Впрочем, таким же образом развлекались в то время и другие монархи. В Берлине по медведям стрелял король Фридрих Вильгельм I, а в Дрездене с королевским размахом гулял Август III, о чем писали «Санкт-Петербургские ведомости» в марте 1740 года: «В высокий день рождения ее императорского величества императрицы всероссийской изволил его королевское величество от своих министров и других знатных персон сам торжеством принесенные всепокорные поздравлении принять; а потом с ее величеством королевою, также с принцами и принцессами, в провожании всего придворного стата в егерские палаты идти для смотрения звериной травли, которая с девятого часу утра до первого часа по полудни продолжалась. Туда приведены были разные звери, а именно лев со львицею, бабр, леопард, тигр, рысь, три медведя, волк, дикой бык, два буйвола, корова с теленком, ослица, жеребец, две дикие лошади и двенадцать превеликих кабанов. Лев с медведем того же часа на диких свиней напали и, убив их, стали есть. Леопард принялся за теленка, а дикой бык ослицу рогами убил. Другой медведь атаковал волка и несколько раз к верьху ево так бросал, что волк, от него ушедши, к диким свиньям прибежал. Король после того из своих рук рысь и медведя застрелил; а по окончании сей травли изволил его величество с принцами и принцессами в большой сале (зале. — И. К.) сего егерского дому за особливым на сорок персон приготовленным столом кушать».
Артемий Петрович и сам был охотником. У него было много охотничьих собак: датских, гончих и борзых разных пород: курляндских брудастых, «хортых польских», «арлекинов чистопсовых» и др. Подбирал он их со знанием дела и азартом истинного знатока. «Сколько велик, что в наклоне аршин три вершка, и столько хорош, что я, хотя уже не одну тысячу в жизнь мою видел собак, только истинно такой беспорочной от роду мало видел… Мне безумно будет жаль, если оная собака, не оставя здесь плода, увезена будет, за которую он подлинно одному шляхтичу заплатил всего больше, как 400 ефимков», — восхищался он борзым кобелем польского посла в письме «дяде» С.А. Салтыкову в 1734 году.
В ведении обер-егермейстера находились необходимое охотничье снаряжение, «седельная казна», он отвечал за обеспечение штата «мундиром» и жалованьем. Артемий Петрович управлял и московским зверинцем в селе Измайлове. Здесь в 1740 году имелось 156 «борзых, гончих, меделянских, датских, лошьих и других»; сюда же в 1738-м он отдал при отъезде в Петербург собственную «псовую охоту» из тридцати шести собак. В Северной столице на его попечении в сентябре 1740 года числились 183 собаки, в том числе для травли оленей — 60, для травли зайцев — 60, борзых — 19, русских различных родов — 15, больших меделянских — 21, такселей — 6, датских — 2 и трюфельных (обученных искать трюфели. — И. К.) — 2, и 52 охотничьи лошади.
Подчиненные Волынского составляли подробные описания роста и экстерьера своих питомцев. Об императорской псарне должны были заботиться и дипломаты. В последний год жизни государыни Анны посол Антиох Кантемир купил для нее в Париже 34 пары бассетов, заплатив 1100 рублей, а его лондонский коллега князь Иван Щербатов отправил ко двору 63 пары «малых гончих биклесов», борзых и других — всего на сумму 481 фунт стерлингов (2240 рублей).
Составлялись отчеты о разведении собак и работах по улучшению пород. Первым таким документом явился в 1738 году реестр, «сколько ныне в Москве при псовой ее императорского величества охоте и собственности его превосходительства кабинетного министра и обер-егермейстера Артемия Петровича Волынского собак на лицо, и что из которых, по разсмотрению его превосходительства, размечено оставить впредь в охоте и взять в Петербург и сбыть со двора»{260}.
