Ровно в 8 часов гофмаршал императрицы, блестящий красавец граф Левенвольде, вышел из внутренних покоев в большой танцевальный зал, где толпились нарядные гости, и ударом гофмаршальского жезла возвестил о выходе Ее Величества. В ту же минуту загремели трубы, забили литавры и, предшествуемая пажами, в сопровождении блестящей свиты, вошла государыня.

На ней была великолепная роба, вся затканная драгоценностями, яркого пурпурного цвета, любимого более других Анной Иоанновной. Бриллиантовая диадема покоилась на пышных взбитых волосах. Опираясь на руку своего неизменного гофмейстера, Анна Иоанновна с милостивою улыбкою обходила гостей.

Как только императрица подошла к стоявшим в первом ряду сановникам, ей навстречу выступила робкою, застенчивою, мешковатою походкою маленькая, тщедушная фигура юноши с длинными, как у девушки, волосами, разбросанными по плечам, с некрасивым, опущенным книзу носом и крошечными подслеповатыми глазами.

— Имею честь приветствовать Ваше Величество! — произнес по-немецки, сильно заикаясь, юноша.

Государыня протянула ему руку, которую юноша мешковато поднес к губам.

— Рада вас видеть на моем вечере, принц Антон-Ульрих! — ласково произнесла Анна Иоанновна, стараясь всеми силами ободрить застенчивого принца. — Позвольте вам представить даму на первый танец. Надеюсь угодить ею вашей светлости!

И, лукаво улыбаясь, императрица сделала знак одному из находившихся в свите камергеров.

В тот же миг миловидная Диана, в сопровождении смуглой аркадской пастушки, с низким поклоном выступила вперед.

— Вот тебе кавалер, Анюта! — произнесла императрица, вкладывая в руку принца дрогнувшие пальчики племянницы, и, милостиво кивнув еще раз принцу, направилась дальше.

Принц очутился теперь наедине с двумя девочками — одной смуглой, другой — светловолосой, с дерзким любопытством и явною насмешкою во все глаза уставившимися на него.

Он неловко затоптался на месте, теребя свои кружевные манжеты, без всякой надобности хватаясь за шпагу и в замешательстве тряся головою. Длинные локоны его тряслись вокруг взволнованного, испуганного, побледневшего и еще более оттого подурневшего лица, губы судорожно дрожали.

Несколько минут длилось тягостное молчание, показавшееся вечностью бедному принцу. Наконец, потерявший последнюю смелость принц, страшно заикаясь, залепетал по-немецки:

— Несказанно счастлив, Ваше Высочество, при-н-цесса, встре-ти-ть-ся с вами!

— Батюшки, да он заика! — шепнула Юлиана на ухо подруге.

Та только плечами пожала. Явная недоброжелательность выразилась на юном личике принцессы. Полное разочарование отразилось в голубых глазах. Антон-Ульрих приводил в ужас принцессу и своим несчастным видом, и своей несказанной робостью, и всей своей комической фигурой, тут еще, вдобавок, оказывается, что он заика.

Принцесса не знала, что ответить своему кавалеру. Она как будто растерялась.

Ее выручила бойкая, смелая Юлиана.

— Ваше Высочество, у вас все говорят так в Брауншвейгии? — дерзко взглянув в самые глаза принца, спросила проказница.

— Ка-к го-во-о-ря-ят? — не понял тот.

— Да заикаются… Ах, если все, то мне очень жаль… Это, должно быть, очень неприятно — заикаться…

Принц понял насмешку, несмотря на мнимый тон сострадания, который Юлиана старалась придать своему голосу. Понял и смутился, не зная, что ответить.

Хорошо еще, подумал он вероятно, что не она, эта насмешница-смуглянка, а ее беленькая подруга намечена ему в жены. Эта, по крайней мере, не кажется такой сорвиголовой. Желая воздать должное доброй душе своей невесты, принц Антон с трудом поборол смущение и с самой любезной улыбкой произнес:

— Ва-а-ше Вы-со-со-чество, пре-ле-стней-шая из бо-гинь, ка-ка-ка-ку-ку-ку-ю толь-ко мож-мож-жно встретить, могу-ли я рассчитывать…

Но едва только он произнес это, как Юлиана отчаянно замахала руками.

— Не старайтесь расточать ваше красноречие, принц, Ее Высочество не понимает по-немецки, — произнесла самым искренним тоном шалунья.

