— Вот видите, Юрий Александрович, это значит, что мне никогда не суждено стать русским!

— Вы очень похожи на Николая Ставрогина, — сказал я ему тогда. Он ничуть не обиделся и наша дружба продолжается до сих пор. С ним всегда интересно и весело. Несомненно, в политике и в кибернетике он понимает больше, чем многие другие мои знакомые и это сближает нас. Но понимая все, Иоаннович только презирает коммунистическую идеологию, но не ненавидит ее подобно мне. Я знаю несколько человек, которые также презирают коммунистов, а в тесном кругу даже не скрывают этого своего презрения к ним но вместе с тем ревностно служат этим самым коммунистам. Больше того, я уверен, что КГБ через своих осведомителей знает о разговорах этих людей и все же оставляет их на руководящей работе. Наверно КГБ рассуждает так: «Никакой умный человек не может всерьез верить в логичность или же в гуманность коммунистической идеологии. Пусть себе не верит! Лишь бы поступал так, как нам надо. А то, что он не верит и вместе с тем служит нам, характеризует его как умного человека, лишенного таких „предрассудков, как убеждения“. Та же Вера Шахова однажды говорила мне: „Я удивляюсь на своего отца! Дома с приятелями, когда выпьет, он говорит все наоборот тому, чему в училище учит курсантов! И все высмеивает: и коммунистическую идеологию и даже вождей!“ Но этот полковник ревностно служит КПСС. Он служит не ради идеологии, а ради тех привилегий, которые КПСС дает ему за его безнравственную службу. Другого образа жизни он не представляет себе и просто боится!»

Глава 11. Ира

Я быстро вошел в круг своих обязанностей на новой работе и при дружеской поддержке Гурьева стал осуществлять техническое руководство своей небольшой группой специалистов, как ведущий инженер. Одной из первых тем нашей группы была механизация учета потребности материалов на программу для судостроительного завода имени Жданова. Когда мы закончили свою работу, то оказалось, что точно такое же задание имела другая группа, работавшая в НИИ п/я 609.(Вот почему в СССР нет безработицы!). Решать вопрос, чей проект будет внедрен на заводе, собрался объединенный пленум Кировского и Ждановского райкомов партии. Присутствовать на этом пленуме в качестве представителя нашего Бюро, Гурьев назначил меня. Думаю, что секретари райкомов уже знали мою подноготную и потому дружно высказались за внедрение на заводе другого проекта. Однако, мое мнение они все же спросили. Я сказал, что знаком с проектом НИИ п/я 609 потому, что авторы этого проекта приезжали ко мне с просьбой помочь им в составлении программ для компьютеров. Я сделал им несколько программ, но не все. Поэтому я знаю, что их работа не закончена и не может быть принята к внедрению. После этого секретарь райкома поставил вопрос на голосование и все проголосовали за проект НИИ п/я 609 единогласно. Когда после совещания я вышел на улицу, то меня догнал один из ответственных работников Кировского райкома партии.

— Товарищ Ветохин! Простите пожалуйста! Неужели вы это оставите так?

— Что вы имеете в виду? — повернулся я к нему, вспоминая, как рьяно выступал он в защиту другого проекта всего четверть часа тому назад.

— Вы были совершенно правы, когда говорили, что их проект незакончен и потому не может быть принят к внедрению. Я не специалист, но отлично понимаю, что программы для компьютеров — это самое главное в проекте.

Я смотрел на него с удивлением и презрением. А он горячился все больше и больше.

— Идите в Обком партии! Вы ведь совершенно правы! Там вас поймут!

Теперь я не помню ни его лица, ни в чем он был одет. Возможно, у него вообще не было лица. Разве бывает лицо у ржавого винтика?

Иоаннович смеялся больше всех, когда я рассказал об этом случае на работе. Он лег спиной на письменный стол Веры Шаховой и громко хохотал и дрыгал ногами в воздухе.

— Дабльфинг! — кричал он. — Двоемыслие! Точно как в книге Орвелла «1984»!

Несколько дней назад он прочитал эту книгу на английском языке, был поражен «игрой ума» автора и без конца цитировал ее. Даже нашего сотрудника Геннадия Степановича, человека с диктаторскими наклонностями, он стал звать Большим Братом. Я слышал об этой книге из передач западных радиостанций, знал, что она запрещена в СССР, и очень хотел прочитать ее тоже.

— Хотите я опять стушу для вас гуся с капустой? — обратился я к Иоанновичу, — А вы приходите ко мне с книгой. После гуся почитаете ее мне и сразу переведете. Хорошо?

