После представления молодожены получают подарки. Братья Лукреции, ее кузен кардинал Монреальский, близкие Святого отца, протонотариусы Чезарини и Лунати друг за другом вручают драгоценности, дорогие ткани и изделия из золота и серебра. Людовико Моро преподнес пять штук золотой парчи и два кольца, одно с бриллиантами, другое с рубинами; его брат кардинал Асканио — полный столовый сервиз из массивного серебра. Во время легкого завтрака гости веселятся. Им предлагают драже, марципаны, фрукты в серебряных чашах, для вина приготовлено двести кубков. Недоеденные пирожные — около ста фунтов, по подсчетам Буркарда, — бросают народу в окна, выходящие на площадь. По словам летописца Инфессура (правда, к его недоброжелательному свидетельству надо относиться весьма критически), понтифик и знатные прелаты развлекаются тем, что засыпают дам драже, так что лакомства застревают в дамских декольте. Вечером в Зале понтификов дан пир для более узкого круга приглашенных. На нем присутствуют папа и четыре кардинала, после торжества он провожает новобрачных до их опочивальни во дворце Санта-Мария-ин-Портику.
Враги Александра изо всех сил будут стараться изобразить свадьбу Лукреции как настоящую вакханалию, организованную для удовлетворения самых низких инстинктов папы и его окружения. Однако в эпоху Возрождения в таких праздниках не было ничего исключительного. Их роскошь оправдывалась необходимостью предать гласности восстановившееся согласие между Римом и Миланом. Но в июне 1493 года оказалось, что этот союз для папы не так уж выгоден, как это предполагалось. На момент свадьбы Лукреции оказалось, что для обеспечения величия Борджиа, а особенно для будущего сыновей Александра нужен новый союз, на этот раз с арагонской династией.
В начале нового понтификата Чезаре Борджиа, в семнадцать лет ставший архиепископом Валенсии, намерен использовать эту высокую должность как трамплин для его собственного состояния, как когда-то поступили его отец и дядя. Но для этого надо послужить интересам короля Арагонского, Фердинанда Католического: в этом нет ничего, что могло бы его шокировать.
В марте 1493 года Андреа Боккьяччо, поверенный в делах герцога Феррарского, епископ Моденский, описывает его как очень умного молодого человека, уже определившего для себя линию поведения и образ жизни. „Как-то я зашел к Чезаре домой, в Трастевере; он собирался на охоту и был одет в совершенно светский костюм из шелка, вооружен, и только маленький обруч в его волосах напоминал о его духовном сане. Мы ехали верхом, беседуя. Когда кто-нибудь к нему подъезжал, он обращался ко мне с большой непринужденностью. Это человек весьма умный, замечательный, у него чудесный характер; он держит себя как сын важной персоны, спокоен и весел, его лицо выражает радость. Он очень скромен, его поведение — выше всяких похвал, и его предпочитают брату, герцогу Гандийскому, у которого, впрочем, есть свои хорошие качества. У архиепископа Валенсийского никогда не было склонности к духовной карьере, но не нужно забывать, что его бенефиции приносят ему более 16 000 дукатов“.
Чезаре не в состоянии скрывать свои княжеские и испанские амбиции. Его окружение составляют безгранично преданные советники и слуги, в основном выходцы из Арагона и Каталонии. Кроме прелатов, опекавших его во время учебы, при нем находятся весьма опасные личности, один из них — валенсиец Мигель Корелла, по прозвищу Микелотто, головорез, готовый на все ради выгоды своего хозяина. Как верно заметил епископ Моденский, Чезаре нужен его духовный сан только из-за денег, которые он ему дает. И, вполне вероятно, его не особенно радуют успехи его брата Жуана (или Хуана), родившегося в 1476 году и бывшего на год младше его. Но, будучи реалистом, он сознает, что его семья должна сохранить герцогство Гандийское: а для этого необходимо, чтобы Хуан наследовал своему старшему брату Педро Луису не только в качестве герцога, но и как муж принцессы, которая тому предназначалась в жены, — Марии Энрикес, кузины Фердинанда Арагонского.
