Быстрый рост партийных ячеек на фабриках и заводах позволил Киевскому комитету РСДРП(б) уже в середине марта 1917 г. поставить вопрос об организации в городе районных комитетов партии. Вскоре были созданы Подольский, Печерский, Демеевский, Городской, Шулявский, Соломенский, а немного спустя Зализничный райком и РСДРП(б) [8, т. 2, с. 16].
Стремительно возрастали численность партийных организаций Донбасса, Харькова, Днепропетровска. Так, на первой районной Горловско-Щербиновской партийной конференции, состоявшейся в середине апреля 1917 г. 25 делегатами были представлены 1450 членов партии этого района. А на конференции большевиков Донецко-Криворожского бассейна, проходившей 13–15 июля в Екатеринославле, 33 делегата представляли 13 648 членов партии. Среди них были представители от Харькова, Екатеринослава, Луганска, Макеево-Юзово-Петровского района и др. Луганская партийная организация в июне 1917 года насчитывала в своих рядах 2500 членов партии [8, т. 2, с. 80, 116].
С ростом большевистских организаций крепли Советы рабочих и солдатских депутатов, усиливалось их влияние на массы. Под влиянием большевистских организаций, которые вышли из подполья в дни Февральской революции, состоялись выборы в Советы — прежде всего в крупных промышленных центрах — Харькове, Киеве, Екатеринославе, Николаеве, Одессе, Луганске. На протяжении первой половины марта на Украине были созданы 43 Совета, а всего за период двоевластия тут действовало 252 Совета рабочих депутатов [26]. Принципиальная борьба большевиков привела к полной изоляции националистических и соглашательских элементов как в составе Советов, так и вне их.
Факты напрочь опрокидывают измышления антикоммунистов о «неподготовленности» большевиков к овладению властью в Украине, об отсутствии у них опоры на большинство трудящихся». Тем не менее поток подобных фальсификаций не утихает. Их послевоенную волну заполнили публикации зарубежных «советологов» и «украиноведов» — Р. Пайпса, А. Адамса, Р. Салливена, Д. Дана, Х. Сетона-Уотсона и других [27].
В книге под претензионным названием «Образование Советского Союза. Коммунизм и национализм. 1917–1923» Р. Пайпс утверждает, что большевистское правительство на Украине, образованное в январе 1918 года, якобы «держалось лишь на вооруженной силе, не имея поддержки и даже сочувствия со стороны украинского населения» [28]. И чтобы утвердить эту неправду, он отбросил все противоречащие этому утверждению факты. Точно также поступают А. Адамс [29] и Р. Салливен [30]. Они всячески расхваливают действующие на Украине в годы революции и гражданской войны мелкобуржуазные партии, прикрывавшиеся социалистическими названиями, забывая при этом упомянуть, что эти правящие партии, как свидетельствовал И. Мазепа, без обмана «не могли и показаться на люди».
Акцентируя внимание на этнических особенностях российского народа и других народов России, Салливен пытается протянуть мысль о том, что последние якобы не могли принять как свою «чувствительно ориентированную в сторону города программу РСДРПб)» и потому-де «они попали в наиболее существенные антисоветские группы». Маститому советологу должно быть известно, что революционные силы как на Украине, так и в других национальных окраинах бывшей России были интернациональными. На Украине наряду с украинцами за власть Советов на фронтах гражданской войны сражались русские, молдаване, евреи, башкиры, китайцы, венгры, сербы, белорусы, представители многих других народов. Среди них прославленные полководцы и политкомиссары В. Антонов-Овсеенко, М. В. Фрунзе, Г. Котовский, С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, Ю. М. Коцюбинский, В. Примаков, П. Дыбенко, В. Киквидзе, А. Пархоменко, Н. Щорс, Ян Берзин, Алеко Дундич, Ян Фабрициус, Иона Якир, Ян Гамарник.
Остов Красной Армии на Украине составляли, как уже отмечалось, полки Червонного казачества. В них влилось большое число вооруженных отрядов, которые ранее воевали на стороне Центральной рады, Гетманата и Директории. Об этом пишут не только советские авторы. К примеру, канадский историк О. Субтельный отмечает: «Сначала большевистские силы во главе с Антоновым-Овсеенко состояли из нескольких отрядов Красной Армии и разрозненных нерегулярных формирований. Однако по мере их углубления в Украину партизанские отряды один за другим покидали Директорию и присоединялись к большевикам» [6, с. 449].
