— Замечательно. Так что у вас за вопрос?
— Работая над книгой, вы хоть как-то представляли себе облик тройного существа?
— Совершенно не представлял, — радостно ответил Лабориан.
— Но как такое возможно? — Голос Уиллард дрожал от возмущения, словно лишь сила воли не позволила ему добавить в конце слово «идиот».
— Да очень просто. То, что я не описываю, читатель домысливает сам. Полагаю, каждый делает это по-своему — так, как ему нравится. В этом преимущество писателя. Аудитория у компьюдрамы может оказаться гораздо многочисленнее, чем число читателей книги, но за это вам приходится расплачиваться, создавая подробнейшие образы.
— Это я и без вас понимаю. Значит, спрашивал я вас зря.
— Ничуть. У меня есть совет.
— Какой же?
— Голова. Снабдите тройное существо головой. Ни Рационал, ни Пестун и ни Эмоциональ не имеют головы, но все они считают тройное существо гораздо умнее любого их них. Именно в этом и заключается разница между тройным существом и его исходными компонентами. Интеллект.
— Голова?
— Да. Интеллект у нас ассоциируется с головой. В голове находится мозг, органы чувств. Безголовые устрицы или мидии — это моллюски, которые нам кажутся не разумнее травинки, но их родственника осьминога, тоже моллюска, мы воспринимаем как существо потенциально разумное именно из-за его головы. И глаз. Пусть у тройных существ будут еще и глаза.
К тому времени всякая работа в павильоне, разумеется, остановилась, и каждый из специалистов приблизился на безопасное, по его мнению, расстояние, чтобы послушать разговор директора и автора.
— Какая нужна голова? — спросил Уиллард.
— Какая вам понравится. Достаточно будет выступа или шишки, создающей намек на голову. И глаза. Зритель обязательно поймет идею.
Уиллард повернулся к помощникам.
— Всем за работу, — повелительно произнес он. — Кто объявлял перерыв? Где имажисты? Беритесь за дело, пробуем варианты голов.
Внезапно он обернулся и почти смущенно сказал Лабориану:
— Спасибо!
— Спасибо скажете, если получится, — пожал плечами Лабориан.
Остаток дня они потратили на головы, подбирая вариант, не выглядящий как карикатурная шишка и в то же время как копия человеческой, а затем форму глаз — не удивленные кружочки, но и не зловещие щелочки. Наконец Уиллард объявил конец рабочего дня и хрипло произнес:
— Завтра попробуем снова. Если кого-либо ночью осенит блестящая идея, звоните Мэг Кэткарт. Все, достойное внимания, она сообщит мне. Думаю, она так и не позвонит, — негромко пробормотал он.
Уиллард оказался и прав, и не прав. Прав в том, что блестящих идей ни у кого не появилось. А не прав потому, что такая идея родилась у него самого.
— Послушай, — сказал он Кэткарт, — ты можешь наколдовать цилиндр?
— Что?
— Это такая штука, которую носили на голове в викторианские времена. Понимаешь, когда Пестун проникает в логово тройных существ, чтобы украсть источник энергии, вид у него не очень впечатляющий, но ты мне говорила, что натолкнулась на идею шлема и длинной линии, символизирующей копье. Он как бы отправился в рыцарское странствие.
— Да, помню. Но из этого может ничего и не получиться. Мы же пока не пробовали.
— Конечно, но твоя идея подсказала нужное направление. Если ты сумеешь создать намек на цилиндр, то создастся впечатление, будто тройное существо — нечто вроде аристократа. Тогда точная форма головы и вид глаз станут не столь критичными. Такое можно сделать?
— Сделать можно что угодно. Вопрос лишь в том, сработает ли идея.
— Попробуем.
Как это всегда получается, одно потянуло за собой другое. Услышав о цилиндре, звукооператор спросил:
— А почему бы не снабдить тройное существо британским акцентом?
— Зачем? — не понял застигнутый врасплох Уиллард.