Наступил один из самых благоприятных моментов для осуществления династического союза между Борджиа и королевским испанским домом. Еще до принятия сана Александром VI взятие Гренады обеспечило христианскому миру господство над последней территорией на Иберийском полуострове, принадлежавшей исламу. Кардинал Борджиа пышно отпраздновал эту победу, за что испанские суверены были ему весьма признательны. Теперь, когда он стал папой, одним из его первых деяний должно стать прославление необычайного предприятия — стремление Испании к неизведанным землям, где благодаря ей укоренится христианская религия. В марте 1493 года Христофор Колумб возвратился из только что открытого им Нового Мира: это был неожиданный подарок, украсивший сразу две короны — Кастильскую и Арагонскую, так как Фердинанд правил совместно со своей супругой Изабеллой. 4 мая 1493 года, для того чтобы сделать это открытие официальным и избежать притязаний конкурентов, Александр VI публикует торжественную буллу, которая разграничивает испанские и португальские территории, — уже много лет эти две страны соперничают в поисках путей в Вест-Индию. „Эти неизведанные земли, где высадился Христофор Колумб, населены людьми нагими и питающимися растительной пищей, они веруют в своего собственного бога, но желают непременно приобщиться к вере Иисуса Христа. Все эти острова и все эти земли, изобилующие золотом, пряностями и бесчисленными сокровищами, расположенные к западу и югу от линии, идущей от северного к южному полюсу, в ста лье западнее Азорских островов и островов Зеленого Мыса, принадлежат Их Католическим Величествам, если до Рождества прошлого года они не были открыты другим христианским государем. Этот акт установлен в силу власти Бога Всемогущего, пожалованной Блаженной памяти Петру и Наместнику Иисуса Христа, которую папа исполняет на Земле“. В бреве уточняется, что такая милость пожалована в целях распространения христианской веры. Другое бреве дарует Испании привилегии, подобные тем, которые даны португальцам в Африке. Нарушителям данного установления грозят суровыми наказаниями. Если какой-нибудь государь, будь он даже император или король, позволит своим подданным без позволения Их Католических Величеств проникнуть на эти территории с целью торговли или по другим причинам, он тут же будет отлучен от Церкви.
Таким образом, благодаря папе Борджиа, Фердинанд и Изабелла утверждают свое право на владение Америкой. Чуть позже будет внесено единственное изменение: в соответствии с договором в Тордесильяс (7 июня 1494 года), демаркационная линия будет перенесена на 270 лье западнее.
Испанцы получают лучшую из страховок для своего будущего завоевания. Но, с другой стороны, они не могут допустить вмешательства Святого престола во внутренние дела Испании. Александр VI понимает это, когда Их Католические Величества приказывают начать преследование евреев в своих королевствах. Эдикт от 31 марта 1492 года обязывает всех, тайно или явно исповедующих иудейскую веру — марранов, — обратиться в христианство или соблюдать христианские обряды. Упрямцы обязаны покинуть пределы Испании в четырехмесячный срок, оставив все свое золото и деньги. В следующие месяцы сотни тысяч евреев направляются в Италию, Африку и Португалию. Мавры тоже обеспокоены, некоторые спасаются бегством, хотя они и защищены конвенциями, принятыми в момент возвращения Гренады, они боятся, что их начнут преследовать как и евреев.
В этом массовом бегстве евреи и марраны находят убежище в Риме, который всегда давал им приют. На Аппиевой дороге до самой гробницы Цецилии Метеллы они ставят свои палатки, получив согласие папства, чье любезное поведение возмущает Их Католические Величества. Признание папой их права на господство в Новом Мире не мешает им энергично протестовать против его слишком милостивого отношения к нечестивцам. 16 июня 1493 года в Рим приезжает их посланник Диего Лопес де Гаро. 19 июня на аудиенции он спешит осудить эту отвратительную практику Святого престола. Но миссия де Гаро состоит не только в этом. Его государи, сообщает он, сознают, насколько велики будут расходы по обращению неверных как в Испании, так и в Новом Мире. Поэтому они просят предоставления им права обложения налогом церквей в их королевствах. В такой просьбе нет ничего необычного, и Александр охотно дарует им такое право. Но при этом он отказывается обсуждать вопрос об оказываемом им покровительстве евреям и марранам: он хочет сохранять либеральные традиции Святого престола и сдержать обещания, данные римской иудейской общине во время его возведения в папский сан.