздействие?

Она взрослела и стала оказывать свое воздействие не только на одноклассников. Каким-то образом ей удалось совершить что-то вроде подвига Геракла, и она нравилась абсолютно всем мужчинам в школе: и ученикам, и учителям. Когда ей исполнилось четырнадцать лет, все мужчины-учителя (и заслуженные, и новички) попадали под ее чары «а-ля Лолита». Перед ее пухлыми губками не мог устоять даже учитель французского языка мистер Найт. Кстати, привлекательность не раз выручала Дездемону. Когда настало время экзаменов, и она вошла в тесный кабинет для устного ответа мистеру Найту, он умышленно не стал сразу записывать ее ответ на пленку, а предварительно спросил, нет ли у нее вопросов относительно непонятных слов в экзаменационном тексте. Этот рыцарский жест не только спас Дездемону от некоторых неприятных мелочей (иначе как бы она вспомнила французское слово «переписка», когда ей от страха мерещилась одна только «пиписка»), но и вывел ее на первое место в классе по своему предмету, поставив отличную оценку.

Вам может показаться, что то, что она стала любимицей учителей, рассорило ее с одноклассниками. Ничуть не бывало! Как раз наоборот. Дездемона была уверена в себе и никогда не оказывалась в разряде «неприкасаемых», куда входили выходцы из деревни, мусульмане и другие не слишком привилегированные, с нашей детской точки зрения, экземпляры. Правда, сама она курила уже в тринадцать лет и при этом, надо заметить, не получала от данного процесса никакого удовольствия.

Но вернемся к сути дела. А она заключается в том, что в школе, несмотря на все наши различия, мы с Дездемоной были неразлучны. Я считала ее потрясающей девчонкой во всем, с ее шикарными бзиками и мелочными подковырками. Чего стоило только ее умение стирать мальчишек в порошок одним только взглядом! Я ненавидела ее и любила одновременно так, как это могут только школьные подруги. Мне казалось, что она сможет научить меня очень многому.

Однако то, что мы подружились, случилось отнюдь не благодаря моему желанию. Инициатива исходила от Дездемоны. Именно она имела право принимать решения. А кто я была такая, чтобы осмелиться отказать ей? Вот, наверное, поэтому легенда о том, что «родителей не выбирают, а друзей — сколько угодно» в отношении меня не совсем справедлива. Хотя дружба с Дездемоной меня вполне устраивала, я бы ничего не смогла изменить в наших отношениях, даже если бы и захотела. Сопротивляться Дездемоне было невозможно.

Почему она, самая известная девочка в школе, выбрала меня в лучшие подруги, так и осталось для меня чем-то вроде тайны. Да, я частенько давала ей списывать домашние задания. Да, я выглядела старше своих лет, а потому мне беспрепятственно продавали сигареты (а с четырнадцати лет и пиво). Еще мы обе считали вещь Снэпа «Ритм-танцор» грандиозным шедевром. Но это, пожалуй, и все, что могло бы нас объединить.

Правда, сейчас, оглядываясь в прошлое, я начинаю понимать наши отношения лучше. В школьной иерархии я была пустым местом, и именно это, по всей вероятности, сыграло свою решающую роль в выборе Дездемоны. Мое ничем не примечательное лицо, обрамленное тусклыми, словно серая тряпка, волосами, должно было, очевидно, еще больше подчеркивать всегда опрятный и здоровый облик красавицы-Дездемоны. А те потайные жуткие уголки, куда я была вхожа, делали ее присутствие еще более неотразимым. Поэтому, как мне кажется, мы являли собой некий контраст — белое и черное. «Содружество света и тени», — так, наверное, высказался бы о нашей дружбе Сайрадж.

Только в университете, когда я познакомилась с Фионой, я поняла, что дружба может быть совсем иной. Ведь мы могли бы взаимовыгодно дополнять друг друга и буквально сиять, находясь вместе. Наверное, осознание этого факта и привело к тому, что я твердо решила окончательно порвать с Дездемоной. Вот почему, как только я услышала ее голос в телефонной трубке через два дня после встречи на Портобелло-роуд, у меня сразу же испортилось настроение.