— Понимаете, когда британец говорит, в его речи больше тонов. По крайней мере, в речи верхних классов. Американская версия английского стала как бы более плоской, и это справедливо также для речи всех трех исходных существ. Если тройное существо заговорит как британец, его голос заиграет подъемами и спусками интонаций — тенором, баритоном, а иногда даже сопрано. А именно это мы хотели выразить тремя голосами, из которых формируется голос тройного существа.
— Ты сможешь это сделать? — спросил Уиллард.
— Думаю, что да.
— Тогда попробуем. Совсем неплохо — если получится.
Было интересно наблюдать, как захватила всю группу работа над Эмоциональю, особенно сцена, когда Эмоциональ мчится через всю планету после краткой встречи с другими Эмоционалями.
— Эта сцена станет одной из самых драматичных, — напряженно говорил Уиллард. — И мы поставим ее с максимально возможным размахом. Повсюду будут мелькать ткани, ткани, ткани, но они ни в коем случае не должны перепутываться. Каждое существо должно быть четко видно. Даже когда все Эмоционали разом полетят в сторону зрителей, каждая должна выделяться. А Дуа обязана выделяться среди всех. Я хочу, чтобы она чуточку поблескивала, чтобы отличаться от остальных. Она же наша Эмоциональ. Понятно?
— Понятно, — сказал главный имажист. — Сделаем.
— И еще одно. Все остальные Эмоционали щебечут. Они птицы. Наша Эмоциональ не щебечет, она презирает остальных, потому что умнее их, и она это знает. А когда она мчится оттуда… — он смолк и задумался. — Мы можем как-нибудь обойтись без «Полета валькирий»?
— Но мы не хотим отказываться от этой музыки, — без промедления ответил звуковик. — Ничего лучшего для этой цели еще не написано.
— Верно, — согласилась Кэткарт, — и пускать мы будем время от времени лишь короткие фрагменты. На слух они создадут тот же эффект, что и целое произведение, к тому же я могу добавить образ развевающейся гривы.
— Гривы? — с сомнением произнес Уиллард.
— Обязательно. Три тысячи лет общения с лошадьми вбили людям в головы, что мчащийся галопом жеребец есть олицетворение бешеной скорости. Все наши механические экипажи, несмотря на их огромную скорость, слишком статичны. И еще я могу сделать так, чтобы грива лишь подчеркивала и усиливала эффект колышущейся ткани.
— Звучит неплохо. Попробуем.
Уиллард знал, где его подкарауливает последняя преграда — в сцене слияния. Он собрал всех на инструктаж — отчасти чтобы убедиться, что все понимают, над чем они сейчас работают, а отчасти, чтобы продлить время на обдумывание и оттянуть момент, когда идеи начнут воплощаться в звуки, образы и внушения.
— Итак, — сказал он, — Эмоциональ хочет спасти другую планету, то есть Землю, потому что ей невыносима мысль о бессмысленном уничтожении разумных существ. Она знает, что тройные существа выполняют научный проект, необходимый для благополучия ее мира, и их совершенно не волнует опасность, которой они подвергают чужой мир, то есть нас.
Она пытается предупредить землян, но безуспешно. Наконец она узнает, что цель слияния заключается в том, чтобы произвести на свет новых Рационалов, Пестунов и Эмоционалей, а затем произойдет окончательное слияние, после которого они тоже станут тройным существом. Это всем понятно? Три различных пола — это как бы личиночная форма, а тройное существо — взрослая форма.
Но Эмоциональ не хочет слияния, она не хочет порождать новое поколение. Больше всего ей не хочется становиться тройным существом и участвовать в начатой ими разрушительной работе. Однако ее хитростью вовлекают в окончательное слияние, и она слишком поздно понимает, что превратится не просто в тройное существо, а в то из них, которое больше остальных будет ответственно за научный проект, обрекающий другой мир на уничтожение.
Все это Лабориан сумел описать словами, словами и словами, но нам предстоит повторить его результат более быстро и резко, пользуясь образами и внушениями. Именно этим мы сейчас и попробуем заняться.
Они пробовали три дня, пока Уиллард не остался удовлетворен.