Итак, мы согласились подыскать ей дом в Борнмуте. Мими приехала на несколько дней к нам в Кенвуд, и мы договорились с агентствами по недвижимости в Дорсете, чтобы они прислали нам на выбор варианты домов с подробным описанием. Мими внимательно их изучила и остановилась на четырех, которые ей приглянулись больше остальных. После этого мы сели в наш «ролле» и отправились в Борнмут. День выдался не из легких: Мими была в ужасном настроении и категорически отвергла первые три варианта. Однако потом произошло чудо: последний, четвертый, вариант ее устроил. Это было маленькое роскошное, белого цвета бунгало в Пуле, соседнем с Борнмутом городке, тоже на побережье. Настроение у Мими сразу же переменилось, и всю дорогу назад она болтала без умолку: «О, Джон, я благодарю бога за все. Может быть, хоть теперь я смогу пожить в мире и спокойствии. Вы можете иногда привозить ко мне Джулиана, пусть подышит морским воздухом, поиграет в песочке».
Наконец — то мы с Джоном облегченно выдохнули. Дом Мими был продан за шесть тысяч, а за бунгало мы заплатили двадцать пять тысяч фунтов. Оно стоило даже дороже нашего собственного дома — из — за близости к морю. Когда Мими переехала, летом 1965 года, мы с Джоном и Джулианом отправились к ней в гости. Она показалась нам гораздо более умиротворенной и спокойной, в ладах с собой и окружающими. Светило солнце, и мы решили отправиться на пляж: быстренько собрали закуски для пикника, купили Джулиану игрушечное ведерко с совком и формочками, строили на берегу замки из песка, плескались в воде и загорали. Джон был в широкополой панаме, футболке и шортах, и никто на этом многолюдном пляже его не узнавал. Мы были на седьмом небе от счастья и уже размечтались, как отныне будем часто приезжать к Мими, но, к сожалению, этот визит был первым и последним. Несмотря на то что мы этого очень хотели, Джона буквально рвали на части, и после того раза он не виделся с Мими несколько лет, хотя, конечно, они общались по телефону.
Джон продолжал проявлять чудеса благородства и щедрости. Заработав достаточно денег, он теперь хотел делиться ими с родными и друзьями. Во — первых, он купил дом моей маме, в Эшере, недалеко от нас. Он знал, как мне важно, чтобы мама жила рядом. Когда Джон бывал в отъезде, она гостила у нас, когда мы с Джоном поздно возвращались или же уезжали в отпуск, сидела с Джулианом. Вскоре мы с Джоном решили выплачивать маме и Мими еженедельное денежное пособие — по тридцать фунтов каждой. Мама большую его часть тратила, покупая всякие экзотические штучки для нашего дома и часы для Джона. Однако, когда Мими случайно узнала, что не ей одной перепадают от нас деньги, разразился настоящий скандал. В один прекрасный день я подняла трубку и только успела сказать: «Здравствуй, Мими», как в ответ последовала гневная тирада: «Мне тут только что сказали, что твоя мать получает столько же, сколько и я. Это отвратительно. Как она смеет рассчитывать на деньги от Джона, как смеет их принимать? Что она сделала, чтобы заслужить право претендовать на что бы то ни было? Будешь разговаривать с Джоном, скажи ему, что я глубоко оскорблена». Прежде чем я успела открыть рот, в трубке раздались короткие гудки.
Джон, выслушав меня, и бровью не повел: «Син, ты же знаешь Мими, она всегда всем недовольна. Забудь об этом».
Другим человеком, которому Джон безвозмездно оказывал материальную помощь, был его давний школьный друг Пит Шоттон. Пит играл в составе первой группы Джона, Quarrymen, но, поскольку не отличался особой музыкальностью, вскоре покинул ее. Тем не менее они с Джоном остались друзьями, и когда Пит переживал нелегкие времена, Джон дал ему двадцать тысяч фунтов на открытие супермаркета на Хейлинг — Айленд, недалеко от Уэйбриджа, где мы жили. Он тогда довольно часто приезжал в Кенвуд, сводя меня с ума своими неожиданными визитами, о которых никогда не предупреждал заранее, так же как и о том, что собирается еще и пожить у нас пару дней. Позже, когда «Битлз» основали свою собственную продюсерскую компанию, Apple, Джон настоял на том, чтобы Пита взяли туда на работу.
