— Он — отличный человек, этот старик Кердран. Ты помнишь советы, которые он давал Древе при его первом посещении. Ну так все это было сказано для того, чтобы пустить ему пыль в глаза. Кривлянье учителя перед учеником. Это долго не продолжалось… Теперь он очень мил с Эли. Он заботится о нем, помогает ему помещать его стихи в журналах. А самое смешное-то в том, что Древе потерял к нему всякое уважение. Еще немного погодя он станет называть его старой развалиной. Ах, дорогой мой, какой урок! Вот увидишь, если я достигну чего-нибудь, как я буду обходиться с начинающими. Лапы прочь, мои голубчики! Но присядем на минутку в буфете, мне хочется пить.

На некотором расстоянии от того стола, где им подавали, шумно разговаривала группа молодых людей и изящных женщин. На одной из них была большая шляпа с цветами. Берсен смотрел на нее.

— Нужно будет заказать такую шляпу Алисе.

— А как она поживает, Алиса? — спросил Андре.

Берсен засмеялся.

— Очень хорошо, очень хорошо.

Он продолжал:

— Я смеюсь, дорогой мой, потому что сегодня для нее выдающийся день… Да, ее семья не хотела видеться с ней с тех пор, как она убежала из дому. Отец пришел в ярость, мать несколько меньше его, особенно, когда узнала, что ее дочь сделалась любовницей приличного человека. Так что дело в конце концов уладилось. Сначала стали переписываться. Эти буржуа смягчились. Быть признанной любовницей господина де Берсена — это заслуживает некоторого уважения. Наконец сегодня они спелись. Алиса отправилась к своим родителям и проведет весь день с ними. Забавно то, что она попросила у меня два луидора, чтобы поднести им по подарочку — перчатки мамаше, ящик сигар папаше. Я согласился дать Алисе два луидора, но позабавился тем, что заставил ее заработать их до ухода, ха, ха, ха!

Антуан обмакнул губы в пенившийся перед ним бокал. Андре был возмущен насмешливым, жестоким и почти враждебным тоном, каким его друг говорил о своей любовнице. Зачем же он живет с ней, если не любит ее? Антуан уловил неодобрительную гримасу Андре.

— Мне кажется, что мои шутки вам не по вкусу, юный Моваль! С женщинами нужно обходиться по их заслугам и по тем чувствам, которые они вызывают. Мое чувство к Алисе очень несложно. Она забавляет меня своим тщеславием и своими смешными сторонами. Кроме того, у нее красивое тело, вот и все.

Он осушил до конца свой бокал пива и, помолчав, прибавил:

— Что поделать, я проворонил свою жизнь со стороны чувства. Я тебе однажды рассказал, как. Не будем больше говорить об этом.

Он замолк снова, затем продолжал:

— И какой я, должно быть, дурак! А она-то, думает ли она еще обо мне?.. Ах, каким я был глупцом. Ну мне нужно идти благодарить господина Шарли за его статью в «Палитре». Ты пойдешь со мной, Андре?

Он поднялся. Андре Моваль колебался.

— Нет, я еще пройдусь разок, потом пойду домой. У меня скоро экзамен, а я не особенно силен.

Когда Антуан де Берсен оставил его, Андре Моваль снова поспешно поднялся по лестнице, которая вела в залы живописи. Он шел быстро, обращая менее внимания на картины, чем на проходивших дам. Почему не встречалась ему г-жа де Нанселль среди всех тех, с которыми он сталкивался?

Г-жа Моваль отдала ей визит, но не застала ее. В оба вторника, которые следовали за этим, Андре выдумывал предлоги, чтобы оставаться дома. Он надеялся, что г-жа де Нанселль, может быть, снова придет к г-же Моваль. Поэтому при всяком звонке он спрашивал у Жюля, их лакея, кто пришел. Затем он грустно возвращался в свою комнату, услышав, что звонили г-жа Жадон, м-ль Леруа или г-жа де Мирамбо.

Впрочем, если бы то была и сама г-жа де Нанселль, это бы ему нисколько не помогло, так как он не посмел бы явиться в гостиную. Как он покажется там в тот день, раз обыкновенно он никогда туда не входил? Тем не менее он был бы счастлив от сознания, что молодая женщина тут. Таким образом она как бы приблизилась к нему в его мыслях. Вечером его мать заговорила бы о ней, описала бы ее туалет, передала бы то, что она говорила; но точно так же, как г-жа де Нанселль не приходила больше на улицу Бо-з-Ар, она не прогуливалась ни в одной из зал, по которым быстрыми шагами проходил Андре, напрягая зрение, и откуда он в конце концов спустился в отдел скульптуры.

