Рассматривая поистине царское великолепие, – массивную кровать с тяжёлым балдахином, огромную ароматную ванную, как бассейн, множество зажжённых свечей по её краям, хрустальные высокие бокалы на низком зеркальном столике, - я думал, что попал в сказку.

- Проходи же, - Миша опустил нашу выигранную бутылку шампанского в ведёрко со льдом.

- Миша, - я с трудом подобрал отвисшую челюсть, - это же очень дорого.

- Зато как в сказке. Один раз живём.

Наверное, я своими пьяными выкрутасами чуть не довёл Мишу до сердечного приступа. Половины бутылки мне было достаточно, чтобы кувыркаться в ванной, глупо хихикать, убегать от Мишани, тряся причинными местами и дразня его мокрой задницей. Потом я прыгал на аэродроме, под названием «ложе». Миша так упорно его именовал. В конце концов, Мише удалось меня поймать.

- А тому ли я дала-а-а, - пел я, раздвигая ноги. – Обещание люби-ить… Мама!!! – Миша вошёл в меня до упора. Непередаваемое ощущение смеси боли и наслаждения накрыло меня с головой. – Не виновата-а-я я… Не виновата-а-я я… - выталкивал из себя слова, подвывая. – А-а-а…- Мишаня прервал мои песнопения поцелуем.

Я распластался под ним, отдаваясь волнам, что качали меня. Мои руки вцепились в мишины плечи. Я не соображал, где небо, а где земля. Всё плыло, как в тумане, смешалось в сознании.

- Ну, же! – заорал я, откидываясь на подушки. Миша вздёрнул меня выше, встал на колени, прижал мои поднятые ноги крепко к себе. И вот тут-то через пару движений я улетел, не успев даже прикоснуться к своей твёрдости. Я читал, что можно кончить без рук, но никогда этого не испытывал. Миша мне всегда помогал. Но не в этот раз. Кончал я феерично, матерясь при этом всеми словами, которые я знал. Знал я не слишком много, а точнее совсем мало. По этому, дальше слов «бля…» и «звиздец» не пошёл. Долго потом вздрагивал всем телом, зажимая ногами Михаила и не отпуская. Кажется, у него чуть глаза на лоб не полезли.

- Юрка, отпусти. Ты сейчас мне оторвёшь всё на фиг.

Я расслабился, раскинув руки и ноги.

- Я – звёздочка. Морская звёздочка.

- Юр, какой ты смешной, когда пьяный. Не буду больше тебя поить.

- А там ещё осталась хоть капелька варенья? – изобразил я умирающего Карлсона. – Будь мне родной матерью.

- Ничего там не осталось. Ты всё выжрал.

- Тогда я пошёл. Остановите поезд. – Мне казалось, что я еду куда-то в голубом вагоне. Кровать ощутимо покачивало. Я закрыл глаза. Качать стало ещё больше. – Не надо меня качать.

Мишины руки вдруг опустили меня в остывшую ванну.

- Мокро, - пробормотал я. - И холодно.

Я смутно помню, что меня вытирали и одевали. Я упорно пытался завалиться баиньки. Миша меня тормошил и продолжал одевать дальше. Так мы какое-то время играли в Ваньку-встаньку. Потом меня несли куда-то…

Проснулся я в нашем любимом сексодроме.

- Доброе утро. – Надо же! Вроде выспался и ничего не болит. Рядом сидел Миша и читал книжку.

- Скорее, добрый вечер.

- Не понял.

Миша рассмеялся.

- Ты весь день проспал. Давай, поднимайся. А то и Новый год проспишь. Твоя мама уже несколько раз звонила, приглашала встречать Новый год к себе.

- А сколько времени?

- Восемь часов.

Ну, не хрена себе! Вот это я дал храпака!

- Юрка, сегодня больше одного бокала шампанского я тебе не дам. Давай, приводи себя в порядок и пошли.

Новый год мы встретили с мамой и Вадькой. Бабуля спала в своей комнате.

Под бой курантов я загадал желание, чтобы моё счастье никогда не заканчивалось.

Укус кобры

В январе эпидемия гриппа выкосила больше половины наших сотрудников. Мы с Мишей держались каким-то непостижимым образом. Да и змеюку-главбухшу, похоже, не брала никакая инфекция. Постепенно опустел отдел канцелярии, пришлось брать их обязанности на себя. Хорошо ещё, что был январь – не особо жаркая пора в рабочем графике.

