Сначала из черной земли показался зеленый пух. Потом пух превратился в перья. Потом над землей зашелестели крепкие стебли морковки, картошки и лука. Огурцы открыли круглые листочки и торопливо поползли по земле.

Мака с утра гремела лейкой, ведрами, стучала по коридору лопатой и граблями. Папа Сеня все воскресенье проводил на огороде. Шея у него загорела, а кончики усов посветлели. Первая морковка, которую Мака выдернула из земли, показалась ей такой красивой, что она никак не могла решиться ее съесть. Потом на огороде появились прохладные колючие огурцы, круглая свекла. Желтые подсолнухи высоко подняли свои цветы. На огороде стало жарко. Запахло землей, вянущей сорной травой, серой лебедой, ботвой, разноцветной огородной жизнью.

Лисичка приходила в гости на Макин огород. Витя помогал Маке носить воду и поливать. Он присаживался на корточки между грядками и, улыбаясь, трогал светлые огурцы. А Мака с тревогой смотрела на него.

Мака с тревогой смотрела на Витю после того, как она услыхала, как Катина мама сказала папе Сене шепотом:

— Этот мальчик потерял мать.

Мака знала, что Витя живет с папой и теткой, но Мака хотела знать, как он потерял свою маму. Ведь и Мака потеряла маму. Мака много раз пыталась спросить и каждый раз останавливалась.

— Витя, а… — говорила она и замолкала. Витя поднимал голову и смотрел на нее грустными коричневыми глазами.

Осень была самым лучшим временем года. Осенью большие картошки завелись в земле. Они лежали там в теплой темноте, как розовые поросята, тесно прижавшись друг к другу. Помидоры, золотые и красные, так сильно пахли, что, казалось, этот запах можно трогать руками. Ветер носил по улицам зубчатые листья кленов, серебряные тонкие паутинки. Желтели сады на Журавлевке, желтела трава.

Маленькие дома, обвитые диким виноградом, вдруг краснели за одну ночь. Пылающие листья свешивались с крыш и с труб. Пышные разноцветные гроздья осеннего огня раскачивались от ветра.

Но красивее всего было на городском кладбище. Весной здесь росли пахучие темные фиалки. Здесь появлялись первые подснежники. Здесь из-под больших листьев выглядывал майский ландыш. Соловьи прилетали сюда раньше, чем в парк, раньше, чем в маленькие сады Журавлевки.

Здесь, на освещенных солнцем дорожках, суетились красные жучки-солдатики. Здесь по травинкам проползала рогатая улитка, волоча на спине свой хрупкий дом. Здесь ящерицы грелись, лежа на камнях. Малиновка выводила своих крохотных птенцов.

Мака часто приходила сюда после школы. Здесь хорошо было придумывать стихи, вспоминать, разговаривать с цветами.

— Ну, как ты поживаешь? — спрашивала Мака, нагнувшись к маленькому золотому тюльпану. Он скучал, склонив свою тяжелую головку на тонком стебельке.

«Мне скучно», — отвечал он и склонялся еще ниже.

Под листьями Мака отыскивала темную фиалку с лиловым испуганным лицом, с одним желтым глазом.

— Трусишка, — говорила Мака, — я не сорву тебя. Я хочу тебя только понюхать.

Рыжие лилии с темными пятнами смеялись над Макой. Они пачкали ей нос своей пыльцой и потом закрывались длинными острыми листьями.

— Ладно, ладно, — сердилась на них Мака, смахивая рукой желтую пыль с лица. Руки ее, платье — все покрывала эта яркая пыль.

Осенью тут сияли острые звезды георгинов. Лиловые и белые астры росли большими кустами. Грушевые и вишневые деревья, тронутые первым морозом, цвели ярче, чем весной. Огонь, огонь всех цветов и оттенков плясал на деревьях, на кустах и на земле. Дубовые твердые коричневые листья плавно опускались на желтые теплые листья кленов. Пестрые ожоги вспыхивали на ветках.