Тут он замедлил шаги. Белые формы статуй нравились его мечтам. В этом обширном стеклянном саду, где песок скрипел под ногами, народу было мало… Среди газона фонтан для поливки разбрасывал свою радужную пыль. Запах листьев и земли смешивался с запахом свежего гипса. Андре задумался. Если б он был живописцем, он с удовольствием написал бы портрет такой женщины, как г-жа де Нанселль. С какой тщательностью он нарисовал бы ее лицо! Но нет, ему хотелось бы вылепить ее бюст. Разминая глину, он воображал бы, что касается самой формы ее тела. Он несколько раз возвращался к этой мечте. Она доставляла ему тайное и до того поглощающее удовольствие, что он споткнулся о клумбу и чуть не упал.

Клумба эта окружала статую, одиноко возвышавшуюся на круглой площадке и изображавшую обнаженную женщину в позе ожидания и желания. Перед этой сладострастной статуей остановилась молодая дама. Андре тотчас же узнал ее изящный силуэт. Это была м-ль Ванов. Должен ли он поклониться ей? Пока он колебался, м-ль Ванов прошла перед ним, не заметив его. Красивые глаза хозяйки магазина казались еще пылавшими от только что виденного ею изваяния. Когда она удалилась, Андре нагнулся над золоченым кусочком картона, приклеенным к цоколю статуи. На нем было написано имя Сафо…

На другой день после посещения Андре Салона, в тот момент, когда г-н Моваль после завтрака собирался возвращаться в свою контору, ему подали почту. Она состояла из нескольких маловажных бандеролей, которые г-н Моваль разбросал по столу, и одного письма. Он передал его г-же Моваль.

— Это вам, дорогая.

Г-жа Моваль взяла письмо.

— Только бы оно не было от твоей сестры с известием, что она хворает еще сильней. Да нет, почтовый штемпель из Парижа.

Г-жа Моваль стала читать:

— Ах! Это от госпожи де Нанселль.

Г-н Моваль спросил:

— Уж не хочет ли еще чего от меня Нанселль?

Г-н Моваль не любил, чтобы к его любезности прибегали слишком часто. Он считал, что раз сделанное одолжение обязывает к вечной благодарности и требует в будущем полной сдержанности. Г-жа Моваль успокоила его:

— Да нет же. Они приглашают нас на обед в будущую среду. На вот, прочти!

Андре трепетно прислушивался. Г-н Моваль отдал письмо жене.

— Что ж? Почему бы нам не поехать? Да, я занят, я знаю… Но какой-нибудь вечер, ведь это не край света. И потом я не прочь поглядеть, как они устроились, эти Нанселли.

— Тогда я отвечу госпоже де Нанселль, что мы согласны. Ведь это в среду…

Г-жа Моваль снова развернула письмо.

— Ах, тут есть постскриптум. До чего я рассеянна. Тебя тоже приглашают, Андре.

Андре покраснел. Этот постскриптум оскорблял его. Он сухо заметил:

— О, у меня экзамен.

Г-н Моваль пожал плечами.

— Твой экзамен… Я настаиваю на том, чтобы ты сопровождал нас, Андре. Я желаю, чтобы ты иногда видался с приличными людьми, а не только с богемой вроде этого Берсена или Древе.

Г-жа Моваль запротестовала:

— Но, Александр, господин де Берсен очень порядочный человек, и бедный Древе мне кажется славным мальчиком.

Г-н Моваль поморщился.

— Возможно, но Андре пойдет с нами. Это решено.

Г-жа Моваль замахала своим письмом.

— А дядя Гюбер? Среда — это его день.

Г-н Моваль ударил по столу.

— Его день, его день… ну и пусть… Не можем мы всем жертвовать ради удобств Гюбера. Его можно предупредить.

Г-н Моваль был сердит на брата. За последним обедом они поссорились. Гюбер становился вспыльчивым и невыносимым.

Г-н Моваль прибавил:

— К тому же он приходит сюда только для Андре, мы не идем в счет… Пусть Андре ему напишет. От него он отлично примет это известие. Ты берешься написать, Андре?

Андре сделал утвердительный знак. Он не слушал того, что сказал его отец. Он думал о г-же де Нанселль. В продолжение целого вечера он будет возле нее. Она будет говорить с ним. Он узнает те близкие ей предметы, которые ее окружают. Ему казалось, что таким образом между ними произойдет решительное сближение, что какая-то часть его самого останется возле нее. Может быть, он теперь займет маленькое место в ее мыслях?