Изменить стиль страницы

— Благодарю вас!

Мрачное выражение исчезло с его лица. Теперь оно было таким, таким... Маргарет окончательно потеряла голову.

— Я напугал вас, Маргарет? Вы все еще видите во мне угрозу? — спросил он так мягко, так нежно, что ее сердце бешено забилось.

— Конечно нет.

Она хотела ответить живо, раскованно, непринужденно, но ничего у нее не получилось.

— Я вообще не вижу в вас никакой для себя угрозы, — соврала Маргарет.

— Хорошо.

Он улыбнулся. Это была медленная, сексуальная улыбка, заставившая Маргарет подумать о побеге, но оказалось, что она не в состоянии двигаться. Его глаза чернели, как полночь, они притягивали к себе без всякого усилия, его лицо приближалось к ней все ближе.

Его губы встретились с ее губами, нежными и полуоткрытыми. Он прикоснулся к ней всем телом, одной рукой обнял за спину, другая его рука приподняла ее подбородок для того, чтобы поцелуй был более чувственным. От него исходил аромат холодной чистой воды и ночи.

Маргарет показалось — они целуются вечность. И когда она смутно подумала, что поцелуй должен вот-вот оборваться, Федерико снова и снова продолжал его. Молодая женщина ощущала пьянящий вкус его слюны, его языка... О, Федерико, желанный, чувственный, опытный партнер! Он не брал ее стремительным натиском, контролировал, сдерживал себя. И, что интересно, этот контроль доставлял удовольствие им обоим.

Ее руки невольно обхватили его широкие плечи, она даже не поняла, как произошло их взаимное объятие. Она была так плотно прижата к нему, что чувствовала его всего: и грудь, и живот, и сильные ноги, и всю его плоть. О Боже, поднявшуюся плоть. Ощущение было таким, будто она летит на луну в странном сладком завораживающем вихре.

Федерико целовал ее глубоко, медленно, вызывая в ней все нарастающее и нарастающее желание. Да, это был непередаваемый, неописуемый чувственный восторг. Ничто на свете не могло заставить Маргарет оторваться от этого мужчины.

Плотное прикосновение его груди, живота, ног... Властность, мощь, с которой он снимал сладость с ее языка, обессиливали все ее существо. Она не могла поверить, насколько обессиливали. Никогда в жизни она так не целовалась, никогда не переживала подобных восторгов, они захлестывали ее, заставляли таять и гореть в мужских руках. А он, этот искушенный опытный Федерико, знал, как усиливать сладостное пламя, в котором она сейчас сгорала.

Груди ее ныли сладкой болью. Соски напряглись. Между ног, в лоне, стало горячо и влажно. Это сводило ее с ума. Она знала, тело ей больше не повинуется.

Раньше Маргарет была невысокого мнения о собственном сексуальном темпераменте, потому что желание заниматься любовью с Арнольди возникало у нее раз в четыре или пять недель и не захватывало ее целиком. Союз супругов Верн считался комфортным: они были уверены друг в друге, как старые друзья, и ничего больше... Арнольди был для отдыха, домашнего времяпрепровождения. Занятия же сексом негласно считали обычным делом, как субботний семейный обед или гуляние в парке.

Но то, что она испытывала сейчас!.. Это захватывало ее полностью, пробуждало желание за желанием, экстаз за экстазом, такие сумасшедшие ощущения были ей раньше неведомы. С каждым мгновением она желала Федерико больше и больше, теряла контроль над собой. Это было опасно...

Напоминание об опасности тревожно вспыхнуло в мозгу и заставило Маргарет дернуться прочь из жарких объятий. Она даже вскрикнула, словно вспугнутая птица. Господи, да она сошла с ума, готова наплевать на правила, отказаться от собственных принципов. В конце концов, ей двадцать восемь лет — не девочка же, обязана справиться со своим болезненным, полубезумным состоянием. Да, да, жуткая тяга к Федерико не что иное, как болезнь, лихорадка.

— Не прикасайтесь ко мне! — выкрикнула она высоким взбешенным голосом.

И через волну стыда, гадкого ощущения, что ее растоптали, унизили, до нее дошло: Федерико подчинился. Он оторвался от нее, отстранился, хотя они страстно хотели друг друга.

— Я не хочу! Не буду! Я здесь потому, что вы просили меня выслушать историю, связанную с Мануэлем. Это все!