Так как я не сумела быстро придумать достойную отговорку, мне пришлось согласиться на встречу в присутствии наших парней, в баре «Три этажа». Хотя это свидание не принесло никакой радости — ведь мне пришлось сидеть между своей первой любовью и нынешней — тем не менее вечер прошел гладко. Дездемона вела себя на удивление тактично, а Люк и Алекс довольно терпимо отнеслись друг к другу. Наверное, меня спасло еще и то, что сейчас Алекс ничем не напоминал неуклюжего подростка, лишившего меня когда-то девственности. Когда мы расстались, с трудом разместившись на заднем сиденье мини-такси, я даже испытала нечто похожее на угрызения совести. Наверное, была несколько несправедлива к Дездемоне.

Чтобы загладить свою вину, я сама выступила инициатором следующей встречи. Как оказалось, после этого они и стали повторяться на регулярной основе. В течение последних шести месяцев мы встречались или просто разговаривали по телефону каждую неделю. Если получалось так, что у меня накапливалось много работы, я специально звонила ей, и мы встречались вечером, чтобы выпить по коктейлю.

Теперь, когда мы выросли и нашли каждая свое место в жизни, наши отношения стали проще, но тем не менее у меня все еще остаются замечания. Я хочу сказать, что в любом случае с Фионой я чувствую себя абсолютно раскованной, а с Дездемоной все же чуть напряжена: я до сих пор ощущаю дух соперничества. Это чувствуется во всех наших беседах: о работе, о Лондоне, о жизни и о наших мужчинах. Особенно меня волнует последняя тема. Дездемона словно видит во мне соперницу, и хотя сразу так не скажешь, это чувство затаилось у нее где-то на задворках сознания и только ждет своего момента, чтобы неожиданно выпрыгнуть из темноты в нужный момент, который сейчас как раз и наступил.

Как бы мне этого ни хотелось, но все же придется ей позвонить. И прямо отсюда, из квартиры Фионы. Если я не сделаю этого, то все решит время, и очень быстро: она сама позвонит Люку и выслушает его версию случившегося. Вот черт! Я поднимаю трубку, набираю номер и все ей рассказываю. И пока я выговариваюсь, она упрямо молчит, никак не реагируя на мой рассказ. Никаких сочувственных вздохов или восклицаний, как это принято, например, у Фионы. Это проверка на выдержку, но я спокойно продолжаю говорить, пока не дохожу до последней точки.

— Марта, бедненькая ты моя! Даже не знаю, что сказать.

Да, небогатый набор слов.

— А тебе и не надо мне ничего говорить. Просто я посчитала, что мне нужно тебе об этом сообщить.

— И кто же она, эта девица?

— Понятия не имею. Если верить Люку, он тоже видел ее впервые в жизни.

— И как он все объяснил?

— Ну, примерно так, как ты себе это можешь представить. Что это для него ничего не значит. Что с его стороны, это была просто глупая ошибка…

— И ты ему поверила? — Этот вопрос у Дездемоны прозвучал почти риторически, словно она уже поняла, что я не поверила ни единому слову.

— Ну, видишь ли, я думаю, что дело даже не в этом. Главное, что он переспал с другой девушкой, и теперь я не знаю, смогу ли когда-нибудь его простить.

— Наверное, по отношению к тебе это особенно дико, да?

— То есть?

— Ну, я имею в виду специфику твоей работы и все такое…

Ну, вот, опять начинается! Сколько раз мне еще придется выслушать нечто похожее? «Вот так ирония судьбы!» В конце концов, это, наверное, действительно была ошибка.

— Гм-м… Дез, спасибо, что выслушала меня, а теперь мне нужно уходить.

— Хорошо, милая моя. Береги себя. Если я тебе понадоблюсь, позвони. Ты знаешь, я всегда готова помочь тебе.

Мне это совершенно неизвестно, но я, конечно, говорю ей, что очень высоко ценю поддержку подруги.

Глава 6

В понедельник утром я просыпаюсь и обнаруживаю, что все в гостиной у Фионы перевернуто вверх дном. Или нет, но что-то тут не так. Сильная боль в шее подсказывает мне, что моя голова свисает с софы, и я вижу все так, будто вещи поставлены вверх ногами. Кроме боли, меня угнетает еще какое-то неопределенное чувство, словно я должна сейчас быть в другом месте.