Узнав еще до объявления результатов конкурса, что Тёму не приняли в аспирантуру, Анна Михеевна одной ей известными путями выяснила, в чем причина неудачи сына.

— Ну и мерзавцы! А еще называют себя коммунистами и партбилеты в карманах носят! — возмущалась она. — Двурушники и лицемеры.

— Да ты успокойся, Анечка. Никакой трагедии ведь нет. Рассказывай! — мягко попросил ее Сергей Ильич. — Тёма туда не слишком-то и рвался.

— Но очень обидно, что такое творится, когда мы победили фашизм, — уже спокойнее сказала она. — Я точно узнала, что наш сын был признан лучшим, но его отвели, так как в анкете указано, что отец — еврей. — Она перевела дыхание и требовательно взглянула на мужа: — Объясни мне, что творится? Ты же член партии!

— А чего тут объяснять? Разве мало антисемитов среди наших коммунистов? — хмуро ответил Сергей Ильич. — Конечно, таких надо гнать из партии!

— Хочешь сказать, что Тёма напоролся там на черносотенцев? Напрасно ты сводишь это к частному случаю, — горячо возразила жена. — А как тогда объяснить «дело врачей», которое сейчас раздувает официальная пропаганда? Ведь поносят и клеймят, как врагов и предателей, одних профессоров-евреев! — Сергей Ильич ничего не ответил, и она гневно продолжала: — Даже царский режим был более человечен и справедлив! Преследовали евреев как иноверцев, а те, кто принимал христианство, считались равными. Не случайно в метриках и паспортах указывалась не национальность, а только вероисповедание. Твой отец никогда ни в чем не был ущемлен! — Муж продолжал удрученно молчать, и Анна Михеевна упрекнула: — Все ты отлично понимаешь, Сережа, но тебе, как члену партии, стыдно признаться. Это сознательная подлая политическая игра с целью найти «козла отпущения» на кого можно натравить недовольный народ, свалив свою вину за плохое руководство страной и его тяжелую жизнь. Это продолжение кампании против «безродного космополитизма», в еще более отвратительной форме!

— Но ведь врач Тимошук, написавшая донос на профессоров-отравителей, привела факты, — неуверенно возразил Сергей Ильич. — Уж очень громкий вышел скандал.

— Не лицемерь! Отлично понимаешь, что это — провокация, — вспылила Анна Михеевна. — Арестованные профессора — медицинские светила, люди с мировым именем. Они не способны на такое!

— Ладно, уйду от греха подальше, — буркнул Сергей Ильич, вставая. — Обожду, пока успокоишься. А ты, сын, не паникуй! Аспирантура от тебя никуда не денется. Способные люди науке нужны!

Он ушел в спальню, и Тёма, молчавший во время спора родителей, с сомнением произнес:

— А не может так быть, что тебе все наврали? На каждой кафедре найдутся склочники и интриганы.

— Все верно, сынок! И досадно то, что у самих-то этих мерзавцев в жилах неизвестно, какая кровь. Сколько нашествий пережила Россия! А твоя бабушка Вера — столбовая дворянка и окончила Смольный институт благородных девиц. Я от всех скрывала, так как это было не в чести и могло нам навредить.

— Ладно, мамочка, не переживай! Теперь-то уж я обязательно поступлю в аспирантуру, — заверил ее Тёма, желая поскорее успокоить. — Всем мерзавцам наперекор!

Говоря это, он в душе сильно сомневался в том, что выполнит данное ей обещание, и уж совсем не предполагал, что сумеет достичь вершин науки.

Потерпев неудачу с аспирантурой, Тёма решил взять тайм-аут, чтобы дать отдохновение душе и усладу телу. К этому времени у них с Симкой появился новый друг Жора, у которого была своя комната, и создались самые благоприятные условия для интимных развлечений с девушками у него «на хате». Жоре «хата» досталась от матери, которая вышла замуж за капитана рыболовного сейнера и уехала жить на Камчатку. С Жорой Симка тесно сошелся в Плехановском институте после перевода из Одесского университета.

Там, на студенческой вечеринке, Тёма познакомился с Зиной. Ее нельзя было назвать красавицей, но огненноволосая, худощавая и гибкая, как кошка, с кошачьими зелеными глазами, она была необычайно сексапильна и Тёме, давно уже не знавшему женской ласки, казалась пределом мечтаний. Он пригласил ее танцевать сразу, как увидел, и потом не отпускал от себя ни на шаг. Зоя была податлива в танце, аж трепетала, когда он тесно прижимал ее к себе, и охотно согласилась поехать с ними «на хату», чтобы отпраздновать знакомство.