Иоаннович жил один, питался в столовых и потому очень ценил мои кулинарные способности. Он сразу согласился. На другой день, Иоаннович пришел ко мне с бутылкой сухого вина и мы устроили пир. Потом, пересыпая перевод шутками и прибаутками, он за три вечера прочитал мне всю книгу. Она произвела на меня неизгладимое впечатление. По силе выражения и точности пророчеств я мог сравнить ее только с «Бесами» Достоевского. Недаром Иоаннович все время вспоминал о ней.

— Почему у вас на платье нет значка «Анти-секс Лиги?» — приставал он к Вере Шаховой.

— Потому, что я в принципе не против… — смущенно смеялась в ответ Вера, делая ему глазки.

Иоаннович вообще очень нравился женщинам и даже таким молоденьким девушкам, как Вера Шахова. Иоанновичу было уже около 40, но он все еще предпочитал молодых подруг. Он был спортсменом, имел высокий рост, черные волосы и усы и смуглое лицо, на котором были написаны смелость и южный темперамент. Разве девушкам устоять? Однажды, он пришел ко мне домой сразу с двумя девушками. Одна из них мне понравилась с первого взгляда. Девушку звали Ира Бежанидзе и ей не хватало одного месяца до 18 лет. Мать Иры была русской а отец — грузин. От отца она унаследовала черные волосы, которые спускались до плеч, а от матери — большие голубые глаза и нежные черты лица. У нас с первых слов нашлось много общего, в том числе любовь к природе и литературе. Оказалось даже, что Ира тоже любила Есенина и сама писала стихи. Я предложил Ире составить мне компанию на рыбалку, куда я собирался на выходной день. Она просто и рассудительно ответила:

— Мне бы хотелось поехать, но мама меня не пустит. Она у меня строгая. — Потом подумала и добавила:

— Я ее иногда обманываю, конечно. Такова жизнь! Попробую обмануть и на этот раз. Если удастся, я вам позвоню.

Ире удалось. Мы поехали на Розовую Дачу и ловили рыбу на озере Отрадное, с надувной лодки. Были последние дни бабьего лета и стояла теплая погода. Мне повезло. Я поймал на спиннинг большую щуку и с трудом подтащил ее к борту. Увидев щуку, Ира реагировала самым непосредственным образом. Она громко закричала не то от страха, не то от удивления. Возможно по этой причине щука сильно рванулась и оборвала леску.

— Такая рыба сорвалась из-за твоего крика! — наполовину в шутку, наполовину всерьез упрекнул я ее. — Не получишь за это ухи!

В ответ Ира весело рассмеялась. Потом мы были в лесу. Искать грибы Ира совсем не умела и я пытался ее научить. Увидев гриб, я не срывал его, а очерчивал вокруг него круг и говорил ей:

— В этом кругу растет гриб. Ищи его!

Ира безрезультатно искала минуты две, а потом смешно возмущалась:

— Что я — собака-ищейка что ли, что ты заставляешь меня искать?

— Это было бы здорово, если бы можно было собаку научить искать грибы, но это может делать только человек! — отвечал я.

Я давно знал и любил этот сосновый лес, в котором мы собирали грибы, и огромное озеро Отрадное, где ловили рыбу. Несколько разноцветных домиков, спрятанных в лесу, которые теперь имеют общее название Дом Отдыха «Розовая Дача», до финской войны 1939 года принадлежали барону Маннергейму. Еще в 1955 году я видел следы былого порядка и изобилия этих мест. Клумбы с цветами, беседки, большая парадная лестница к озеру и изогнутые мостики тогда еще не были разрушены. А рыбы в озере было так много, что она плавала вокруг ног купающихся. Теперь клумбы с цветами не было, яблони перестали давать плоды, здание клуба сгорело, беседка и парадная лестница сгнили и развалились, мостики обрушились. Но больше всего пострадало само озеро. Во-первых, его перестали чистить и берега озера заросли камышом, травой и тиной. Кроме того, на берегах озера власти основали несколько рыболовецких колхозов. Начальники, там наверху, и понятия не имеют о том, когда и какую рыбу можно ловить, а когда — нельзя. Спускали план — и все тут! А рыбакам-колхозникам тоже за гроши ломаться не хотелось. И вот настроили колхозники постоянных сетевых заграждений, идущих от берега на глубину озера через каждые 500 метров. Ячейки в этой сетке такие мелкие, что только икринки могут провалиться сквозь нее, а рыба — уже никакая!