Мороз внимательно осмотрел меня с головы до ног. Все, кто работал с Морозом, знали, что он не выносит никакой расхлябанности, недисциплинированности, небрежности ни в делах, ни в людях. Первоначальные выводы о работнике он всегда делал по его внешнему виду. Сам Мороз являл собой образец подтянутости и собранности. Высокого роста он внешне был похож на породистого сановника с картин XVIII – XIX веков, хотя сам в прошлом, как и его предки, был простым хлеборобом, что любил при случае подчеркнуть. Украинский язык был для него родным, но он так же свободно владел русским.

Я посмотрел в сторону своих начальников. Лица обоих были спокойны и невозмутимы. Николай Иванович, как он это обычно делал, со смешинкой в глазах скользнул взглядом по мне, и я понял, что пронесло. Наказывать меня не будут.

– У нас родилась мысль поручить вам поработать с Куком, – продолжая смотреть на меня, произнес Мороз. – Птушко пусть осуществляет оперативную часть работы с «трехсотым», получает информацию по связям, людям, контактам, о деятельности бандформирований в прошлом, выясняет нераскрытые «мертвые»1 пункты связи, возможно известные ему места укрытия бандитов-одиночек. В общем, все оперативные данные по подполью. Вам же предстоит наладить работу с Куком по его политической обработке, оказать на него нужное нам идеологическое воздействие. Как вы смотрите на это, согласны с нашим предложением?

## 1 - Так называли специально оборудованные небольшие тайники для передачи сообщений, не вступая в непосредственный контакт со связником или курьером.

–Благодарю за доверие, конечно, согласен, Николай Тихонович, – бодро ответил я. Меня буквально распирало от счастья: «Мне поручено работать с самим Лемишем!»

Позже Николай Иванович подробно рассказал мне, что Кук на вопрос зампреда, какие у него имеются просьбы и пожелания, ответил, что хотел бы продолжить встречи с тем рыжим хлопцем с университетским значком, который подменял Птушко. Мысль о подключении к работе с Куком оперработников, обладающих нужной подготовкой для идеологического воздействия на Лемиша, высказывалась Морозом и ранее, но толчком для принятия окончательного решения о систематических и частых встречах с объектом в условиях тюрьмы, которые бы носили целенаправленный характер, явилась просьба самого Кука.

Николай Иванович дословно передал мне слова зампреда: «Пусть выделенный нами оперработник ежедневно, а если потребуется, вообще без ограничения времени встречается с Куком и ведет с ним самые откровенные разговоры. Надо будет, мы подключимся, поможем ему. И самое главное, Кук не должен заметить и почувствовать, что новый сотрудник приставлен к нему с целью оказания идеологического воздействия. Делать эту работу надо тонко, исподволь, незаметно. Тогда и результаты будут налицо. Будем продолжать активную работу с Куком.

Долго и детально Николай Иванович вместе с начальником отделения Василием Педченко инструктировали меня, готовя к сложной работе в новом амплуа. Он дал указание тщательно готовиться к встречам с Куком по отдельному плану, который он позже посмотрит. Тогда же мне стало известно, что тюремная камера Кука «плюсовая», то есть прослушивается, и что на состоявшейся встрече зампреда с Куком ему объявлено о переводе в ближайшее время в другую, более удобную для жизни камеру, где он будет находиться вместе с женой Уляной. Естественно, эта приспособленная к нормальной жизни камера, также будет оборудована литером «Т», то есть техникой подслушивания.

– Николай Иванович, лучше бы вы мне этого не говорили, – сразу же среагировал я. – Не получатся у меня доверительные разговоры с Куком. В голове будет торчать мысль, что тебя слушают.