Отоварившись по дороге в гастрономе, пешком отправились к Жоре, благо он жил совсем рядом, в районе Серпуховки. По дороге Зина откровенно призналась Тёме, что уже год как замужем за офицером, который служит на границе, в Хабаровском крае. Живет она в общежитии, заканчивает институт, и скоро отправится к нему насовсем.

— Но зачем тебе это, раз ты его не любишь? — удивился Тёма.

— А почему ты так решил? — прищурив кошачьи глаза, взглянула на него Зина. — Потому, что пошла с тобой? — Она немного помолчала, как бы решая, стоит ли объяснять, но все же сказала: — Ты плохо знаешь женщин. Я люблю своего лейтенанта, но не могу жить без мужчин. Видно, такой уродилась.

Тёме казалось, что он повидал уже страстных женщин, но такой, как Зина, не встречал. Она была неутомима и возбуждала желание, говоря ласковые слова и комплименты. А испытав высшее блаженство, благодарила его и покрывала поцелуями. Когда он утром собрался идти на работу — все еще отсыпались — Зина, прощаясь, прошептала:

— Мне хорошо с тобой, Тёмочка. Может, до моего отъезда снимем комнату?

— Я тебе позвоню, — бросил он на ходу, уклонившись от прямого ответа.

«Хороша, ничего не скажешь, — думал о ней Тёма, трясясь в электричке по дороге в Быково. — Но уж больно ненасытна. Если снимем комнату, она меня до смерти загонит, — мысленно усмехнулся он. — Нет уж! Будем встречаться время от времени. А не захочет, не велика беда! Все равно скоро к своему лейтенанту укатит».

Зина охотно продолжала с ним встречаться и разговора о комнате не возобновляла. Они по-прежнему проводили ночи компанией у Жоры, только друзья Тёмы меняли партнерш, а у него была постоянная. Если это случалось в субботу, утром ехали на пляж. В будни он отправлялся на работу, а остальные продолжали спать. И вот однажды ему позвонил Жора и сказал:

— Нам надо поговорить, но не по телефону.

— Вот-те раз! О чем же? — поразился Тёма. — Что за секреты?

— Встретимся, узнаешь, — коротко ответил Жора. — Жду тебя в пивном баре на Пушкинской.

Когда Тёма туда прибыл, приятель его уже ждал.

— Ты будешь неприятно удивлен, но скрывать это больше я не могу, — сказал Жора, отводя глаза. — Тёма молча ждал объяснений. — Давай по-дружески договоримся! Мне очень нравится Зина и я хочу, чтобы она жила у меня.

— Ты это серьезно? Хочешь, чтобы я тебе ее уступил? — поразился Тёма. — А она, думаешь, согласится?

Тогда Жора сообщил ему сногсшибательную новость.

— Прости меня, Тёмка, но мы с ней… — он замялся, — в общем, с первого дня, когда ты уехал на работу. Я всех выпроводил, а она осталась. Не знал ведь, что станешь с ней постоянно встречаться.

— Ну и ну! Дела-а, — растерянно протянул Тёма, не зная, что делать и как на это реагировать. — А чего ей тогда от меня надо? Не говорила?

— Говорила, — потупился Жора. — Нравишься ты ей больно.

— Но тогда зачем же она… с тобой? — непонимающе воззрился на него Тёма.

— Наверное, у нее… болезнь… такая. Все время хочет, — пожал плечами Жора. — Бешенство матки называется. А мне только этого и надо! — усмехнулся он. — Такую охочую чувиху! — Он просительно посмотрел на Тёму. — Ну как, не жаль тебе ее будет? Может, продолжать так, как есть? Поверь, Зинке и нас двоих мало.

Но Тёма уже все решил.

— Можешь взять ее себе. Я групповухи не признаю, ты знаешь.

На том и порешили, однако Зину у Жорки он не встречал и о ней разговора у них больше не было. А вскоре их холостяцкий триумвират распался. Отдыхая в Хосте, Симка познакомился с семнадцатилетней Мариной и так в нее влюбился, что совершенно серьезно заявил, что женится. У Марины была своя веселая компания, и Симка втянул в нее Тёму.