В его же ведении находились зверинцы, а также охотничьи дворы — на них содержались животные, которых императрица «изволила стрелять» собственноручно. Главный Зверовой двор на месте нынешнего Инженерного замка в Петербурге занимал обширную территорию, обнесенную высоким деревянным забором. На дворе устроены были «покои» для животных с каменными фундаментами «для лучшей зверям теплоты». В одном из них помещались две доставленные из Англии львицы; в другом — два «бабра» (леопарда), в остальных — рысь, чернобурая лисица и три мартышки. Четыре белых медведя содержались в особом «остроге» со специально вырытым прудом, а представители других медвежьих пород — в «медвежьих дворах» за Невой около Охты.
«Весьма приятны маленькие беседки и птичник с орлами, журавлями, аистами, цаплями, павлинами и т. д. и т. п. Также и большой пруд для водоплавающих птиц с гнездами у берегов и беседкой посередине. Белые лисы, соболя и тому подобные небольшие звери тоже имеют в этом саду свои отгороженные места» — таким увидел в 1736 году Летний сад российской столицы шведский ученый Карл Берк. В этом и других дворцовых садах в больших клетках-«менажереях» содержались птицы: соловьи, журавлики, зяблики, снегири, овсянки, реполовы, дубоноски, чижи и чечетки; в особых «покоях» помещались экзотические страусы. Там же находилась дичь — тетерева и куропатки, предназначавшиеся для царских охот.
На берегах Фонтанки располагались Малый зверинец и Слоновый двор. В первом содержались вывезенные из Англии индийские и американские олени («малая американская дичина») и дикие козы. На обширном Слоновом дворе квартировал доставленный в 1737 году из Ирана слон, при котором состоял персидский «слоновый учитель», обязанный ухаживать за великаном и гулять с ним по городским улицам. На корм слону полагалось в год «корицы, кордамону, мушкатных орехов — по 7 фунтов 58 золотников каждого сорта, шафрану — 1 фунт 68 золотников, сахару — 27 пудов 36 фунтов 4 золотника, пшена сорочинского (риса. — И. К.) —136 пудов 36 фунтов, муки пшеничной — 365 пудов, тростника сухого — 1500 пудов», а также 40 ведер виноградного вина и 60 ведер водки. Постоялец был разборчив в напитках, и однажды «слоновый учитель» пожаловался, что водка «к удовольствию слона не удобна, понеже явилась с пригарью и не крепка».
В зверинце Петергофа содержались дикие кабаны, тигры, барсы, росомахи, бобры, кабаны, буйволы. Здесь была выстроена специальная беседка под названием Темпль. Зверей выгоняли на площадку перед беседкой, и императрица стреляла по ним из окон. От той эпохи чудом сохранились два вольера-птичника, где размещались клетки с канарейками, соловьями, попугаями и экзотическими колибри.
Императрица периодически интересовалась своими приобретениями. «Пред несколько днями отдана к здешнему двору из Англии сюда привезенная великая птица Струе или Строфокамил (страус. — И. К.), которая ныне с другими птицами в императорской менажерии содержится. Третьего дня по обеде имел персидской посол у ее императорского величества аудиэнцию. Потом приведен был индейцами и персианами пред Летний дом от Надыр шаха к ее императорскому величеству в дар присланной остиндской слон в полном своем наряде. Ее императорское величество изволила оного видеть и разных проб его проворства и силы более часа смотреть», — извещала столичная газета19 мая 1737 года.
За несколько лет на посту обер-егермейстера Артемий Петрович превратил царское развлечение в самостоятельное придворное ведомство, впоследствии получившее название Обер-егермейстерской канцелярии и Управления императорской охоты. Первый штат придворной охотничьей службы в 1740 году определил компетенцию и статус персонала (егерской команды; «псовой», «зверовой» и «птичьей» «охот»; служащих зверинцев), размеры финансирования и количество содержавшихся зверей, птиц, собак и лошадей. Летом этого года в ведомстве обер-егермейстера состояло 96 человек в Петербурге и Петергофе, находилось 185 собак, 52 лошади и 136 голов всякого зверья — лис, рысей, кабанов, американских оленей, львов, зубров, медведей, включая слона. В Москве по нему числились 79 охотников и «служителей» с 148 собаками, 15 лошадями, ловчими птицами и точно не подсчитанным звериным поголовьем — одних только зайцев содержалось 700 штук{261}.