— А тебе не обидно, Толич? Ты на фронте кровь проливал, работаешь честно, а денег не только на семью, на себя не хватает, — возмутился Тёма. — Где же плоды нашей победы?

— Да уж, несправедливо, — нахмурясь, согласился Лыков. — Не о такой жизни мы мечтали после войны! Но и такая жизнь краше смерти, Тёмка, — повеселев, заключил он, хлопнув друга по плечу. — Так что давай лучше пойдем пригласим Валечку на танцы!

С соседкой Валечкой они познакомились на автобусной остановке, откуда утром отправлялись на работу. Валя кокетничала с обоими, никому не отдавая предпочтения. Несколько раз они втроем ходили на танцы, поочередно ухаживая за ней, и уже хотели тянуть жребий, когда произошло событие, покончившее с этой историей.

Валечка пригласила их на свой день рождения. Дом, где жила ее семья, находился через две улицы. Родственников было немного, зато сибирской бражки на столе — в изобилии. Видно, хозяин был большой любитель, брага пилась легко и была вкусной. Тёма давно бы забыл эту историю, если бы не бражка и то, что у Валечки неожиданно обнаружился жених — здоровенный чубастый парень, который фальшиво бренчал на гитаре и с надрывом пел блатную песню:

Никогда Тёма не пил столько браги. И пили они с Толей так много потому, что у Валечки уже назначена была свадьба. Она не отходила от жениха ни на шаг, отчего инженерам-капитанам ГВФ оставалось лишь утопить прежние надежды в хмельном напитке. И бражка сделала свое дело. Выпить-то ее можно много, но потом она разом валит с ног!

— Вышла я вечером во двор. Смотрю и глазам своим не верю, — рассказывала на другой день хозяйка. — Открывается калитка и в нее на четвереньках вползают — не поймешь кто. Чумазые, одежа вся в пыли. Только по погонам и поняла, что это вы, хлопцы. Это надо ж так надраться! Еле до постели вас дотащила. Таких бугаев!

— Как же мы свой дом нашли? — удивился Толя. — Ты что-нибудь помнишь, Тёмка? Я — ни хрена!

— Да что ты! Абсолютно ничего, — признался его товарищ по несчастью. — Это инстинкт самосохранения нас домой привел, а скорее всего наш ангел-хранитель. А еще говорят, что Бога нет!

Валечку они еще несколько раз встречали на остановке, но потом она куда-то исчезла. Скорее всего переехала жить к мужу.

Первая сибирская зима запомнилась Тёме напряженной работой с авралами в конце каждого месяца по выполнению плана, а также голодом и холодом. Морозы стояли ниже тридцати градусов, да еще с ветром. На аэродроме невозможно было работать без масок. Ветхий домик в «Шанхае» отапливался плохо, и под утро они замерзали. Друзья помогли хозяйке заготовить дров, но старая печурка дымила и плохо держала тепло.

— Нет! Ты как хочешь, а я перееду в город. Сниму комнату или угол в доме с центральным отоплением, — не выдержав, заявил Тёма. — Тебе, как сибиряку, может, такое привычно, но я не в силах вынести этот собачий холод!

— Потерпи еще немножко! Мать уже нашла покупателя, — успокаивал его Лыков. — Купим дом, не хуже ачинского. И тебе не придется тратиться на жилье.

— Все равно живем тут как в деревне. Приходим усталые и выбраться в центр города для нас проблема, — заупрямился Тёма. — Летом я все же что-нибудь там подыщу.

Единственно, что согревало его той зимой, в прямом и переносном смысле это редкое времяпровождение в дружеской компании у Валерки Колосова. Только ему одному из молодых специалистов аэропорта дали комнату в новом доме, и лишь потому, что он был строителем. Общительный Валерка зарабатывал больше всех, всегда готов был выручить их деньгами и по случаю собирал у себя молодежную компанию.

Постоянными членами его компании, кроме Тёмы, были два вновь прибывших выпускника Киевского института ГВФ, Ким Задунайко и Генка Хохлов. Они работали в мастерских аэропорта сменными инженерами.

