Изменить стиль страницы

После перерыва, явно стремясь усилить атаку, тренер противника поменял сразу двух игроков атакующей линии. Но показать себя молодые и честолюбивые нападающие в первые минуты второго тайма так и не успели. На пятой минуте на поле возникла ситуация, которые так любят истинные ценители футбола и за умение создавать которые так ценят «Спартак» его болельщики.

Парфенов, сместившись резко влево, прорвался к лицевой линии, и его сбили.

Тихонов классно подал. Из гущи игроков мяч выскочил на дальней штанге к Робсону. Тот нанес короткий сильный удар почти без подготовки. И, неожиданно для вратаря и защиты противника оказавшемуся в самом углу ворот Ширко оставалось просто подставить ногу. Конечно, Ширко — самолюбивый и честолюбивый нападающий, обладающий к тому же хорошими физическими данными и отменной техникой, но тут забил бы даже он, Юрий Федорович Патрикеев, вдруг обнаруживший себя стоящим в гостевой трибуне московского мэра и вопящим, широко раскрыв рот, какие-то слова восторга, поощрения, радости.

— А-а-а-а-а-а-а-а... — ревела вместе с большей частью зрителей гостевая трибуна, в полном восторге от простоты и отточенности только что разыгранной перед ними изящной комбинации.

— Конечно, можно сказать, что штрафной подарил Парфенов... — заметил один из соседей Патрикеева.

— Можно, можно, — проворчал другой поклонник «Спартака». — Все дело в том, как подал Тихонов. Ему в этом нет равных. Был когда-то Гаврилов. И вот теперь — Тихонов. И все.

— Но и удар Робсона был хорош, — робко вмешался третий. Робко то ли потому, что занимал в чиновничьей табели о рангах более низкое место, то ли потому, что как знаток футбола чувствовал себя среди истинных футбольных академиков несколько неуверенно.

— А, все это ерунда, — авторитетно поправил один из замов Лужкова с пышными седыми волосами и цепким внимательным взглядом черных глаз. Главное в любой игре оказаться в нужное время в нужном месте, что и доказал Ширко.

После матча Кардашов выполнил свое обещание и представил Патрикеева сосредоточенному и вроде бы даже недовольному счетом 3:0 Романцеву. Но услышав представление:

— Доктор искусствоведения, профессор, автор трудов по истории русской живописи, один из крупнейших в России и даже в Европе специалистов по драгоценным камням и ювелирному искусству, — Патрикеев Егор, или Юрий Федорович, прошу любить и жаловать.

И суровое, усталое лицо Романцева расслабилось в доброй обаятельной улыбке.

— Интересная у вас работа, — заметил он, закуривая новую сигарету.

— Вам тоже грех жаловаться. Прекрасный матч, — не удержался Патрикеев от комплимента.

— Какое там... защита просто проваливалась.

— Но ведь ни одного опасного момента у ваших ворот так и не возникло, — возразил подошедший к ним президент Фонда «Спартак» академик Петр Зрелов.

— И не успокаивай, Петр Семенович. — Потому и не возникло, что атакующие линии разбивались в центре поля. Полузащитники хорошо сработали, нападающие оттягивались назад. А защита чуть было не пропустила две атаки.

— Но ведь не пропустила...

— Разберемся.

— А нападением довольны?

— Тоже есть шероховатости. Но будем работать. А в целом, — тут Романцев опять улыбнулся своей обаятельной, но чуть вымученной, усталой улыбкой, — в целом игрой я доволен. Хорошая получилась игра, живая, с множеством ударов, — если бы еще все были точными.

Отказавшись от предложения поехать в сауну лечебно-оздоровительного центра Генпрокуратуры на Истре, Романцев попрощался и быстрой походкой, чуть склонившись набок и вперед, двинулся в раздевалку.

Предстоял «разбор полетов».

...Телефонный звонок по мобильному достал Патрикеева, когда машина Кардашова уже въезжала на территорию ЛОЦа и перекатывалась через «лежащего полицейского» — впаянную в асфальт трубу, заставлявшую водителей гасить скорость при въезде на территорию лечебно-оздоровительного центра Генпрокуратуры.