Мака пришла на свою любимую дорожку. Клены, дрожа, роняли последние лоскутки своего платья. Золотые сугробы намело на края дорожки. Мака наступала на листья, и они тихонько шуршали под ее ногой. Куст боярышника вспыхнул под желтой березой. Под кустом, около маленького желтого холма, сидел Витя. На холме лежали розовые астры.

Мака смутилась. Мака остановилась. Она хотела повернуться и тихонько уйти, но листья зашептали у нее под ногой, и Витя обернулся.

— Здравствуй, — сказал он. — Ты куда идешь?

— Я… гуляю, — ответила Мака. — Я просто гуляю.

Она хотела повернуться и уйти.

— А… — сказал Витя. — Ты гуляешь? А я сюда прихожу к маме. Здесь моя мама.

Витя погладил рукой розовые астры.

— А я думала… Мне сказали, что ты потерял маму… — Мака подошла к Вите.

— Моя мама умерла… Ее нет. Поэтому говорят, что я ее потерял.

Страшная мысль пронеслась в голове у Маки.

— Витя! — вскрикнула она. — Витя, как ты думаешь? А моя мама не умерла? Как ты думаешь?

Глава XLIV. Рыжая премия

«Мария Черкасова, двенадцати лет, родившаяся в городе Петрограде, разыскивает свою мать Елену Михайловну Черкасову.

Знающих о местопребывании Е. М. Черкасовой просят сообщить: г. Харьков, Лермонтовская ул., № 33, кв. 3.

С. Е. Терещенко».

Мака разглаживала руками большой газетный лист. В самом нижнем его уголке, на маленьком квадратике, обведенном узкой черной полоской, были напечатаны эти простые слова.

Мака читала и перечитывала их.

«Может быть, — думала она, — может быть, мама идет по какой-нибудь улице, по какому-нибудь городу…»

Мака старалась себе представить эту улицу, этот город и маму среди других людей.

Какая стала мама? Узнает ли она Маку, если вдруг встретит ее на улице?

Мака долго не решалась отрастить косы.

«Мама не узнает меня, если я буду с косами, — думала она. — Ведь мама помнит меня стриженую».

Но у Лисички были косы, и у других девочек были косы… Мака тоже в конце концов стала заплетать две косички за ушами.

Каждый раз с волнением Мака смотрела, как папа Сеня вскрывает письма. Каждый раз Мака думала: «Это пишет мне мама».

Но прошла еще зима и еще весна. Мака перешла в пятый класс.

Она гордо несла домой хорошие отметки. По звонкому асфальту весело стучали ее каблуки. Воробьи чирикали, состязаясь с трамваями. Свежая зелень, пахучая и новая, раскрасила все деревья и кусты.

Прошел дождь. По чисто вымытому небу плыли перистые облака. Красные трамваи, как жучки-солдатики, бежали по Пушкинской улице.

В новом ранце у Маки лежала толстая тетрадка со стихами. Мака носила ее показывать Вере Николаевне.

Огненная осень, серый косой дождь, пушистая зима и ярко раскрашенная весна — все они жили в Макиной тетради. Они жили там в коротких и в длинных столбиках, в звонких рифмах и в разноцветных словах.

О зубчатых листьях, о снежинках, о реке, о цветах писала Мака. Красивое дерево, пахучая весна, легкое облако — все это превращалось в стихи.

Вот и сейчас, когда Мака шла, ровно постукивая каблуками новых туфель, смотря на ослепительную зелень деревьев, слушая голоса воробьев, слова вертелись в ее голове.

Сначала это был запутанный клубок слов. Шагая, размахивая рукой, Мака распутывала его, разбирала, приводила в порядок. Ненужные слова убегали. Нужные прибегали и нанизывались в строчки.

Жалобное мяуканье остановило Маку. На углу Технологической улицы на тротуаре сидел веснушчатый мальчик с белыми ресницами. Он держал между коленями маленького рыжего котенка и старался отвинтить у него хвост. Котенок вертелся и мяукал.

Мака подбежала к мальчику.

— Ты зачем его мучаешь? — рассердилась она.

Мальчик несколько раз хлопнул белыми ресницами.

— А тебе какое дело? Хочу и мучаю, — ответил он.

— А ты не мучай, — сердито сказала Мака.