— На море! — ответил Грот.

— На море? — удивился Янко. — Без мамы?

— Мама приедет через пару дней. Впрочем, я тоже с тобой не останусь. Но тебе не будет скучно. Будешь жить в интернате у самого моря.

Мысль о море привлекала Янко. И всё же было непонятно, почему Грот повёз его одного, без матери, до окончания процесса. И не дал ему проститься ни с ней, ни с родной матерью.

С тревогой и смятением в глазах поглядывал он на Грота, но тот, будто не замечая этого, шумно рассказывал об интернате. А Янко уже расхотелось на море. Скорей бы домой, скорей в Хаймдорф! Решение найдено, и езда по горному краю даже увлекла его. Часа через полтора они приедут, а там он знает, как быть.

Неожиданно Грот затормозил перед сельским рестораном.

— Пора обедать!

Янко было не до еды. Лучше б ехать без остановок и поскорее попасть в Хаймдорф.

— Сколько нам ещё до дому? — спросил он, когда они снова сидели в машине.

— Через Хаймдорф мы не поедем, — сказал Грот как нечто само собой разумеющееся.

Янко вздрогнул.

— Почему?

— Эта дорога живописнее, к тому же по пути мне нужно провернуть одно дельце. Впрочем, к вечеру будем на море.

Гроту было всё равно, что подумает Янко. Перед ним маячила определённая цель, и он стремился достичь её как можно раньше. Машина, обгоняя всех подряд, с умопомрачающей быстротой глотала километры. Долина вскоре расширилась, горы пошли на убыль, и наконец шоссе потянулось по бескрайней унылой равнине.

В небольшом местечке автомобиль остановился. Янко битый час ждал Грота, а потом они пошли купаться.

— И машине нужен отдых. Не то опять лопнет шина.

На пляже у широкой полноводной реки они пробыли, пока не спала жара. Новая остановка была в Бременгавене, который Янко сразу узнал. Здесь у Грота было особенно много дел. Они поехали дальше, только когда на улицах зажглись огни. Поначалу Янко ужасно раздражали фары многочисленных встречных машин, но вот они как-то незаметно начали тускнеть, шум потихоньку отдалялся и замирал вдали. Его клонило в сон. Янко отчаянно гнал его от себя, стараясь определить, по какой дороге и куда они едут. Но схватка со сном длилась недолго и кончилась его полным поражением.

Он спал так крепко, что не знал, во сне или наяву машина остановилась перед большим зданием. Грот за руку привёл его в просторный вестибюль, где их встретил скелетообразный верзила с белым, как бумага, лицом и повёл в маленькую комнату с двумя кроватями. Грот помог Янко разуться и раздеться. Янко повалился в мягкую постель, которая ровно через мгновение превратилась в лёгкий парусник. Ветер надул белые паруса, и яхта, точно ласточка, понеслась по морям, по волнам…

Кто знает, сколько времени он плыл по морю?

Когда он открыл глаза, то вместо парусника опять лежал на кровати, солнце ярким светом заливало потолок, а за окном шумело море и на все голоса кричали мальчишки.

Янко протёр глаза и кинулся к окну.

Голубое, чуть колышущееся море уходило к самому горизонту. Пляж прямо под окном и море у берега кишели мальчишками. Тут были и такие, как он, и помладше, и более взрослые ребята. С ужасным визгом носились они по берегу, плескались в воде, играли в волейбол и баскетбол, прыгали с высокой вышки, взбирались на плавающее бревно, сталкивали друг друга с маленького плота, катались на лодке и на двух яхтах с белыми и жёлтыми парусами.

Вдруг Янко отвернулся от окна и с удивлением оглядел комнату. Куда делся Грот? Кровать у противоположной стены была нетронута. Значит, он один здесь спал? Где же ночевал Грот?

Он быстро оделся и выбежал в коридор.

В длинном белом коридоре со множеством дверей слева и справа у него заныло под ложечкой. Однако, преодолев себя, он стал смело спускаться по широкой лестнице. Нигде ни души. Огромный дом словно вымер. Только внизу, на первом этаже, он увидел долговязого человека в чёрном, хорошо отутюженном костюме. С газетами в руках, стоял он, прислонившись к книжной полке, на которой вместо книг лежали газеты. Не успел Янко сообразить, не его ли он видел вчера вечером, как долговязый положил газеты и направился к нему.