— Слушаю, Патрикеев.

— Юрий Федорович, извини, что беспокою в выходной. Но проблема возникла, надо посоветоваться.

Патрикеев узнал глухой, прокуренный голос старшего следователя по особо важным делам Мосгорпрокуратуры Михаила Васильевича Аверьянова, одного из опытнейших в омоложенном следовательском корпусе прокуратуры «важняков».

И тот факт, что при возникновении нештатной ситуации Аверьянов звонил не своему начальству, а ему, как бы через голову, Патрикеева не удивило. Еще когда создавался Отдел специальных операций, специальным распоряжением тогдашнего Генерального прокурора была оговорена технология взаимоотношений: если речь шла о преступлениях, связанных с достоянием республики, как говорится, то есть с выдающимися произведениями культуры и искусства, рядовые сотрудники прокуратуры не только имели право действовать через голову своего непосредственного начальства (естественно, ставя его о том в известность), но и были обязаны докладывать начальнику ОСО обо всех выходящих за рамки обычного преступлениях.

Конечно, это создавало Патрикееву дополнительную головную боль, зато он всегда был хорошо информирован в рамках своей компетенции.

Прокуратура — система хорошо отлаженная и жестко детерминированная. Здесь так просто из вертикальной системы взаимоотношений не выскочишь. Нужны Закон, Указ, Постановление или, как в данном случае, Распоряжение.

— Что случилось? Я слушаю тебя, Михал Василич, очень внимательно.

— Нештатная ситуация. И, похоже, по профилю ОСО. Пропал один из крупнейших коллекционеров русского ювелирного искусства Шаповалов...

ГЛАВА 5

БУКЕТ С АМЕТИСТОМ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

"Вдруг глаза Спартака загорелись. Ему пришла в голову спасительная мысль: он решил воспользоваться старинной тактикой Горациев против Куриациев — он бросился бежать. Самниты устремились вслед за ним.

Толпа загудела, словно пчелиный рой.

Не пробежав и пятидесяти шагов, Спартак вдруг сделал неожиданный поворот, обрушился на ближайшего преследователя и вонзил ему в грудь кривой меч.

Самнит закачался, взмахнул руками, как будто ища опоры, и упал, а в это время Спартак, набросившись на второго врага и отражая щитом удары его меча, уложил его на месте под восторженные крики зрителей, ибо теперь уже почти все были на стороне фракийца".

Старший следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры Михаил Васильевич Аверьянов в то воскресное утро вовсе не собирался забивать себе голову профессиональными проблемами. Хотя в подсознании прокурорские заботы конечно же сидели.

Новый Генеральный сделал ставку на резкое омоложение прокурорского корпуса. Достигших 60 лет следователей и прокуроров, вне зависимости от опыта, таланта, послужного списка, прямо в день рождения «радовали» приказом о выведении их за штат. И хотя, еще будучи исполняющим обязанности Генпрокурора, новый руководитель декларировал индивидуальный подход, гребли, как водится, всех под одну гребенку.

Аверьянов, много лет проработавший в органах военной прокуратуры, всю свою сознательную жизнь вел здоровый образ жизни — зарядка, контрастный душ, лыжи, велосипед, не курил, пил в меру, но с удовольствием. И в свои шестьдесят был как огурец.

Самые противные для него дни были выходные. Он не был заядлым рыбаком. У него не было хобби. Заниматься домашними делами он с лейтенантских лет не любил — всякие там слесарно-столярные поделки. Жена, Любовь Тимофеевна, послушно все эти 35 лет чинила пробки, вкручивала лампочки, врезала петли, вставляла стекла, забивала гвозди и так далее, естественно, не передоверяя никому и свои чисто женские дела.

В выходные с утра Аверьянов закрывался в своей комнате и первую половину дня просматривал на «видаке» записи всех матчей любимой команды. И хотя записи эти он знал наизусть, ему время от времени казалось, что «Спартак» с каждой игрой прибавляет.

У Аверьянова было две любви. Одна — в юности, сдержанная и неторопливая, без всплесков и драм, — к жене Любочке.