Прилетел из Панамы Эрик, явились из Вашингтона мы с Кнютом, и вот мы все в сборе на старте в Лиме.

На военной верфи у причала лежали наши великаны из Киведо. Для меня это было все равно что встретиться со старыми друзьями. Огромные бревна, желтый бамбук, прутья, зеленые банановые листья, а кругом — грозные, стального цвета миноносцы и подводные лодки. Шестеро светлокожих северян и двадцать смуглых военных моряков, в жилах которых текла инкская кровь, орудовали топорами и длинными ножами, тянули канаты и вязали узлы. Щеголеватые морские офицеры в синих с золотом мундирах подходили и с недоумением смотрели на этих бледных чужеземцев и странный строительный материал, вдруг очутившийся на военной верфи.

Впервые за много веков в бухте Кальяо строился бальсовый плот. Там, где, согласно преданию, люди Кон-Тики научили приморских индейцев водить такие плоты, представители нашей расы, согласно историческим источникам, запретили индейцам ходить на плотах. Дескать, опасно для жизни плавать на грубом, непрочном плоту. И потомки инков, верные духу времени, ходят в выутюженных брюках и матросках. Бамбук и бальса ушли в область преданий, их сменили броня и сталь.

Схема конструкции и вязки плота «Кон-Тики»

Оборудованная по последнему слову техники военная верфь здорово выручила нас. Бенгт был переводчиком, Герман — прорабом. Работа спорилась. Нам помогали столярная и парусная мастерские, под наши материалы отвели половину пакгауза. Небольшой причал на понтонах, с которого мы спустили на воду бревна, был нашим главным рабочим местом.

Для основы плота выбрали девять бревен потолще, в них сделали глубокие зарубки для канатов, чтобы связать все вместе. Гвозди и проволока исключались. Отобранные бревна спустили на воду рядом друг с другом: улягутся, как равновесие требует, тогда уж можно вязать плот. Самое длинное, четырнадцатиметровое, бревно лежало посередине, выдаваясь и спереди, и сзади. По бокам следовали по росту все более короткие бревна, так что длина стороны равнялась 10 метрам, а нос выдавался вперед тупым углом. Сзади плот был срезан почти по прямой, только три средних бревна выступали, служили опорой для уложенной поперек широкой бальсовой колоды с уключинами для длинного рулевого весла. Скрепив основу концами пенькового каната толщиной в 5/4 дюйма, мы сверху положили поперек девять бревен потоньше, с просветом примерно в один метр. Итак, самый плот был готов; ка соединения пошло около трехсот концов каната, узлы были прочнейшие. Дальше мы настелили палубу из бамбуковых реек, связанных в секции, и накрыли их матами, которые сплели из прутьев бамбука. Посреди плота, чуть ближе к корме, выстроили небольшую хижину. К стоякам из толстого бамбука привязали плетеные бамбуковые стены, а крышу из бамбуковых реек застелили внакрой плотными банановыми листьями. Перед хижиной — двойная мачта из твердого, как железо, мангрового дерева; нижние концы ее упирались в палубу, а скрещенные верхушки были крепко связаны вместе. Сложили два ствола бамбука — получилась прочная рея, на которой укрепили большой прямой парус.

Впереди бревна основы срезали наискось, чтобы они лучше резали воду, а поверху вдоль носа укрепили бортик, В широкие щели между бревнами мы просунули вертикально вниз ка 1,5 метра пять дюймовых сосновых досок шириной в два фута, закрепив их клиньями и канатами. Доски были размещены беспорядочно и играли роль маленьких параллельных килей или швертов. Задолго до прихода европейцев инки оснащали свои плоты такими швертами против бокового сноса под напором ветра и волн. Мы не стали делать ни поручней, ни ограждений, лишь уложили вдоль бортов по бальсовому бревну.

Наш плот был точной копией древних перуанских и эквадорских плотов, мы добавили только бортик на носу, и тот оказался совершенно излишним. Что до частностей, то тут можно было руководствоваться своим вкусом, лишь бы это не влияло на мореходные качества плота. А частности могли в конечном счете приобрести очень важное значение, ведь плот долго будет, так сказать, всем нашим миром.