— Доброе утро, соня! — сказал он со скупой улыбкой на бледном лице. — Как мы спали, Курт?

— Где отец? Где господин Грот? — спросил Янко.

— Минуточку терпения! Пойдём. — Долговязый повёл Янко в канцелярию, заставленную всевозможной мебелью. — Тебя интересует, где отец? Он уехал.

— Уехал?

— Сегодня утром его вызвали по телефону. Кажется, из Дюссельдорфа. Ему пришлось сразу отправиться в путь. Впрочем, ты здесь не соскучишься. Ты и не заметишь, как пролетит день. Когда родители приедут за тобой, ты и сам не захочешь отсюда уезжать.

— Когда они приедут?

— Какой ты проворный! Не успел приехать, а уж думаешь об отъезде. Сначала посмотришь наш интернат, познакомишься с товарищами, искупаешься, поплаваешь. Пока ты здесь, я сам буду о тебе заботиться. Я Хелригель, господин директор Хелригель, близкий друг твоего отца и друг таких мальчиков, как ты. Я лично позабочусь о том, чтоб ты ни в чем не нуждался. Вот мы с тобой и познакомились. И поговорили. А сейчас пойдём, я покажу тебе, где у нас умывальни и столовая.

Господин Хелригель водил Янко по всем помещениям, рассказывая ему о жизни в интернате, об играх на море и на суше и о его будущих товарищах и друзьях. Янко ходил за ним как неприкаянный. Когда он умылся и позавтракал, Хелригель отвёл его в большую комнату на третьем этаже.

— Здесь ты будешь спать. Вчера ты ночевал в комнате для гостей. Теперь ты уже не гость. Сейчас здесь спят десять мальчиков, твоих ровесников, ты будешь одиннадцатым. Целая футбольная команда! Твоя кровать у окна. Доволен? Конечно. Слева спит Тони, напротив — Рудл и Франци. Вот тебе плавки. Раздевайся. Нельзя терять ни минуты! Отец сказал мне, что ты любишь кататься на яхте. У нас их две. А теперь ступай… Да вот ещё что. Вашу и соседнюю комнату курирует префект Йозеф. Хороший мальчик. Слушайся его. Если что будет не так, приходи ко мне. Не бойся. Просто поищи господина Хелригеля, лучшего друга твоего отца.

На берегу господин Хелригель помахал мальчикам, боровшимся на плоту. Словно по приказу, приплыли они к берегу, вышли из воды и, окружив Янко, прокричали:

— Здравствуй, Курт! Здравствуй, товарищ!

— Это твои товарищи по комнате. За завтраком я им сказал о твоём приезде. Это Тони, это Рудл! Видишь, какие ребята, один к одному! Заберите его с собой на плот. Покажите ему наш спортинвентарь. После обеда вы первые возьмёте яхту!

До самого ужина он ни на минуту не оставался один. Всё время с ним были его товарищи по комнате. То и дело затевали они что-нибудь новое. Только теперь Янко по-настоящему понял, как хорошо на море.

— Как ты себя чувствуешь у нас? — спросил его за ужином господин Хелригель.

— Всё так интересно! — ответил Янко.

— Я же говорил тебе. Хорошенько выспись, завтра снова будет долгий и до краёв заполненный день.

Наверху, в спальне, все усердно старались подольше не заснуть. Обсуждали события последних дней, почти не касаясь более далёкого прошлого. Что до нового товарища, всех интересовало только, откуда он приехал. Остальное они узнали ещё днём, а именно — что он отличный пловец и бегун, добрый товарищ, может быть за рулевого на яхте и даже знает толк в парусах, но прыгать в воду, несмотря на смелость, совсем не умеет. Разговоры продолжались бы до самого утра, не явись к ним Йозеф, или Святой Перегрин, как его прозвали за то, что он никогда не расставался с огромной книгой, которую буквально днём и ночью носил под мышкой. Прозвище это как нельзя лучше подходило к нему ещё и потому, что он был длинный, тощий и такой же бледнолицый, как и господин Хелригель. Волей-неволей пришлось замолчать, ибо Святой Перегрин, с одобрения господина Хелригеля, располагал целым набором весьма чувствительных наказаний. Он мог ополовинить обед, лишить послеобеденного купания или обречь на тихие раздумья в отдельной комнате с выходившим во двор зарешеченным окном. Комната быстро погрузилась в сон.