— Скажи мне, в чём ты нужадаешься? — спрашивает Рейншильд.

— В твоих бабках! — отвечает парень, презрительно сузив глаза.

— Я спросил не о том, чего ты хочешь. Я спросил, в чём ты нуждаешься.

— В твоих бабках! — повторяет подросток, немного более напористо. А потом вдруг добавляет помягче: — Ещё мне нужна жратва. И одежда. И работа.

— А если я дам тебе что-то одно?

— А если я дам тебе по башке — и покрепче, чем в первый раз?

Рейншильд выуживает из кармана бумажник, намеренно демонстрируя наличие в нём нескольких купюр. Но вместо денег он протягивает парню свою бизнес-карточку.

— Приходи по этому адресу в понедельник в десять. Я дам тебе работу и зарплату, которой хватит на скромную жизнь. Как ты будешь тратить свои деньги — на продукты, еду или ещё на что-нибудь — мне безразлично, лишь бы ты регулярно являлся на работу пять раз в неделю. Да, и каждый раз перед приходом принимай душ.

— Как же, — цедит парень, — я приду, а там куча юнокопов. Ты что, думаешь, я совсем дурак?

— Для подобного предположения у тебя недостаточно эмпирических данных.

Парень переминается с ноги на ногу.

— Так это... Что за работа?

— Биологические и медицинские исследования. Их результат может положить конец расплетению. Но мне нужен ассистент, причём такой, который не был бы тайным агентом «Граждан за прогресс».

— Граждан за что?

— Правильный ответ. До тех пор пока ты будешь говорить подобным образом, работа твоя.

Парень задумывается, потом вспоминает про медаль, зажатую в его трёхпалом кулаке. Суёт её обратно Рейншильду:

— Вы бы не таскали её вот так в кармане. В рамку вставьте что ли... — после чего уходит с тем же, с чем пришёл сюда, если не считать бизнес-карточки.

Рейншильд уверен — он больше никогда не увидит мальчишку. До чего же приятно он удивился, в понедельник утром обнаружив в своём рабочем кабинете давешнего знакомца в той же грязной одежде на чисто вымытом теле.

12 • Риса

Нет, это просто невероятно, как она умудрилась так опростоволоситься!

Всё это время ей удавалось выживать даже тогда, когда все шансы были против неё; а теперь придётся умереть из-за собственной самонадеянности. Как же — она ведь слишком умна, слишком наблюдательна, чтобы угодить в ловушку орган-пирата! Вообразила, что кого-кого, а её-то уж точно не обмануть.

Ветхий хлев на задворках дышащей на ладан фермы в Шайенне, штат Вайоминг. Риса набрела на него, спасаясь от грозы. В одном из стойл обнаружилась полка, забитая съестными припасами.

Дура, дура, вот дура! С какой стати здесь, в заброшенном хлеву, быть складу продуктов? Если бы она дала себе труд подумать, то бежала бы отсюда без оглядки, и пусть бы лучше в неё угодила молния! Но Риса была измотана и голодна. Утратила бдительность. Протянула руку за пакетом чипсов, зацепила за проволочку... и в одну секунду стальной трос обвился вокруг её запястья. Её поймали, точно кролика в силок. Риса пыталась вытащить руку, но чем больше она трепыхалась, тем туже затягивалась скользящая петля.

Орган-пират явно был человеком небрежным: кругом валялось множество инструментов, до которых Риса могла свободно дотянуться, но ни одним из них нельзя было перекусить стальной трос. Проведя битый час в бесплодных попытках освободиться, Риса поняла, что не в силах ничего поделать. Оставалось только ждать и жалеть, что она не дикое животное — у тех хватает духу отгрызть попавшую в капкан лапу.

Всё это случилось вчера вечером. Всю ночь Риса не сомкнула глаз, и теперь, утром, её ждут новые ужасные испытания. Через час после рассвета в хлеву появляется орган-пират. Это средних лет мужчина с плохо имплантированным скальпом. Копна мальчишеских светлых волос не только не придаёт ему привлекательности, но скорее наоборот — вызывает омерзение. Мужик едва не пускается в пляс, увидев, что его ловушка сработала.

— Несколько месяцев ни черта, — сообщает он Рисе. — Уже собирался закрыть лавочку, но... Удача любит терпеливых!