Не в пример частным каморкам остальных, в комнате Валерки было светло и уютно. Закуски не отличались разнообразием, зато выпивки хватало. После полуночи, когда веселая компания устала танцевать и снова уселась за стол, все изрядно захмелели. И тут, кажется, Генка Хохлов отпустил остроту, задевшую самолюбие хозяина. Что тогда произошло!

Друзья не узнали веселого и добродушного Валерку. Он резко поднялся, с грохотом отодвинул от себя тарелки и, глядя налившимися кровью глазами на притихшего Хохлова, срывающимся голосом произнес:

— Да как смеешь ты меня оскорблять? Ты не представляешь… с кем говоришь!

— Да ну! И с кем же я говорю? — только и смог вымолвить опешивший Генка.

— С наследником российского престола! Вот с кем! — с непередаваемым комичным величием произнес маленький, тщедушный Валерка. Он пьяно икнул и это вызвало общий смех, так как никто не принял его слова всерьез.

— Ах, вот как! Вы не верите? Чего же еще ждать от плебеев, — окончательно разъярился Колосов. — А я вам сейчас докажу, что являюсь прямым потомком Екатерины Великой! Графом Бобринским!

С этими словами он бросился к своей тумбочке. Быстро достав старинную шкатулку, бережно вынул и показал, не выпуская из рук, довольно ветхую бумагу.

— Вот — смотрите! Это грамота, подписанная самой императрицей, — с важным видом объяснил Валерка. — А этот документ, — он вынул и показал красиво начерченную схему, заверенную гербовыми печатями, — сохранившаяся родословная нашего семейства. Моя мать — урожденная графиня Бобринская!

— Да успокойся, Валера, мы тебе верим, — серьезно заявил Генка Хохлов и все же не удержался от иронии: — Ваше сиятельство.

На следующий день, протрезвев, Колосов пожалел о своей откровенности и долго извинялся за высокомерную выходку. Однако друзья ему не спустили и с тех пор, обращаясь к нему, величали не иначе, как «вашим сиятельством».

Долгая сибирская зима сменилась дружной весной и жарким летом. Мать Толи Лыкова, маленькая энергичная женщина, совершенно сельского облика, к этому времени уже купила бревенчатую избушку с большим земельным участком неподалеку от аэропорта, но жить с ними Тёма не захотел.

«Надоело унылое деревенское прозябание, — объяснил он другу. — Подыщу себе что-нибудь в городе».

Исполнить свое желание ему помогло письмо, полученное от отца. В нем Сергей Ильич сообщил сыну, что случайно познакомился с коллегой — страховым врачом, который живет в этом городе и обещал помочь Тёме советом и делом. «У него большая отдельная квартира в самом центре и дочка Вита, студентка мединститута», — писал отец, подчеркнув последние три слова с явным намеком. Внизу был приписан адрес.

Летом отпуск Тёме не полагался, и он занялся поиском угла в городе, не забыв нанести визит новому знакомому отца. Страховой врач и правда жил на центральной улице в одном из стандартных корпусов постройки тридцатых годов. Это был тучный коротышка, тоже, как и Сергей Ильич, бывший фронтовик. Принял он Тёму очень приветливо вместе с женой, маленькой и круглой, как пончик, та сразу обрадовала гостя, что у них в доме есть подходящее жилье.

Однако радость Тёмы померкла, когда явилась их дочь, точная копия отца. Работая в аэропорту и не видя привлекательных девушек, кроме стюардесс и официанток, он ожидал встречи с Витой не без тайной надежды. Но она не оправдалась. Некрасивая коротышка не вызвала у него никакого интереса, хотя чувствовалось, что дочка хозяев добра и хорошо воспитана. А по тому, как вспыхнули ее глаза, Тёма понял, что понравился, и ему стало неловко.

— В нашем доме живет очень хорошая, тихая женщина. Она одна растит дочь и хочет пустить к себе постояльца, так как мало зарабатывает и им не хватает на жизнь. Комната у нее большая, можно отгородить удобное место для ночлега, — подробно проинформировала Тёму мать Виты. — Да и мы будем «под боком». Ну как — устраивает? — вопросительно взглянула она, ожидая ответа.