История того периода написана так, что попытки преобразований, предпринятые в 1809—1812 годах, связываются с именем М.М. Сперанского. Однако эта часть истории России, касающаяся именно реформаторского периода 1809—1812 годов, нуждается в более глубоком изучении.

Можно понять, почему имя Сперанского в российской истории закрепилось на первом плане, как бы осеняя собой тот несостоявшийся, так и не доведенный до конца этап реформирования. Разночинец Сперанский, гонимый царской властью, своей судьбой «вписывался» в концепцию, обличающую правящую дворянско-помещичью элиту России. От него вели исторические параллели к инакомыслящим других времен: Чаадаеву, Герцену, Чернышевскому, Добролюбову. Именно таких советская историография поднимала на щит. До других не было дела.

Так до конца и неясно, что послужило поводом не просто отставки влиятельного сановника Сперанского, а немедленной, в течение трех часов ссылки без суда и следствия… В чем его подозревали, почему так и не предъявили никакого официального обвинения — до сих пор остается загадкой. Не без оснований можно предположить: по-видимому, возникла реальная опасность разоблачения канала, который использовался в секретной игре Талейрана против Наполеона. Из Вены по дипломатическим каналам поступило известие о циркулирующих там слухах, будто российский император имеет в высших кругах Парижа высокопоставленного «конфидента». Не пало ли подозрение на Сперанского? Только он был во всё посвящен и был способен выдать Наполеону Талейрана! На эту мысль наводит несколько обстоятельств. Вслед за ссылкой Сперанского немедленно произошел разгром его конспиративной группы. Ее участники — Бек и Жерве — оказались в Петропавловской крепости. Бек в результате допросов с пристрастием потерял рассудок. Жерве также подвергся репрессиям… Нессельроде был срочно отозван из Парижа. Словом, предпринимались спешные меры, чтобы замести следы.

Исчезновение с политической арены России Сперанского означало свертывание намеченных реформ. И на этот раз Александр, напуганный оппозиционными настроениями, решил отступить. Главный выразитель новаторских идей был выставлен «козлом отпущения», тогда как далеко не он один, но и другие представители высшего эшелона власти разделяли ответственность за намечаемый «ошибочный» государственный курс. С ними поступали по-другому…

1809 год — самый насыщенный событиями в политической карьере Румянцева. Министру иностранных дел предстояло урегулировать отношения со Швецией, закрепить итоги двухлетней войны межгосударственным актом. Переговоры Румянцева с королем Швеции проходили вязко, на протяжении ряда месяцев. В конечном счете российский ультиматум прервать переговоры и покинуть Стокгольм возымел действие… Фридрихсгамский мирный договор был подписан 5 (17) сентября 1809 года. Внешняя граница империи была отнесена более чем на 400 километров от Петербурга на северо-запад. Под юрисдикцию России отходила территория Финляндии до реки Торнео, а также Аландские острова. Отмечая заслуги перед Россией в заключении Фридрихсгамского мирного договора, Александр I своим указом от 7 сентября 1809 года удостаивает Румянцева звания Государственного канцлера Российской империи, высшего в гражданской Табели о рангах[39].

Переход Финляндии под протекторат Российской империи — прямое следствие и результат союза с наполеоновской Францией. Идея отодвинуть границу «исторического врага России» от столицы, Петербурга, была высказана французским императором в Тильзите и далее закреплена в секретной части подписанного в Эрфурте договора. Соображения, какие высказывал Наполеон, казались убедительными. Многие помнили, как всего два десятка лет назад шведский король Густав IV угрожал овладеть Петербургом маневром через Ладожское озеро. Яростным желанием было «не оставить в Петербурге камня на камне, пощадив лишь статую Петра Великого, на пьедестале которой он прикажет выбить: “Здесь был Густав”». В случае возникновения новой российско-шведской войны положение Петербурга действительно становилось крайне уязвимым. Для того чтобы отодвинуть границу подальше на запад, у российских стратегов не находилось ни сил, ни решимости.

Наполеон предоставил своему союзнику «свободу рук». Расширение России в сторону шведских владений вписывалось в концепцию мироустройства в Тильзите, по которой предполагалось распространить господство России на Востоке, Франции — на Западе. В этом отношении любопытный эпизод произошел после встречи в Эрфурте. В сентябре 1808 года в Байонну со специальным посланием Наполеону от императора Александра I прибыл князь Волконский. После непродолжительной беседы, взяв со стола яблоко, император французов произнес: «Передайте императору Александру: мир для нас все равно что это яблоко, и мы вдвоем, если не будем поддаваться уговорам врагов, можем поделить его пополам»[40].

Боевые действия против Швеции начались после того, как шведский король Густав IV, отказавшись заключить союз с Россией против Англии, возвратил Александру I знаки ордена Андрея Первозванного. Политическая ситуация на северо-западе тем не менее складывалась не так благоприятно. В феврале 1808 года русские войска вступили на территорию Финляндии. Однако надежды на скоротечную войну не оправдались. Боевые действия длились почти два года, и война могла принять затяжной характер. Решающий перелом произошел благодаря героическому броску, предпринятому по льду Ботнического залива, когда русские войска под предводительством Барклая де Толли и Багратиона оказались на подступах к Стокгольму. К тому времени в ходе революционных событий Густав IV был низложен. Этот переворот ускорил заключение мира.

О том, как проходила торжественная церемония, посвященная вхождению Финляндии в состав Российской империи, сохранилось немало подробностей. Принято считать заседание сейма в Порвоо в марте 1809 года, в котором принял участие российский император, первым историческим шагом Финляндии на пути к приобретению независимости. Протокольная часть этого события глубоко продумывалась, готовилась особенно тщательно.

«Тогда из Петербурга в Порвоо были привезены особый престол с балдахином, ланд маршальский жезл и мундиры для герольдов. Прибытие императорской свиты и трона указывало на то, что речь идет о российском государственном акте, в ходе которого осуществляется присоединение завоеванной страны к империи, при этом жители Финляндии, собравшиеся на сейм, признают императора своим государем. Такой акт (hylning, нем. Huldigung) являлся, согласно тогдашней государственно-правовой доктрине, основным. Он мог быть скреплен двусторонней присягой и заверениями, даваемыми жителями; ему можно было придать религиозное содержание посредством коронации.

Никакой коронации в Порвоо устроено не было, однако следует подчеркнуть, что основные государственные акты проводились в кафедральном соборе и завершались богослужением»^{130}.

Присоединившуюся к России Финляндию в ее внутренних делах Петербург рассматривал как самостоятельное государство со своим правительством. Уклад жизни, право, религия были оставлены в неизменном виде. Об этом на заседании сейма в Порвоо Александр I заявил особо. Россия брала на себя обязательство «сохранить веру, основные законы и сословные привилегии, хранить эти привилегии и установления в незыблемости и полной мере»^{131}.

Князь П.Г. Гагарин, генерал-адъютант Александра I, в брошюре «Тринадцать дней, или Финляндия» описал грандиозный по тем временам бал, на котором император «танцевал в основном с дамами, но также и с несколькими девицами, при этом ведя с ними беседы». Тогда у Александра I завязался любовный роман с восемнадцатилетней Уллой Меллерсвед. Впоследствии образ Уллы стал наиболее востребованным в художественных произведениях о том, как Финляндия стала государством и нацией.