Не ясно ли, что украинские партизаны не делали бы этого, если бы не убеждались в правоте большевиков и составляли, как пишет Салливен, «самые существенные антисоветские группы»?! Несомненно и то, что были и такие вооруженные формирования украинских «партизан», которые боролись то на стороне Красной армии, то до последнего патрона — против нее. Таковыми были банды Григорьева, Зеленого, Маруси, Тютюнника. Народ в конечном счете не поддержал их, и они бесславно сошли с исторической арены.
«Методику» фальсификации истории Октябрьской революции и гражданской войны, выработанную в зарубежных антикоммунистических центрах подхватили оуновские теоретики. В мельниковском издании книги Юрия Бойко «Російські історичні традиції в большевицьких розв’язках національного питання», например, предпринимается попытка научно утвердить буржуазно-националистический тезис, согласно которому Октябрьская революция была якобы «простой сменой одной формы российской оккупации Украины — царской новой формой — большевистской». За отсутствием доказательств Бойко ссылается на «дух нации». Он-де указывает на то, что «предшественницей большевиков в их развязках национальных проблем была российская прогрессивно-демократическая интеллигенция». А она-де всегда поддерживала имперскую, колонизаторскую политику царского самодержавия. К этой «ассимиляторской» и «централистской» интеллигенции Бойко относит не только царедворцев и всю царскую бюрократию, но и Герцена с Добролюбовым, а также других прогрессивных мыслителей прошлого, изучаемых и почитаемых большевиками. Расчет оуновского «теоретика» прост: пока его читатели доберутся до Герцена и Добролюбова, они заглотят оуновскую наживку. Не потому ли «новые украинцы» запретили преподавание русской литературы в украинских школах и наводнили книжные рынки литературой, подобной «творению» Бойко?
Тем же способом Бойко пытается доказать, будто бы и Ленин целиком придерживался означенной традиции «русификаторства», «никогда не разлучался с идеей единой и неделимой России и российского гегемонизма». Такие «утверждения» являются ни чем иным, как грубым поклепом. Широко известно, что именно В. И. Ленин поставил в плоскость не только теории, но и практической политики право каждой нации на самоопределение. О том, что такое право было целиком реальным, свидетельствует хотя бы отделение Польши и Финляндии.
Ленин отстаивал идею федеративного устройства советского многонационального государства и уделял пристальное внимание разработке тех государственных принципов, на которых создавался Союз ССР. Именно Ленину принадлежит известный призыв: «Не бойтесь признать свободу отделения всех этих наций. Не насилием надо привлекать другие народы к союзу с великороссами, а только действительно добровольным, действительно свободным соглашением, НЕВОЗМОЖНЫМ без свободы отделения» [16, т. 32, с. 7]. Потому что, подчеркивал В. И. Ленин, «чем свободнее будет Россия, чем решительнее признает наша республика свободу отделения невеликорусских наций, тем сильнее ПОТЯНУТАЯ к союзу с нами другие нации, тем меньше будет трений, тем реже будут случаи действительного отделения, тем короче то время, на которое некоторые из наций отделятся, тем теснее и прочнее — в конечном счете — братский союз пролетарско-крестьянской республики российской с республиками какой угодно иной нации».
Такова правда о взглядах В. И. Ленина на национально-государственное строительство Советского Союза. И чтобы на фоне этой правды прибегать к неприглядной лжи, как это делает Бойко, нужно быть целиком ослепленным зоологической ненавистью. Эта ненависть не позволяет правильно оценить роль Коммунистической партии и другим буржуазно-националистическим «теоретикам», в частности М. Стахиву. Данные о национальном составе РКНПб), ее организационном построении, которые он приводит в своих работах, должны, по мысли автора, убедить читателя в том, что эта партия «со всех сторон» была чуждой украинскому народу. В составе партии, как пишет Стахив, «было мизерное меньшинство лиц, которые считали себя украинцами», «ее центр, который решал всю политику, пребывал в чужой стране — Московии» и, наконец, «до лета 1918 года эта партия не имела на Украине для своих местных губернских организаций единого краевого центра».