— Я не отрицаю этого, — с достоинством ответил Жак. — Мы с Бесси хотим пожениться. Вполне естественно, что я должен был попросить согласия у ее отца.
— А я-то думала, что было бы более естественно попросить согласия у меня.
— Я не ожидал такого же почета, какой вы оказали Гильберту Керлю.
— Вы слишком дерзки, — сказала Мария. — Я не собираюсь разговаривать с вами, пока вы не восстановите свои хорошие манеры. Теперь уходите.
Жак поклонился, и когда он направился к выходу, Бесси собралась последовать за ним.
— Не ты, — скомандовала Мария. — Ты останешься.
Бесси стояла, угрюмо глядя на королеву.
— Почему ты не рассказала мне? — укоризненно спросила Мария.
— Потому что вы решили заставить меня выйти замуж за лорда Перси.
— Конечно, ты должна выйти замуж за лорда Перси. Этот союз придумала не я, но это хорошая партия.
Бесси заявила:
— Я никогда не выйду замуж за лорда Перси. — И когда она произнесла это, ей показалось, что вся любовь Марии исчезла, как будто перед ней стояла не Мария, а ее бабушка.
— Бесси, ты очень молода… — примирительным тоном заговорила Мария.
— Я женщина. Я люблю Жака. Я всегда любила Жака. Я люблю его больше всех на свете. И всегда буду любить. Я собираюсь выйти замуж за Жака…
— Ну, Бесси, моя дорогая, ты знаешь, что девушка в твоем положении должна повиноваться своим опекунам.
— Меня абсолютно не волнуют мои опекуны.
— Бесси! Как ты можешь говорить такое!
Мария была глубоко задета. Она думала о том, как когда-то стала крестной этой девочки, как рассказывала ей истории, лежа с ней в постели, как Бесси, будучи еще совсем ребенком, ужасно боявшимся своей властной бабушки, прибегала к своей крестной за утешением. Сейчас Бесси не думала ни о чем, кроме своей страстной любви к Жаку, и была готова возненавидеть любого, кто встал бы между нею и ее счастьем.
— Я могу говорить так, и я говорю. Я люблю Жака. Я хочу
Жака, и я ненавижу… ненавижу, ненавижу любого, кто пытается не позволить нам пожениться.
— Ты — глупый ребенок, — сказала Мария. — Ты неблагоразумна.
— Меня не волнует разумность. Меня ничего не волнует, кроме Жака.
— Бесси, я считаю, ты должна думать, что говоришь.
— Я больше ни о чем не думала в последние месяцы, кроме этого. Я собираюсь выйти замуж за Жака, и никто на целом свете меня не остановит! Вы — старая женщина, вы не понимаете… Или вы все забыли!
Внезапно Бесси разразилась злобными слезами и выбежала из комнаты. Мария смущенно посмотрела ей вслед.
Мысли Марии были целиком заняты любовью Бесси и Жака. В глазах Бесси и вправду сквозила ненависть к ней, когда девушка так вызывающе заявляла о своей любви. Это ранило Марию.
Если бы влюбленные пришли к ней и рассказали о своих чувствах до того, как графиня выразила желание устроить брак с лордом Перси, то она сделала бы все возможное, чтобы помочь им. Теперь же она не должна этого делать, поскольку выходило бы, что, поступая так, она умышленно настаивает против воли семьи девушки.
Маленький скайтерьер, казалось, почувствовал ее горе и, вскочив к хозяйке на колени, лизнул ей руки. Королева нежно погладила его, поскольку это маленькое создание доставляло ей большую радость. С тех пор, как его прислали Марии, он не отходил от нее.
Она думала, что ей делать с этими дерзкими влюбленными, и в конце концов решила, что должна отправить Бесси отсюда. Если бы Елизавета приняла девушку ко двору, то, вероятно, при том великолепии жизни Бесси забыла бы своего Жака Hay. У Марии сложилось впечатление, что девушка, живя затворнической жизнью, вообразила, что влюбилась в Жака — в первого попавшегося красивого мужчину, который обратил на нее внимание. Бесси была слишком молода, чтобы понять это; если ее услать отсюда, она встретит других людей и, возможно, поймет, что ее влюбленность в секретаря вовсе не была «великой страстью», которую она себе вообразила.
В конце концов Мария написала сэру Генри и леди Пьерпонт, что она считает, что им пора забрать дочь в свой дом.