Миша заболел в середине недели. С утра у него был странный яркий румянец на щеках. К обеду его шатало и бросало из стороны в сторону. На мои вопросы о его состоянии он только отмахивался и говорил, что с ним всё в порядке. Вот кому нужен был его героизм? Как мы доехали до дома, для меня осталось загадкой. Мише каким-то образом удалось вести машину. Вероятно, на это он бросил все свои силы. Когда мы вошли в квартиру, Михаил привалился к косяку входной двери и стал медленно сползать по нему. Я испугался. Я привык, что он сильнее меня и крепче. А тут на моих глазах он терял сознание. Волоком мне удалось подтащить его к дивану в гостиной. С большим усилием я положил его и вызвал «Скорую». Мишаня горел как в огне. Он был на ощупь такой горячий, что от страха за него я перетрясся, как заячий хвостик, пока ждал врача. К счастью «Скорая» приехала очень быстро. Мужчина в белом халате и при санитаре осмотрел пришедшего в себя Мишу. Градусник, вытащенный из-под мышки, показывал сорок два. Температура чуть ли не зашкаливала. У Миши был мутный взгляд, красное лицо и сухие потрескавшиеся губы. После осмотра его просто колотило крупной дрожью.

- Грипп, - вынес свой вердикт врач. – Нужно срочно сбить температуру. Советую старый добрый способ – тройчатку: аспирин, анальгин плюс димедрол. Димедрол сейчас выпишу. Без рецепта его уже не дают.

Руки медработника зашелестели бумажками.

- Обязательно антибиотик, обильное питьё и постельный режим.

- Помогите мне перенести его в спальню, - решился я на просьбу. – Он тяжёлый, я его не доволоку.

Санитар, добрая душа, помог мне дотащить Мишу в нашу огромную кровать. «Скорая» благополучно отчалила на другие вызовы, а я, раздев Михаила и закутав его в одеяло, быстро побежал в аптеку.

Через двадцать минут я уже заставил его выпить таблетки, насильно впихивая их ему в рот. Миша упрямо отворачивался, всё ворчал и пыхтел, что сроду не пил таблетки, и всё это ерунда, он будет на следующее утро как огурчик. Через некоторое время он вспотел и был мокрый как мышь. Температура спала. Я переодел его в сухую майку.

Ночью температура поднялась снова. Я проснулся от жара прильнувшего ко мне тела и от того, что Миша что-то бормотал во сне. Одеяло он скинул и облизывал в полузабытьи губы. Прислушавшись, я разобрал просьбу дать ему попить. Градусник буквально за пару минут выдал столбик за сорок. Я снова пихал таблетки, уговаривая их проглотить. Кружка с водой совершила чудо. Мишины зубы стучали о её край. Он матерился, недоумевая, как это он умудрился заболеть. По его словам он в жизни ничем не болел.

Чувствуя заразу, надвигающуюся и на меня, я жрал по маминому совету ремантадин, чеснок и мазал нос оксолинкой.

На следующий день пришла наша участковая. Ничего нового она не сказала. Миша ёжился под прохладным кругляшом стетоскопа и беспомощно поглядывал в мою сторону. Врачиха, выдав больничный, пошла дальше по вызовам. Грипп свирепствовал в нашем городе.

После ухода врача я заварил чай в термосе, достал из холодильника малиновое варенье, оставил Мише таблетки с инструкцией как их пить и ушёл на работу.

- Опаздываем? – прошипела змеюка, которую даже грипп не брал. – Михаила Алексеевича нет.

- Он заболел, - устало проинформировал я Светлану. – Пока работаем без него.

Пришлось общаться с нашей коброй в отсутствие Михаила. Радости это общение не приносило. В этот же день мне была прочитана лекция «Не мешало бы тебе, Юрий, отсюда уволиться». Главбух прямым текстом высказала пожелание больше в этой компании меня не видеть. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и разразился длинной тирадой о желании служить нашему любимому предприятию долго и плодотворно. На что Светка подсунула мне фотографию, где меня целует Пашка.

- Узнаешь? – мерзко улыбнулась бухгалтерская крыса. – Не уволишься, покажу эту фотку Михаилу.

- В чём смысл? – я прикинулся дурачком, холодея всеми внутренними органами.

- Ты сам знаешь. Думаешь, что я не догадываюсь какие у вас с Михаилом отношения?

- Нормальные отношения, - попробовал я увильнуть в сторону.