Внутри у Рисы всё кипит. Она вспоминает о Конноре и жалеет, что у неё нет его чутья. Уж он-то не попался бы в руки какого-то деревенского болвана!

Сразу ясно — мужик не из профессиональных пиратов; но заправилам чёрного рынка это безразлично, был бы товар. Он не узнаёт Рису. Это хорошо. На чёрном рынке за особо прославленных расплётов дают цену во много раз больше; а девушке вовсе не хочется, чтобы этот мужлан на ней разбогател. Само собой, если ему удастся доставить свою добычу на рынок. Риса не потратила ночь даром — она выработала план действий.

— Вот продам тебя, и, глядишь, ростовщики отцепятся от моей задницы, — радуется пират. — Или хотя бы приличную тачку куплю.

— Прежде чем продать, ты должен отвязать меня!

— И то правда.

Он впивается взглядом в свою жертву и широко улыбается. Похоже, продажа Рисы на чёрном рынке — последнее в списке запланированных им мероприятий. А сейчас он принимается ходить по стойлу, методично ликвидируя беспорядок, оставшийся после бесполезных ночных попыток Рисы вырваться из западни.

— Ну и бардак ты тут устроила, — дивится он. — И как — стало легче?

И тут Риса принимается подначивать его. Она знает, где у подобных типов больная мозоль, однако начинает с лёгких, скользящих ударов. Так, сперва пройдёмся по его умственным способностям.

— Не хотелось бы тебя огорчать, — произносит она, — но дельцы чёрного рынка не любят иметь дело с дебилами. Я имею в виду — чтобы подписать контракт, ты должен по крайней мере уметь читать.

— Хохмишь?

— Нет, в самом деле, тебе стоило бы вместе со скальпом вставить себе немножко мозгов.

Пират только ухмыляется.

— Да изгаляйся, сколько хочешь, девка. От этого ничего не изменится.

Рисе казалось, что невозможно ещё сильнее ненавидеть этого мужлана, но словечко «девка» поднимает в ней новую волну негодования. Она заходит на второй круг. Теперь на очереди его наследственность. Начнём с матери.

— А что сделали с коровой, после того, как она выродила тебя — забили на мясо, или она, может, померла от отвращения?

Мужик продолжает убираться в стойле, но уже не так аккуратно. Ага, задело!

— Заткнись, сука! Я не собираюсь терпеть всякую хрень от грязной расплётки!

Отлично. Пусть ругается. Чем сильнее он разозлится, тем больше это на руку ей, Рисе. Вот теперь она выстреливает последний громовой залп — целую серию едких замечаний анатомического характера, в частности о недостаточности развития у своего противника некоторых весьма существенных органов. Должно быть, по меньшей мере в нескольких случаях она попадает в цель, потому что физиономия мужлана приобретает багровый оттенок.

— Я тебя сейчас так отделаю! — рычит он. — И плевать, что ты потеряешь товарный вид!

Он бросается на Рису, выставив огромные кулаки. В этот момент Риса вздёргивает вверх вилы, спрятанные под сеном. Больше ничего и не требуется: только держи крепко вилы, остальное доделает вес мужика и сила инерции.

Пират-любитель с размаху насаживает себя на острия и отшатывается назад, вырывая вилы из руки Рисы.

— Что ты наделала, тварь! Что ты наделала...

Мужик изрыгает проклятья, вилы мотаются туда-сюда, словно какой-то странный довесок к его грудной клетке. Видимо, Риса задела какой-то жизненно важный орган, потому что кровь так и хлещет, и всё кончается быстро: через десять секунд мужик валится у противоположной стенки стойла. Он умирает, и взгляд его открытых глаз направлен не на Рису, а куда-то слева от неё, как будто он узрел за её плечом ангела, или, может, Сатану, или что там ещё видят такие, как он, в свой смертный час.

Риса всегда считала себя человеком сердобольным, но этого типа ей нисколько не жалко. Однако постепенно до неё доходит: она опять совершила опрометчивый поступок. Потому что запястье её по-прежнему охвачено стальным тросом, а единственный, кто знает, что Риса здесь, в западне, лежит сейчас мёртвый у дальней стенки стойла.