Кому она кричала — Федерико или себе? В отчаянии Магги не могла даже вспомнить, с чего вдруг вспыхнула их страсть, кто послал первый импульс, — она или он? Это было сумасшествие, необъяснимое сумасшествие. Как можно было себе позволить целоваться, обниматься, прижиматься, гореть, таять, сходить с ума? И с кем? С человеком, которого встретила всего несколько часов назад? С Федерико Бокерия!

— Маргарет, послушайте...

— Нет, нет, не приближайтесь ко мне, ради Бога!

Ее охватила паника, в смущении она стала произносить какие-то бессмысленные, непростительные слова. Бежать, бежать! Вот спасение, вот избавление от его рук, губ, магического притяжения голоса и глаз, постоянно меняющих свой цвет. И она побежала от него по темным дорожкам парка, по теплым камням, хранящим дневной солнечный жар, мимо таинственных силуэтов кустов и деревьев. Она неслась раненой птицей, приговаривая:

— Вы все похожи... Мануэль и его отец... Стараетесь заполучить от женщин одно... Гадкие, гадкие, ненасытные!

Она не заметила, как халат соскользнул с плеч и упал на землю. Она неслась к дому, будто за ней гнались насильники или хуже — дьявол дышал в спину.

Когда она ворвалась, как ураган, в свою комнату, грудь ее разрывалась от бешеного дыхания, а в голове помимо ее воли звучало: «Дура! Идиотка! Что ты наделала!»

Маргарет бросилась на постель. Беглянку переполняли последние мгновения ночного свидания, разговора с Федерико, и она ругала себя почем зря. Ах, как она могла, как могла сказать ему, что он похож на Мануэля! И на того сумасшедшего рыбака-насильника! Зачем бросала в лицо ужасные слова?

Она сидела на постели, дрожа, трясясь, в голове проносились ужасные картины. Маргарет рыдала.

Несколько минут спустя она машинально посмотрела в маленькое зеркало, лежащее на столике рядом с кроватью, и ужаснулась: красное лицо, заплаканные опухшие глаза, спутанные, как у ведьмы, волосы. Боже! На дне какой пропасти она оказалась? Надо обязательно попросить у него прощения. Она поступила подло, жестоко, мерзко, гнусно и презирала теперь себя. Ее поступок лег на душу тяжелым камнем.

Конечно, сеньор Бокерия не виноват. Он такой, какой есть, пусть и похож на плейбоя из глянцевого журнала. Джеймс Бонд, вот он кто... Если уж на то пошло — она сама сплоховала, поднесла себя на тарелочке.

Тут не надо долго размышлять — мужественность, здоровье, красота Федерико, безусловно, притягивают к нему женщин, которые по одному слову подобных типов выстраиваются в ряд, в очередь... Нет сомнений, пошевели он мизинцем, любая из этой романтической очереди побежит к нему с восторгом: «Большое спасибо, что вы заметили меня, сеньор Бокерия. Я согрею вам постель». И ей тоже не удалось избежать его магического обаяния. Идиотка! Нет, он сам идиот!

Она заскрежетала зубами. Что же корить себя: чего хотела, то и почти получила.

Маргарет закусила губу, пока не почувствовала вкус крови. Надо же, она вела себя как нимфоманка с человеком, который только что рассказал ей о страшной семейной трагедии, доверил одну из главных тайн их рода. О Боже! Она не помнит, ничего не помнит, знает единственное, что, пожалуй, сошла с ума.

Миссис Верн застонала и, обхватив голову, еще долго сидела, раскачиваясь на постели... Так, стоп. Может помочь только холодный душ. Затем она ляжет, положит на глаза холодное влажное полотенце. А то иначе утром семейство Бокерия, собравшись за завтраком, решит, что она — боксер, проведший ночь в бесконечных тяжелых раундах.

В Копенгагене, в среде модных агентств она имеет репутацию холодной, хорошо контролирующей себя женщины. Это был образ, который она поддерживала на протяжении последних лет. Вот и надо его блюсти впредь, она не Кармен какая-нибудь, зачем ей вспенивать вокруг собственной персоны океан страсти?

Итак, что же случилось на протяжении последних двадцати четырех часов? Федерико Бокерия случился... Безумие, вне всякого сомнения, но что произошло, то произошло.