Изменить стиль страницы

— Что должен означать твой вопрос? Тебе ведь известно, что я собираюсь пройти весь путь до конца. — Он нахмурился. — Или ты в состоянии вообразить меня обыкновенным полицейским, совершающим обход или делающим еще что-нибудь в том же роде?

— Когда много лет назад мы изобретали для тебя «легенду», нам показалось, что певец в ночном баре — это то, что надо. У нас и в мыслях не было, что ты когда-нибудь станешь звездой. У тебя есть талант, у тебя появился превосходный шанс пробиться. На самый верх. Зажить хорошо, обзавестись семьей.

— Энди, что ты мне голову морочишь? Я никуда не рвусь, и тебе прекрасно это известно. И забудь о том, что из меня может выйти что-нибудь путное. Я пел в занюханных дырах, пока Чи-Чи не увидел меня и не начал проявлять ко мне интерес. Мы оба индейцы, мы из одних мест родом. Он мой друг. Он доверяет мне.

— А ты делаешь все возможное для того, чтобы сдать его нам, не забыл?

В голосе Сивера послышался легкий сарказм.

Отпив виски, Алехандро мрачно произнес:

— По-моему, ты об этом забыл. Да, я делаю все возможное.

Грустно взглянув на него, Сивер произнес:

— Как ты переменился, Ал. Ты весь напружинился, как для удара. Послушай, мужик, это же я. А ну, полегче.

— Мне еще один выход предстоит, а позже Чи-Чи устраивает банкет, так что если у тебя есть что сказать, то выкладывай.

— Мы обнаружили новый синдикат. Новую сеть наркобизнеса. И хотим, чтобы ты в нее внедрился.

— А как же быть с Чи-Чи? Оставить его в покое? Он ведь изрядная шишка. Через него я могу выйти на кого-нибудь из главных колумбийских баронов.

— На совести у этого синдиката смерть троих внедренных в него агентов.

— Ну так пусть отдел по борьбе с наркотиками пошлет четвертого.

— Не исключено, что весь отдел коррумпирован.

— Энди, тебе превосходно известно, что Мексика — главный производственный и перевалочный пункт для колумбийских картелей, а Чи-Чи контролирует значительную часть страны. Он делится со мною важной информацией, потому что мы оба — индейцы племени тараскан и он считает нас братьями по крови. Пару месяцев назад я подвел к нему одного парня из Бюро, который выдает себя за банкира с Британских Виргинских островов. И теперь Чи-Чи с превеликой радостью отмывает часть своих денег в Роудтаунском банке, принадлежащем Бюро. — Подняв бокал за здоровье Сивера, он добавил: — Они отдают нам свои деньги, а ты хочешь, чтобы я все это бросил. Образумься, Энди. Пусть этим займется кто-нибудь из Ведомства генерального прокурора.

Сивер невесело рассмеялся:

— Отдел Ведомства, занимающийся борьбой с наркотиками, больше не практикует внедрение агентов в преступную среду. Вашингтонские умники полагают, что это чересчур опасно. Поэтому там теперь перепоручают дело информаторам, работающим на договорной основе. Извини, но я скажу тебе честно: они называют таких людей субагентами, агентами второго сорта. Болтаются в собственном дерьме и указывают достойным людям, как им следует поступать.

— Ну а что насчет крупных операций, о которых мне доводилось читывать?

— Пропускают наркотики в Штаты, прослеживают до места назначения и хватают дурачков, которые являются за товаром. Крупными операциями это выглядит только в платежной ведомости.

— Действительно забавно. Но ведь Ведомство генерального прокурора и ЦРУ выслеживали генерала Норьегу годами. А этот Меченый и несет главную ответственность за ввоз наркотиков в Штаты.

— Чисто статистические ухищрения. Для того чтобы ведомству не срезали бюджет.

Сивер мрачно потупился.

— Ну а почему этот синдикат имеет такое большое значение?

Энди Сивер полез в карман спортивного плаща, достал оттуда маркированный конверт и положил его рядом с собой на диван.

Алехандро взял конверт, пристально вгляделся в эмблему «Золотой Клеопатры» с тремя тонкими золотыми полосами на заднем плане и тоже опустился на диван. Его лицо моментально стало строже, потому что в мозгу у него сразу же вспыхнули невыносимые воспоминания. Рука сжалась в кулак, смяв конверт, раздавив его и высыпав Алехандро на ногу порцию героина на десять долларов.