В зале постоялого двора неподалеку от Сен Жиль-ин-де-Филд сидел священник и ждал посетителя. Его отличительной чертой были горящие глаза фанатика. В ожидании он нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Наконец к нему подошел человек в солдатской форме.
— Прошу вас, садитесь, — сказал священник.
Солдат придвинул стул поближе.
— Я знаю, что мы можем доверять друг другу, — продолжал священник. — Меня зовут Джон Боллард, и у нас есть общие друзья. Я знаю, что вы — Джон Сэведж и что наши взгляды совпадают.
— Я думаю, Томас Морган рекомендовал меня вам, — пробормотал Сэведж.
— Это так. Вы — человек, готовый отдать свою жизнь за веру. Только это имеет значение. Перед нами опасность, мой друг. Вы боитесь опасности?
— Я не боюсь умереть за мою веру.
— Я так и понял. Поверьте мне, мой друг, те, кто готов работать ради этого дела, так и должны думать.
— Вы проинформируете меня?
— С удовольствием. Я надеюсь — и я уверен, что вы, как хороший католик, согласитесь со мной, — что с Англией не будет ничего хорошего, пока на троне незаконнорожденная протестантка.
— Я от всего сердца убежден, что Англия должна обратиться в католическую веру.
— Тогда, мой друг, у нас единое мнение. Наше стремление — вернуть в Англию католическую веру, а сделать это мы можем, только убрав Елизавету и возведя на ее место католичку Марию.
— Кто еще с вами в этом деле?
— Определенные джентльмены, с которыми вы немедленно встретитесь. Вы хотите следовать дальше?
— Я желаю этого всем сердцем, — ответил Джон Сэведж.
Темнело, когда двое мужчин направились к дому на Феттер Лейн. Боллард трижды стукнул в дверь, которая спустя некоторое время отворилась.
Он вошел в темную прихожую, Сэведж последовал за ним. Человек, открывший дверь, узнал Болларда и кивнул в знак приветствия. Они спустились по лестнице и пошли по коридору. Когда они приблизились к какой-то двери, Боллард тихо отворил ее. Сэведж увидел тускло освещенную комнату, которая, как он тут же понял, была превращена в капеллу. У алтаря стояли несколько человек. Боллард объявил: — Джон Сэведж. Он — один из нас.
Необычайно красивый мужчина шагнул вперед и порывисто пожал руку Сэведжа.
— Меня зовут Энтони Бабингтон, — сказал он. — Приветствуем вас в наших рядах. Мы собираемся слушать мессу. Вы присоединитесь к нам?
— Со всей душой.
— Потом мы пойдем в мой дом в Барбикан, и там вы познакомитесь с моими друзьями.
Сэведж склонил голову, и месса началась.
Когда, покинув Феттер Лейн, они пришли в дом в Барбикане, Энтони Бабингтон угостил друзей едой и вином, затем запер двери и убедился, что никто снаружи не услышит то, что будет говориться в комнате.
Бабингтону лет двадцать пять. Одет он был немного цветисто. Его красивое лицо светилось заразительным энтузиазмом. Бабингтон всем сердцем верил в свой заговор; он не допускал даже в мыслях возможности провала и зажигал всех своей страстью.
Он взял слово и театрально произнес речь о том, почему эта группа людей собралась в такой тайне.
— Мой друг, — обратился он к Сэведжу, — теперь, когда вы присоединились к нам, нас стало тринадцать. Но не думайте, что мы одиноки. Когда мы будем готовы, за нами встанет все католическое дворянство Англии. И у нас есть союзники за пределами Англии. Это будет не просто восстание севера, джентльмены. Это будет поход против протестантизма, который изменит ход истории нашей страны. Папа римский с нами. Король Испании с нами. И когда мы низвергнем ублюдка с трона, эти могущественные союзники придут к нам на помощь.
Он оглядел собрание; глаза его горели.
— Джон Сэведж, — продолжил он, — сейчас я представляю вам ваших соратников — Он указал на человека, сидевшего справа от него.
— Эдвард Эбингтон, — назвал он. Сэведж приветственно склонил голову, и Эбингтон кивнул в ответ. Затем Энтони перечислил остальных, сидевших за столом: — Эдвард Виндзор, Эдвард Джонс, Чидиок Тичбурн, Роберт Барнвелл, Чарльз Тилней, Генри Донн, Жильберт Гифорд, Джон Трэйвс, Томас Салисбери.