Мария повеселела. Она представляла эту встречу. Ее кузина, которую она никогда не видела, но которая, как она знала, была рыжеволосой, временами высокомерной, иногда веселой, порой фривольной, любящей танцевать и выслушивать лестные речи, держащей свой небольшой двор из фаворитов и делавшей вид, что они могут стать ее любовниками, казалась ей весьма человечной женщиной.
Мария наделяла Елизавету наиболее приятными чертами, присущими ей самой, — великодушием, пылкостью, готовностью помочь тем, кто оказался в беде.
И вот она совершила самую роковую ошибку в своей жизни, сказав:
— Я напишу Джорджу, чтобы он распустил своих людей; я напишу то же самое Аргайлу, Хантли и Флемингу. Я доверюсь Елизавете и сделаю так, как она предлагает.
Как только Мария согласилась подчиниться желаниям Елизаветы, ее охватили дурные предчувствия.
Она узнала о горьком разочаровании Джорджа Дугласа, когда он был вынужден распустить свою небольшую армию. Аргайл, Хантли и Флеминг были поражены сверх всяких слов, но они ничего, не могли поделать, поскольку королева приказала им распустить их войска. Мгновенным решением Мария разрушила все, что ее друзья так тщательно создавали после поражения под Ленгсайдом. Она больше не представляла угрозы для своих коварных врагов.
Мария написала Елизавете, сообщая, что дает согласие на ее план, но полагает, что у нее должно быть письменное соглашение с Елизаветой. Она была уверена, что королева Англии даст указание своему секретарю Сесилу написать ей, подтверждая предложение, которое Геррис доставил ей в устной форме.
Она каждый день ждала ответа, но ничего так и не получила; но она услышала, что Морэй и Мортон готовят судебное дело против нее; и все поверили, что она согласилась, чтобы ее дело слушалось в Англии.
Иногда она гневно восклицала:
— Кто эти люди, чтобы судить меня? Я должна отвечать только перед одним судьей, и этот судья — Господь Бог; перед ним я не боюсь предстать и заявить о моей невиновности.
Но было уже слишком поздно протестовать. Копии писем из шкатулки уже были переведены, и Морэй с Мортоном в коалиции с Сесилом и его друзьями готовили дело против нее.
Ее друзья в Шотландии сожалели о таком положении дел. Однако в недалеком будущем намечался небольшой просвет.
Хотя она никогда не выходила без охраны и хотя ворота замка тщательно запирались на ночь, шотландцам еще разрешалось приезжать и уезжать, и это означало, что ей могли привозить известия из внешнего мира, лежащего за пределами замка Болтон.
Однажды, прогуливаясь с Марией по окрестностям, Геррис сказал:
— Думаю, мы оказались слишком доверчивыми.
Мария кивнула.
— От Елизаветы ни слова. Как вы думаете, это ее министры мешают ей написать то, что она сказала вам?
Геррис задумался. Трудно представить женщину, которую он видел, слушающей указания своих министров. Она предстала перед ним в роли сочувствующего друга его госпожи, но он не мог забыть поведение ее придворных, послушные манеры, с которыми ее главные министры всегда говорили с ней, как будто она была богиней. Могла ли такая женщина ждать, что скажут министры, которые явно были озабочены только тем, как бы еще польстить ей и завоевать ее одобрение? Геррис начинал беспокоиться, не был ли он обманут английской королевой.
В любом случае, пока Мария находилась в Англии, она в большой степени зависела от милости Елизаветы; и зная, что десять тысяч шотландцев собрались под знамя Хантли и что французы были готовы прийти к ней на помощь, он считал, что если бы Мария находилась в Шотландии, то у нее были бы более весомые основания для вступления в сделку с Елизаветой.
Вот почему теперь он задумался. Ему предложили план. Он был таким простым, каким, по его мнению, должны быть все хорошие планы. Что могло быть проще, чем бегство из Лохлевена? Это могло сработать.
— Ваше величество, — обратился он. — Я и другие ваши друзья начинаем думать, что вы могли бы скорее добиться помощи от Елизаветы, если бы не являлись ее узницей. И давайте смотреть правде в лицо — вы являетесь ее узницей, хотя она и называет вас своей гостьей.