И мы постарались возможно более разнообразно обставить нашу крохотную палубу.

Общий вид «Кон-Тики»

Бамбуковый настил закрывал бревна не целиком, а только впереди хижины и вдоль ее правой, открытой стороны. За стеной слева было что-то вроде заднего двора, заставленного ящиками и всякой всячиной, так что можно было пройти лишь по самому краю. На носу и на корме пола не было. Идешь вокруг хижины с желтых бамбуковых матов на круглые серые бревна, потом шагаешь мимо штабеля ящиков. Вместе не так уж много шагов, но все-таки какое-то разнообразие, чтобы теснота не слишком угнетала душу. На самой верхушке мачты мы укрепили доску, не столько для того, чтобы с нее высматривать сушу, когда пересечем океан, сколько для того, чтобы можно было в пути вскарабкаться туда и поглядеть на море сверху.

Желтея бамбуком и зеленея банановыми листьями, среди военных судов вырос плот. И когда он был почти готов, к нам явился с инспекцией сам министр военно-морского флота. Мы очень гордились своим суденышком — этим маленьким посланцем эпохи инков. Но министра это зрелище потрясло до глубины души. Меня вызвали в канцелярию министерства и предложили подписать документ, в котором Морское ведомство снимало с себя всякую ответственность за то, что было сооружено нами на его верфи. Затем последовал вызов к капитану порта Кальяо, там я расписался в том, что если выйду из порта с людьми и грузом, то буду всецело отвечать за последствия.

Затем иностранным военно-морским экспертам и дипломатам разрешили посетить верфь, чтобы осмотреть плот. Они тоже не пришли в восторг, и через два дня я был пригашен к посланнику одной из великих держав.

— Ваши родители живы? — спросил он. Получив утвердительный ответ, он взглянул на меня в упор и глухо, зловеще произнес: — Ваш отец и ваша мать очень тяжело воспримут весть о вашей гибели.

Как частное лицо он посоветовал мне, пока не поздно, отказаться от моей затеи. Один адмирал, смотревший плот, сказал ему, что мы обречены на гибель. Во-первых, у плота неправильные размеры: он так мал, что первая же крутая волна опрокинет его, и вместе с тем настолько велик, что его может поднять сразу на двух гребнях, а тогда хрупкие бревна не выдержат груза и переломятся. Но больше всего посланник был озабочен словами виднейшего в стране экспортера бальсы, который заверил его, что пористые бревна не пройдут и четверти пути: они пропитаются водой и затонут вместе с нами.

Да, страшная перспектива, но я стоял на своем. Тогда посланник подарил мне на дорогу Библию.

Вообще от знатоков, посетивших наш плот, мы не услышали ничего утешительного. Первый же шторм или ураган смоет нас и разобьет вдребезги наше открытое низенькое суденышко, которое окажется игрушкой ветра и волн. Даже самая маленькая волна промочит нас насквозь, морская вода разъест нам ноги и испортит наше снаряжение. Если собрать все, что знатоки считали роковым недостатком нашего плота, не оставалось той детали, которая не угрожала бы сгубить нас в океане. Все бились об заклад, сколько дней протянет наш плот, а один опрометчивый военно-морской атташе обязался на всю жизнь обеспечить нашу команду виски, если мы доберемся до любого из островов Полинезии.

Главное огорчение ожидало нас, когда в гавань пришло норвежское судно и нам разрешили провести на верфь капитана и еще нескольких видавших виды морских волков. Нас очень волновало, что скажут практики. И как же мы Разочаровались: они дружно заявили, что плот слишком тяжелый и неуклюжий, от паруса не будет никакого толка. Капитан сказал, что, если плот не пойдет ко дну, понадобится не меньше года, а то и двух, чтобы пересечь океан с течением Гумбольдта. Боцман осмотрел узлы и покачал головой: нам нечего бояться затяжного путешествия, плот и двух недель не протянет, могучие бревна, колыхаясь вверх-вниз, перетрут все канаты. Если мы не перейдем на стальной трос и цепи, лучше сразу отказаться от экспедиции.