«Львы очень лютые звери», — сказал отец Илларион, когда читал им про того юношу.

«Лютее волка?» — спрашивали ребята.

«Лютее, — отвечал отец Илларион. — От одного его рыка можно упасть замертво. А на вид он до того велик и страшен…»

«Больше медведя?» — шёпотом спросил кто-то из ребят.

«Больше, больше!» — отвечал отец Илларион.

«Больше коня?»

«Больше быка?» — спрашивали мальчишки. А девчонки визжали от страха и крестились.

Но боялись они зря. Львы не тронули юношу и даже стали ему верно служить.

«Этот юноша был святой», — сказал отец Илларион.

Вишена хотел было спросить его, что это значит — святой. Но отец Илларион стал уже рассказывать про другого юношу — ещё более удивительную историю. Его бросили в раскалённую печь, но он не сгорел, а вышел из огня живым и невредимым. И Вишена подумал, что святые — это, наверное, волшебники, такие же, как и те, про которых рассказывается в сказках. Одно время он даже решил стать святым. Плохо ли уметь творить всякие чудеса! Но потом учитель сказал, что святые всё время молятся и постятся. Один из них и вовсе ничего не ел, кроме лесных ягод и акрид. Акриды — это кузнечики, объяснил ребятам отец Илларион. И тогда Вишена раздумал становиться святым. Он не любит ни молитвы читать, ни поститься. А уж есть кузнечиков ни за что не станет!

Сегодня учитель читал о смелом воине Фёдоре и змие с огненной пастью. Свирепое чудище потребовало от жителей одного города, чтобы они выдавали ему на съедение каждый раз двенадцать девиц. Горько плакали отцы и матери несчастных. Услыхал про их беду молодой юноша по имени Фёдор. Взял своё острое копьё, вскочил на верного коня…

Вишена, конечно, рад, что Фёдор победил змия. Жаль только, что всё так быстро кончилось. Вишена готов слушать и слушать до самого вечера. Ребята, тихо сидевшие, пока учитель читал, словно очнулись, завозились, зашумели.

— Я бы тоже так его, копьём — раз, мечом — два! — размахивает руками Борис.

— А он бы тебя тоже — раз — и в огненную пасть! — Василёк скалит зубы и тянет к Борису скрюченные пальцы, будто когти.

— Тише, дети! — говорит учитель. — Вот посмотрите. — И показывает книгу.

Все разом вскакивают, потому что каждому хочется поскорей увидеть. До чего же красивая книга!

Будто маленькие ворота, раскрываются серебряные створки. На золотистом листе пергамента под заглавной строкой, написанной красной краской, чёрными рядами, будто войско, стоят ровные, чёткие буквы. А по краям — картинки.

— Молодой юноша — это и есть Фёдор, — показывает учитель.

И чудище тут же нарисовано. И правда страшное. Змеиная его спина, будто кольчужной бронёй, покрыта чешуёй с острыми шипами. Из разверзстой пасти — то ли пламя бьёт, то ли высунулся кроваво-красный язык…

Учитель закрыл книгу. Затворились маленькие серебряные ворота, за которыми, будто в сказочном тереме, остались и храбрый воин Фёдор и спасённая им девица, и поверженное чудище.

Отец Илларион отпустил учеников погулять. Ребята быстро высыпали наружу.

Тут же возле школьного домика расселись на траве девчонки с девчонками, мальчишки с мальчишками. Повытаскивали из туесков и корзинок еду: кто пирог с рыбой, капустой, морковью, горохом, кто медовый пряник или ковригу, кто просто ломоть хлеба.

Вишена сегодня не взял с собой ничего. Заторопился и позабыл. И теперь, вспомнив каравай, с утра испечённый матерью, сам себя обругал ротозеем. Но ругай не ругай — от этого сытым не станешь. В сторонке от других ребят стояла и сестрёнка Глеба Оля.

Пожалуй, в те времена, о которых идёт речь в рассказах про Вишену, Алёну и их друзей, не было принято говорить: «Оля». Старинное русское имя Ольга. Но ты не забывай, что и Вишену, и Алёну, и всех их друзей придумала Лена. И мы с тобой будем называть сестрёнку Глеба просто Олей. А с сестрой Бориса Кукшей и вовсе смешная история получилась. Вернее, с её именем… Но об этом ты узнаешь в своё время. А сейчас, видишь, Глебова сестрёнка Оля, худенькая девочка в стареньком, заплатанном сарафане, отошла от расположившихся на траве подружек. Догадываешься почему? У нее тоже нет с собой корзинки с едой.