С повлажневшими от пота волосами Алехандро еще раз поклонился публике, послал ей еще один воздушный поцелуй и сошел со сцены под несмолкающие возгласы «Еще! Еще!».

Сразу же устремившись в грим-уборную, он стянул с плеч рубашку, бросил ее в дорожную сумку и подошел к замшелому рукомойнику, вмонтированному в заднюю стену сцены. Достав полотенце, он пустил воду, подождал, пока не схлынет ржавчина, взял губку, намылил ее и протер лицо и торс. С тех пор как он нынешней ночью покинул явочную квартиру, его мысль блуждала по одному и тому же усталому кругу. На этот раз Клеопатре не суждено будет уйти от него. Повернувшись, он резко бросил влажное полотенце в кучу грязного белья. Надел свежую спортивную рубашку, нанес на лицо немного крема, причесался и вышел из-за кулис. Алехандро без труда, оставаясь никем не замеченным, проскользнул по кромешно черному танцевальному залу и поднялся по каменной лестнице на балкон. Блуждающие лучи на мгновение выхватывали из мрака то охваченные неистовством пляски, то равнодушные лица.

Чи-Чи со своей шумной свитой прочно оккупировали часть балкона, отгородившись столиками от остальной публики, а заодно и высвободив место для танцев. Один из парней Чи-Чи сейчас лихо отплясывал самбу с разгорячившейся подружкой. Чи-Чи сидел в одиночестве, безучастно взирая на происходящее. От его змеиного взгляда и впрямь ничто не могло ускользнуть, да и телохранители были рядом.

Поднявшись на балкон, на «территорию» Чи-Чи, Алехандро был встречен рукоплесканиями. Его обступили со всех сторон, спеша пожать руку или похлопать по плечу. Это мужчины, тогда как женщины норовили прильнуть к нему в полушутливом объятии, причем кое-то из них успевал прошептать ему что-то на ухо.

Чи-Чи приветливо улыбнулся «своему» певцу и, щелкнув пальцами, приказал окружающим расступиться и освободить место для Алехандро. Наркодельцы повскакивали с мест, пропуская его к шефу. Усевшись рядом с Чи-Чи, Алехандро достал из ведерка со льдом бутылку шампанского и, налив себе бокал, повернулся к Чи-Чи:

— Твое здоровье!

Чи-Чи перешел на диалект индейцев племени тараскан, представляющий собой смесь примитивного испанского с местным говором.

— Ты был сегодня просто великолепен, — сказал он.

— Благодарю тебя, друг, — в тон ему ответил Алехандро и, потягивая вино, вдруг спросил: — Почему ты посещаешь такие места? Ты ведь их ненавидишь.

— Чтобы убедиться в том, что никто меня не дурачит.

— Но ведь ты не в состоянии приглядывать за ними все двадцать четыре часа в сутки.

На губах у Чи-Чи на мгновение вспыхнула полуулыбка, а затем он вновь поджал их.

— Тех, кто пытается меня дурачить, я наказываю без промедления и жестоко.

Алехандро изобразил брезгливую гримасу:

— Да. Мне рассказывали.

— Надо бы когда-нибудь познакомить тебя с моими любимыми методами.

— Нет уж, благодарю.

Чи-Чи полез куда-то под стол, достал конверт и положил его на колени Алехандро.

— В знак признательности за банкира.

Рука Алехандро незаметно скользнула под стол, взяла конверт и спрятала его за пояс.

— Тебе следовало бы вступить в наше дело. Заработаешь кучу денег.

Потягивая шампанское, Алехандро ответил:

— Когда я был маленьким и продавал туристам прохладительные напитки на Ла-Плайя-Ропа, я мечтал о том, что когда-нибудь стану знаменитым певцом, и моей матери и сестре не придется больше бродить по пляжам Зихуатанеджо под палящим солнцем, отыскивая полудрагоценные камни и строя из себя глухих индианок, когда вшивые гринго начинали приставать к ним на своем вшивом испанском. Мне хотелось купить им дома в Сан-Анжеле или в Койоакане. И я по-прежнему мечтаю об этом.

— А я уже в пятнадцать начал добывать девок туристам в Икстапе. — Чи-Чи пригубил бокал. — Ты знаешь легенду о том, как появилось название Лас-Гатас? В честь кого это место было так названо?