— Вы хотите сказать, что если я вернусь в Шотландию, то будет легче договориться с ней.
— Теперь я уверен в этом, ваше величество.
— А что произойдет, если я скажу Ноллису и Скроупу, что я намерена вернуться?
— Вашему величеству очень вежливо и обходительно помешают это сделать. Но это еще раз заставит нас убедиться, насколько возвращение необходимо.
— Я вижу, что вы встревожены не меньше, чем я, потому что королева Англии так и не подтвердила письменно свое предложение, а провозгласила мое желание, чтобы мое дело рассматривалось в английском суде, не поставив никого в известность, что она пообещала мне, если я пойду на это. О да, мой дорогой лорд Геррис, вы правы, как и всегда, во всем этом утомительном деле.
— Я боюсь, что слишком доверился королеве Англии.
Мария понимала его. Она сама всю дорогу ошибалась, слишком доверяя тем, с кем ей следовало вести себя осторожно. И ей не было присуще упрекать других за ошибки, которых она сама делала еще больше. Она никогда не стала бы винить тех, кто совершал ошибки из благородных побуждений.
— Итак, ваше величество, может быть, вы ознакомитесь с планом вашего побега? — тихо продолжил Геррис.
— С удовольствием, — ответила она.
— Ваш покорный слуга лорд Фернихерст сообщает, что если вы сможете пересечь границу, то его замок будет в полном вашем распоряжении. Все подготавливается для того, чтобы принять вас там.
Глаза Марии засияли. Мысль о действии после столь долгой бездеятельности привлекала. Кроме того, она уже устала посылать постоянные запросы королеве Англии, которая либо игнорировала их, либо давала обещания, которые, по всей видимости, не стремилась выполнять. Не так уж легко было забыть ту коробку с изношенными туфлями и ветхим черным бархатом.
— Но как я могу выбраться из замка Болтон?
— Только после наступления темноты.
— Но у дверей стоят стражники.
— Убежать можно только через одно из окон ваших апартаментов. Если бы вы смогли проскользнуть сквозь рощицу и спуститься вниз с холма, то мы ждали бы вас там с лошадьми, а затем… мы не так уж далеко от границы.
— Тогда так и сделаем, — порывисто воскликнула Мария.
— Очень немногие должны знать об этом, и всего несколько человек могут поехать с вами. Возможно, Мэри Сетон, Вилли Дуглас и я. Чем больше нас, тем вероятнее предательство. Остальные смогут последовать за вами, когда вы окажетесь в безопасности. Я уверен, что никто не захочет удерживать их здесь после вашего побега.
— Тогда давайте решим, как это осуществить.
— Сейчас нам следует обойти замок до того окна ваших апартаментов, которое выходит на ту сторону.
Они так и сделали и, не подавая виду, что их это интересует, осторожно оценили расстояние от окна до земли под ним.
— Вот видите, — сказал Геррис, — это вполне возможно. Вы спуститесь на землю, проскользнете через рощицу и, если лошади будут наготове, умчитесь через пять-десять минут.
— А как же стража, и Скроуп, и Ноллис?
— Они быстро уснут в передней и в своих комнатах. Они не подумают, что кто-нибудь может спуститься через окно. Вы доберетесь до границы, прежде чем поднимут тревогу.
— У Вилли Дугласа, несомненно, появятся идеи, как это все осуществить.
— Я уже думал прибегнуть к его помощи, ваше величество. Несмотря на его успех в Лохлевене, здесь его не воспринимают всерьез, а он и доволен, так как это поможет ему в ответственный момент. Он — прекрасный молодой человек. Всех забавляет, когда он вышагивает со своим мечом, выказывая неуважение к высокопоставленным лицам. Да, Вилли может помочь в этом. Я уже думал отправить его раздобывать лошадей. Его менее всего могут хватиться из всех нас. Как вам известно, ваше величество, он иногда уезжает из замка и отсутствует часами. Мы немедленно пошлем его на поиски лошадей.