Когда мы наконец закончили ремонт и окончательно разместились в новом доме, к нам приехали погостить Джулия и Джекки. Они были умненькие и симпатичные девочки, в восторге от возможности навестить своего знаменитого старшего брата. Джулия закончила среднюю школу и собиралась поступать на французское отделение Честерского колледжа, а Джекки хотела стать парикмахером — я и сама когда — то мечтала об этой профессии. Мы не виделись с девочками с тех пор, как полтора года назад уехали из Ливерпуля, поэтому собирались устроить им праздник по полной программе.
Мы купили им билеты на самолет, зная, что это будет их первый полет в жизни, и отправили встречать в аэропорт Энтони на нашем «роллс — ройсе». Когда сестры приехали, мы первым делом показали им дом. Джон с гордостью водил их по комнатам, а девчонки только охали и ахали, глядя на огромную гостиную, диваны, отделанную дубом столовую с роскошной люстрой, и наши шесть спален. Больше всего их поразила наша спальня с ее белыми коврами, и ванная комната с утопленной в пол ванной, джакузи и двумя отдельными раковинами.
Джон проводил с сестрами столько времени, сколько мог, однако несколько раз ему нужно было уезжать на студию. Тогда я ехала с ними в Лондон — посмотреть город и пройтись по магазинам. Однажды мы с Энтони устроили им «волшебное, таинственное путешествие» по местам, сыгравшим роль в становлении «Битлз», завершив маршрут посещением торгового центра Harvey Nichols, где я разрешила девочкам выбрать все, что они пожелают. Они были так поражены, что сначала мне не поверили. Но в конце концов, расплывшись в улыбке Чеширского кота, они бросились во все тяжкие, примеряя одно, отбрасывая в сторону другое и, облизываясь в нерешительности, глядя на третье. «Син, ну вот это ведь ты не купишь, слишком дорого!» — «Джулия, перестань, пожалуйста. Я же сказала: все, что захочешь».
Исполняя их желания, я получала не меньшее удовольствие, чем они — выбирая обновки. Джон, конечно же, хотел побаловать девочек, и было так здорово воспользоваться этой возможностью: они были такие невинные, такие добрые, неиспорченные и так искренне радовались всему, к чему мы уже успели привыкнуть.
Довольно скоро, однако, их покупательские фантазии иссякли. Да и Джулиан устал и начал капризничать, так что мы отвели его в детский отдел, где, не без помощи верных друзей, то есть нас троих, он примерил джинсы и водолазку — и то и другое черного цвета. Продавщица, девочки, я и даже другие покупатели в отделе покатывались со смеху, глядя, как он позирует и пританцовывает: перед нами стоял маленький битл, точь — в-точь его отец. Не хватало только миниатюрной гитары.
К вечеру мы вернулись домой с полным багажником одежды, которую девочки себе выбрали. На следующий день им предстояло самое главное — впервые увидеть своего брата на сцене. У «Битлз» было намечено выступление в лондонском концертном зале Astoria, рядом с Финсбери — парком, и Джон распорядился, чтобы с ними обращались как с особо важными персонами. Вместе с Джоном мы приехали на нашем «роллс — ройсе». Первое, что их поразило до глубины души, была огромная толпа орущих, падающих в обморок девиц и плотные ряды мокрых от пота полицейских, которые пытались сдержать их натиск. Мы — то привыкли и считали все это почти нормой, но Джулия и Джекки, ничего подобного в жизни не видевшие, были страшно напуганы, особенно когда надо было выбраться из машины и бежать к входной двери. В гримерке девочки встретили других битлов и Мика Джаггера, который заехал посмотреть концерт. Через некоторое время все уже мирно пили кока — колу, не обращая никакого внимания на беснующиеся толпы за пределами комнаты.
Джон достал нам билеты в первом ряду. Несколько ближних к сцене рядов были оцеплены полицейским кордоном, чтобы толпа не могла ринуться на сцену. Но даже оттуда мы с трудом слышали музыку, такой крик стоял в зале. А когда фанаты начали напирать и пробираться к сцене, мы боялись, что нас просто раздавят. Один из распорядителей поспешно поволок нас за сцену. Так что оставшуюся часть представления мы наблюдали из — за кулис. После концерта мы поехали домой в Уэйбридж, а Джон остался на фуршет. Девочкам, решил их строгий и заботливый старший брат, там делать нечего.