— Оля, иди сюда! — позвала Алёна, самая смелая и ловкая девчонка, по мнению Вишены, на их улице, да, пожалуй, и во всей школе.

Алёна уже расстелила на траве чистую холстину и разложила на ней пирог, разломив его пополам.

— Иди скорей! — поторапливала она Олю и тут вдруг заметила Вишену. И, конечно же, сразу догадалась, почему он не сидит со всеми. Тогда она и Вишену позвала.

Пирог теперь надо было разделить уже не на две, а на три части. На три у Алёны не получилось, потому что из двух кусков гораздо легче сделать четыре, чем три. Каждому досталось по куску пирога, да ещё один остался лежать на холстине.

— Вкусный пирог! — похвалил Вишена.

— Сама пекла, — сказала Алёна.

Подбежал Василёк и закричал:

— Чур, я конь! У тебя с чем? — спросил он, поглядывая на пирог в руках у Вишены.

— С капустой, — ответил Вишена, — только это не у меня, а у Алёнки. Она сама пекла.

— А у меня с морковью был, — вздохнул Василёк. — Только я уже всё съел.

— Вот возьми, — сказала Алёна и отдала Васильку оставшийся кусок пирога.

Проворный Василёк не заставил себя упрашивать. Проглотил и этот кусок быстрей, чем Вишена, Алёна и Оля. Не успел доесть — заторопил Вишену:

— Ну пошли, а то скоро отец Илларион назад позовёт.

— И меня возьмите! — попросила Алёна.

— Так мы же в коней играем, — сказал Василёк.

— Ну и что же? Думаешь, я не сумею? Я ещё быстрей тебя бегаю!

— Всё равно мы девчонок не принимаем, — заважничал Василёк. — Это не ваше дело — ловить коней. Дикие кони, они знаешь какие? Так забрыкают, что полетишь кувырком! — И Василёк забрыкал ногами во все стороны.

— Сам ты полетишь кувырком! — сердито сказала Алёна. — Небось и не ездил никогда верхом. У вас и коней-то нету.

— У тебя, что ли, есть? — ехидно спросил Василёк. — Вот у Бориса есть! Я был у него. У них во дворе конюшня. А в ней — кони. И верховые, и те, которых запрягают в возок! — Расхвастался, будто это его кони.

И Алёна, и Вишена, и Оля без Василька знают, какие кони на конюшне у Бориса. Не у самого Бориса, конечно, а у его отца, боярина Ратибора.

— Ну пошли, — потянул Василёк Вишену за рукав.

Но Вишена не пошёл, не хотел обижать Алёну. Это ведь обидно, если двое идут играть, а третьего с собой не берут. Алёну же и вовсе обижать нехорошо. И не потому, что она всех пирогом угостила. Просто понимал Вишена: Алёна и бегает не хуже любого мальчишки и вообще… А противный Василёк отбежал в сторону и закричал писклявым голосом:

— Тили-тили-тесто! Жених и невеста!

Вишена, конечно, тотчас же бросился за Васильком, чтобы наподдать ему как следует. Но Василёк убежал куда-то далеко и затаился за кустами.

«Ладно, пусть сидит там, — решил Вишена. — А то пойдёшь его искать и не услышишь, как отец Илларион будет звать».

И правда, едва Вишена вернулся, отец Илларион вышел на крыльцо звать ребят. Тут Василёк вылез из кустов и боком-боком прошмыгнул мимо Вишены к крыльцу.

6. У колодца

Мама велела: «Принеси воды, Алёнушка». Алёна потихоньку, чтобы не заметила мама, достала из ларя мамин платок, в сенях накинула его на голову, взяла стоявшее в углу коромысло, подцепила деревянные ведёрки, пошла к колодцу.

У колодца весело. Соберутся девицы со всей улицы Добрыни — и Василина, и Мирослава, и Зорька… Стоят беседуют. И девчонки поменьше тут же вертятся, прислушиваются к девичьим разговорам.

«Мне Никола пряслице подарил», — похвалится Мирослава, гордо поглядывая на девиц. А гордится она потому, что всем понятно: если парень дарит девице пряслице, значит, люба ему эта девица.

«Это какой же Никола? Тот, который простым гребцом на ладье плавает? Я бы у такого и не взяла пряслица, — подденет Мирославу Василина. — Мне вот Пётр пряслице подарил. Его батюшка купец. И Пётр тоже будет купцом. Он и теперь уже батюшке в лавке помогает».