— Но Ее Вы-ы-ы-сочество… — замямлил снова бедный заика.

— Ее Высочество с двухлетнего возраста живет в России и не говорит иначе, как по-русски, ваша светлость, — снова прервала на полуслове бедного принца Юлиана.

— Но по-фран-фран-цузски? Ведь го-го-го-во-о-рит принцесса по-фран-фран-фран-цузски! — в отчаянии переходя на французский язык, произнес совсем оторопевший принц.

— Ни-ни! — усиленно замотала головой Юлиана.

— Но как-же, мне гово-о-о-рили…

— Вам говорили сущие нелепости, — живо затараторила Юлиана. — Правда, у принцессы есть воспитательница француженка, но принцесса не хочет у нее ничему учиться. Она ужасно зла, принцесса, даром что выглядит тихоней, а когда ее кто-нибудь рассердит, принцесса кусается, как дикий зверек, или бьет нас, своих фрейлин, по щекам, — торжествующе заключила шалунья.

— О-о! — произнес в ужасе принц, со страхом косясь на свою невесту.

Та только губы закусила, чтобы не расхохотаться выходке проказницы Юлианы.

— Ну, держу пари, что он убежит теперь за сто тысяч верст от такой невесты, — успела шепнуть последняя своей подруге. — Вы должны, принцесса, благодарить меня.

Императрица все это время издали любовалась своею племянницею и ее женихом, не подозревая, какой травле был подвергнут несчастный принц.

— Гляди, генерал, — обратилась она к почтительно стоявшему перед нею Миниху, — как оживленно беседуют наши дети. О, из них выйдет славная парочка! Только он слишком еще робок, наш молодой принц. Надо отшлифовать его хорошенько. Ты возьмешь его с собою в польский поход, генерал, и вернешь возмужалым юношей!

— Слушаю, Ваше Величество, — отвечал тот и, мельком взглянув на принца, подумал тут же: «Ну, не знаю, где видит оживление государыня. Говорит одна только проказница Юлиана, принцесса же нема, как рыба, а что касается принца, то… Великий Боже, что за жесты, что за дикая мимика у этого молодца?»

Между тем, принц, поверив Юлиане, что Анна не поймет его речей, принялся объясняться с нею языком жестов и мимикой. Он то прикладывал руки к сердцу, то поднимал в потолок глаза и всячески старался показать ей, как восхищен ее грацией, костюмом и красотой.

Вид принца был настолько смешон и жалок, что принцесса окончательно отвернулись от своего жениха.

— О Юлиана! Это какой-то ощипанный цыпленок, а не принц! — произнесла она с негодованием и, поспешно отойдя от него, бросилась в соседние с залою апартаменты. Миновав целый ряд роскошно убранных покоев, юная принцесса вбежала в пустовавший в то время зимний сад, который находился на самом конце дворца. Посреди сада меланхолически звенела искрящаяся струя фонтанов. На диковинных заморских деревьях, расставленных в больших расписных бочках, сидели пестрые птицы. У каменного грота, устроенного в самом конце сада, стоял черный, как уголь, арап со скрещенными на груди руками, неподвижный, как каменное изваяние. На его черном лице сверкали лишь белки глаз, широко раскрытых и обращенных ко входу в зимний сад императрицы, стражем которого он был.

Принцесса Анна стремительно вбежала в сад, приблизилась к гроту, упала на белую мраморную скамейку, стоявшую в глубине грота, и громко зарыдала, лепеча сквозь всхлипывания:

— Ах, зачем, зачем я не простая девочка Христина, не бедная дочь какого-нибудь мекленбургского ремесленника! Зачем судьба мне сулит высокую долю! Выйти замуж за этого противного принца, всю свою жизнь проводить в этом скучном дворце, кланяться и приседать по этикету, наряжаться и блистать, и слушать лесть, и самой смеяться, и притворяться!.. Бедная, бедная Анна, невеселая участь ждет тебя! И одна ты, одна на свете, никто не заступится за тебя!

И горькие слезы новым потоком заструились по убитому личику маленькой Дианы.

— Ошибаетесь, Ваше Высочество! У вас есть друг преданный и верный! — раздался тихо приятный голос невдалеке.

Принцесса с изумлением подняла глаза.

Никого, ни одной души не было в зимнем саду, если не считать черного арапа, безмолвным каменным изваянием по-прежнему стоявшего у входа в грот. Но арап не мог знать по-русски, а если и знал, не сумел бы так чисто выразиться на этом языке.