– А ты «отсебятины» не допускай, – ответил Николай Иванович. – Основоположники марксизма-ленинизма четко и понятно дали определения и все свои оценки и суждения и по крестьянскому, и по национальному вопросу. Подкрепляй нашими реалиями, фактами. Просмотри еще раз первоисточники, освежи в памяти. В общем, надо тщательно готовиться. Мы имеем дело с хорошо подготовленным знатоком буржуазно-украинского национализма. С расчетливым, хладнокровным, опаснымм врагом советской власти. Тебе будет тяжело с ним спорить. Я знаю это. Я и Николай Тихонович не один час говорили с ним о колхозном крестьянстве, о нуждах и чаяниях украинского народа не только в историческом, но и в современном плане. Мы пока не уловили каких либо сомнений у Кука в его враждебной нам идеологии. Он остается врагом советского строя. Смело и откровенно для арестованного высказывается о мероприятиях партии и правительства. Странно, но он ни разу не спросил у нас, что его ожидает, каково его будущее. Единственное, о чем он спрашивает – это о судьбе жены. Иногда спрашивает о сыне. Все остальное, кажется, его не интересует.

Николай Иванович сделал паузу, медленно, как будто ему было тяжело это сделать, поднялся с кресла и стал ходить по кабинету. Остановился около нас, сидевших за приставным столиком, изучающе посмотрел и продолжил:

– Странно ведет себя Лемиш. Ведь знает, что его должны расстрелять. Об этом ему было сказано сразу же после захвата и объявлено, что судьба жены, ребенка и его самого зависит от его поведения, откровенных и полных показаний. Мы предложили ему участие в организации под нашим руководством широкомасштабной антиоуновской кампании. В том числе возглавить легендированное подполье, чтобы в последующем полностью разложить и дискредитировать зарубежные центры ОУН, вытянуть из-за границы с его помощью некоторых лидеров ОУН. Я уверен, что он прекрасно понял, о чем идет речь. Мы достаточно откровенно высказали ему свои планы в отношении подполья. Он хорошо представляет нашу точку зрения, что даже физическое устранение руководителей ОУН не будет способствовать полному прекращению борьбы. Он умный человек. Образования военного никакого и в армии ни дня не служил, а почерк действий его отрядов в прошлые годы говорит сам за себя – как будто ими руководил кадровый военный. Он еще в молодые годы изучил минно-подрывное дело и стал настоящим специалистом-подрывником. Не случайно Шухевич определил Кука к себе в заместители. Его знают и в него верят за рубежом. Если нам удастся привлечь Кука к сотрудничеству – мы нанесем чувствительный удар по самой идее украинского национализма.

Николай Иванович вновь сделал паузу, долго смотрел в окно на золотые купола Софии1 , а затем тихо, почти про себя, но присутствующие услышали его, произнес:

## 1 - София – так в Киеве называют Софийский собор, который находится рядом со зданием бывшего КГБ Украины на ул. Владимирской.

– Если такое вообще возможно. Легче давать указания, чем их выполнять.

Подчиненные, понимая начальника, не прореагировали на его последние слова и вопросов не задавали.

– Останься, Василий Иванович, а ты, Георгий, сегодня же составь план работы с «трехсотым» и доложи мне…

* * *

Я подошел к стоявшему у входа в следственный корпус вахтеру и, показывая ему удостоверение, кивнул на видневшуюся за спиной старшины дверь:

– Мне туда, в тюрьму.

Старшина молча взял в руки протянутую ему красную сафьяновую книжицу, раскрыл и, заглянув в нее, извлек из висевшего на стене ящика список сотрудников, допущенных к работе в тюрьме.

– Есть такой в списке, – почему-то растягивая в улыбке губы, сказал старшина, возвращая мне удостоверение. – Оружия туда брать с собой нельзя. Это запрещено инструкцией. Если у вас пистолет с собой, вернитесь в кабинет и оставьте его там.

– У меня нет пистолета. Мне уже говорили товарищи по работе.

– Тогда проходите, – и старшина открыл дверь, ведущую во двор здания.

За время работы в здании КГБ мне ни разу не приходилось проходить этот двор и бывать во внутренней тюрьме, как впрочем и большинству других оперативных сотрудников. Здесь было царство следователей, да и те работали в следственном корпусе. Я волновался от важности задания руководства, от предстоящей встречи с Куком, от еще неизвестной мне необычной обстановки. Я передохнул и нажал на белую кнопку звонка на косяке железной двери. Почти сразу же на двери открылось маленькое оконце и в нем показалось женское лицо с грубыми мужскими чертами. Тонкие плотно сжатые губы раскрылись и хрипловатый голос произнес: