Грэйс: Я знаю, звучит неправдоподобно, но он попросил меня.

Л и з: Это правда, Вера, он все время буквально напрашивается. Мне самой давным-давно следовало бы его отшлепать. Ты сама виновата в том, что он такой избалованный...

Вера: Твое неприятие насилия, Грэйс, по-видимому, недостаточно глубоко. Для тебя он всего лишь плохой ребенок. Тебе было легко ударить его.

Грэйс (сдаваясь): Вера, я знаю, ты любишь Джейсона, но я тоже его люблю...

Вера: По-твоему, это все объясняет?

Грэйс: Прости, что я ударила его. Это больше не повторится.

Вера: Нет, не повторится, потому что я больше никогда не доверю тебе детей. Для них твоя компания может оказаться опасной.

Грэйс: Прости, Вера, я так устала...

Вера: Может, тебе следует подумать о том, чтобы спать по ночам, как делают остальные.

Лиз: Как остальные?

Вера: Марта видела, как некто Том Эдисон-Младший выскользнул из ее сарая сегодня утром.

Вера возмущенно поворачивается и идет домой. Лиз подходит к Грэйс.

Лиз: Я не буду обсуждать с тобой причин, по которым ты выпорола этого глупого мальчишку. И я благодарна тебе за то, что Том перестал заглядывать мне под юбку. С другой стороны, я ожидала от тебя большего. Если ты к этому стремишься — и можешь смотреть на себя в зеркало по утрам, — уверена, с твоим невинным видом ты прекрасно устроишься в таком городе, как Догвилль.

Грэйс: Я не к этому стремлюсь, Лиз.

Лиз: Неужели? Мы все видели, как ты взяла его за руку на пикнике. Или, может, ты с ним не флиртовала?

Грэйс: Все верно. Думаю, что я с ним флиртовала. Возможно, я не всегда вела себя, как подобает хорошему гостю. Теперь я это понимаю. Мне очень жаль.

Лиз смотрит на нее, наслаждаясь победой. Затем поворачивается, фыркает и спешит домой. Грэйс смотрит ей вслед. Нерешительно она продолжает прополку.

28

Сезон спелых яблок. Закат. Туман

Грейс в доме МакКея.

Рассказчик: На следующий день погода изменилась. С гор, клубясь, спустился туман. И хотя в этих условиях разглядеть закат не представлялось никакой возможности, Джек МакКей думал, что будет лучше, если Грэйс посидит с ним в любом случае. Грэйс столько раз сидела рядом с Джеком МакКеем, но он так и не научился правильно ощущать дистанцию между ними. Напротив, там, где раньше робкие пальцы едва касались молодой плоти, отныне лежала рука, раз и навсегда заняв новое место.

29

Зеленые листья, яблок уже нет. День. Туман

Чак появляется на тропинке. Он направляется к дому. У него на спине деревянные ящики. Грэйс идет немного позади, также с ящиками на спине. Она спотыкается. Грэйс выглядит несчастной. Она замечает, что ее платье в беспорядке, и торопливо поправляет его настолько незаметно, насколько возможно. Затем продолжает путь.

Рассказчик: И вскоре Грэйс сдалась и перестала оспаривать многочисленные жалобы жителей, не говоря о Чаке: он был уверен, что ее уважение к садоводству, сбору урожая и фруктам можно измерить телесной близостью. Часы, проведенные в саду, стали длиннее, — ведь шел сбор урожая, — и оказались для Грэйс самой горячей порой.

30

Зеленые листья, яблок уже нет. Ночь. Туман

Грэйс лежит в кровати и смотрит на коллекцию китайских фигурок на подоконнике в лунном свете. Она наслаждается звуком от ветки розового куста, царапающей оконное стекло. Том бродит на другом конце города, в размышлениях.

Рассказчик: В этот раз Том оставил Грэйс весьма неохотно. Он был ей другом и союзником, рыцарем в сияющих доспехах и покинул ее только для того, чтобы бесцельно побродить по улицам города, погрузившись в решение проблемы ее возможного побега. Грэйс очень любила Тома и решила не беспокоить рассказами о том, какой оборот приняла история с Чаком, чтобы не ранить его сверх меры. И поскольку денежные поступления в кошелек Грэйс прекратились, Том вступил в долю, и вместе они торжественно приобрели последнюю из семи фигурок, выставленных в витрине магазина Мамаши Джинджер. Их красота была неведома большинству, Грэйс знала об этом, но ей она становилась все очевиднее — с каждым взглядом, который Грэйс бросала на статуэтки.

Грэйс слышит голоса. Она смотрит на улицу. Вера, Лиз и Марта направляются к ее дому. Грэйс быстро открывает дверь.

Грэйс: Что-то случилось? Полиция снова на Каньон-Роуд?

Марта смотрит в пол, она смущена. Вера холодно смотрит на Грэйс.

Вера: Не беспокойся. Это просто разговор по душам. Забавно, что ты упомянула Каньон-Роуд... правда, Марта? Она была там утром.

Марта (робко): Я ходила в церковь в Джорджтауне и надеялась, что по дороге встречу Бена, который меня подвезет. Но он задержался, а если Бен задерживается, значит, он опять попал в плохую компанию и вовсе не вернется.

Вера: Поэтому она решила пройтись пешком. К тому же дорога очень живописная. Путешествуя пешком, чего только не увидишь. К примеру, из машины никогда не заметишь фруктового сада. Он почти наполовину скрыт склонами гор. Его можно увидеть только с одного участка Каньон-Роуд. Ты ведь знаешь, где именно, Марта?

Март а: Да.

Вера: И ведь ты остановилась там, чтобы насладиться прекрасным утренним видом? К тому же настало время сбора урожая. Прежде живописцы любили этот сюжет. Огромные, мрачные полотна, напоминающие о плодородии, не говоря уже о чувственности или даже эротизме. Как же глупо спрашивать тебя об этом, Марта, ведь ты уже ответила, что именно поэтому и задержалась в пути! (Повернувшись к Грэйс.) Тебя видели, Грэйс! За кучей сломанных сучьев... с Чаком... Он сказал, что ты уже не в первый раз к нему лезешь. Он не говорил мне раньше, потому что щадил мои чувства. Это говорит о том, какой он человек. Он замкнут и груб, но у него отзывчивое, доброе сердце, так что у вас мало общего. Скажи мне, Грэйс, что тебе нужно от моего мужа?

Грэйс: Мне ничего не нужно от твоего мужа, Вера, клянусь тебе. Я никогда не пыталась соблазнять кого бы то ни было...

Лиз: Но ты призналась, что твое поведение на пикнике было провокационным.

Грэйс: Это другое. Я люблю Тома.

Вера: Но не Чака. Что ж, теперь мы знаем, что о чувствах речь не идет. Думаю, мы могли бы догадаться и раньше. (Повернувшись к остальным.) Кроме этого, нам известно не более, чем когда мы пришли сюда. Она не сказала ни слова в свою защиту, ни одного слова. (Обращаясь к Грэйс.) Как тебе известно, я верю в образование. Лиз и Марта поддержат меня, если мне придется преподать тебе урок. Конечно, приятнее было бы цитировать классиков ночь напролет,однако...

Вера оглядывается. Она ничего не видит в комнате.

Лиз: Там, на окне.

Вера (взяв в руку фигурку): И ты учишь моих детей ценить искусство! Надеюсь, что проявления плохого вкуса не коснутся их до того, как они повзрослеют. (Обращаясь к остальным.) Держите ее крепче.

Грэйс нервно оглядывается. Лиз, а затем и Марта хватающее за руки. Марте все это не нравится. Вера подходит к подоконнику. Берет первую фигурку.

Вера: Поверь, только потому, что твой интерес к моему мужу не выходит за границы фруктового сада, я вымещу гнев на твоих фигурках.

Грэйс: Нет, Вера. Пожалуйста, не надо. Мне они так дороги...

Вера: Рада слышать. Поскольку собираюсь разбить эту гадость прямо у тебя на глазах. Впрочем, создать их было большим преступлением, чем уничтожить.

Грэйс: Вера, ты была так довольна тем, как я учила твоих детей, ты же сама говорила. Вспомни, как ты была счастлива, когда мне удалось объяснить им учение стоиков!

Вера: Допустим. За это я обещаю проявить снисхождение. Сперва я разобью две или три фигурки, и если ты проявишь знание доктрины стоицизма и не заплачешь, я остановлюсь. В противном случае, я продолжу до тех пор, пока ни одной не останется.