Прежде всего, я не понимал, почему мы воюем с белополяками, а натыкаемся всюду на банды Куровского. Позднее выяснилось, что белополяки выставили бандитов по всей линии фронта как заслон. О силах своих хозяев бандиты ничего толком не знали, да и воевали кое-как. Набранные в основном из всякого сброда, они относились к числу тех, кто годом раньше именовал себя «зелеными», а теперь окончательно скатились в лагерь контрреволюции.
В конце мая 4-я дивизия прорвала бандитский заслон и вступила в соприкосновение с солдатами Юзефа Пилсудского. И тут сразу продвижение замедлилось.
— Слушай, разведка, — говорил начштаба, — где твои глаза? Мы — конница. Наша работа — прорваться на фланге, ударить по тылам, атаковать огнем и клинком, применяя маневр на широком просторе, а не тянуть дивизию на проволочные заграждения. Ищи обход!
Я и сам видел, что Конармия зачастую воюет не по-кавалерийски, а постоянно спешивается, чтобы пробиться через проволоку и окопы. Так фронта не прорвешь! Но где найти этот проклятый обход?! Немногочисленные пленные в один голос твердили, что всюду одно и то же. Разведотряды, куда я их ни направлял, натыкались на плотный артиллерийско-пулеметно-ружейный огонь и глубоко эшелонированную оборону. Может быть, комбриги что-либо знали? Стал я выспрашивать командиров бригад. Комбриг-3 А. А. Чеботарев охотно отвечал на вопросы, но сам недоумевал, где найти обход. Он говорил, что прошедшей зимой под Батайском бригады напоролись на прочную оборону деникинцев в болотах и тоже успеха не добились. Нужно менять в таких случаях тактику боя, искать что-то новое. А комбриг-1 Ф. М. Литунов в ответ на мои вопросы ворчал:
— Кто у нас разведка, ты или я? Это твое дело показать мне, как расположился противник, а мое дело воевать.
Комбрига-2 И. В. Тюленева мне редко удавалось поймать. Кончился бой, лезу в самую гущу, а комбриг уже уехал смотреть трофеи. Я за ним в трофейную команду, а он уже у начдива. Я к начдиву, а Тюленев успел доложить обо всем, что узнал, и опять ускакал в полки.Только позднее я сообразил, что в некоторых случаях следует получать сведения и у самого начдива.
Постепенно выяснилось, что наши соседи испытывают те же затруднения. И 6-я дивизия С. К. Тимошенко, и 11-я дивизия Ф. М. Морозова, и 14-я дивизия А. Я. Пархоменко никак не могут преодолеть оборону противника и нащупать место для прорыва. Стало ясно, что здесь совершенно иные условия борьбы, нежели в степях Восточной Украины, Дона и Кавказа. Для меня это был полезный урок. Как Южный фронт в 1919 году был не похож на Восточный в 1918 году, так теперь Юго-Западный был не похож на Южный. Как же действовать кавалерии в условиях глубоко эшелонированной обороны противника? Искать, где она слабее. Затем отказаться от линейных фронтальных атак, собрать все силы в кулак, прорвать оборону в этом слабом месте и уйти в рейд, а там громить вражеские тылы.
Следует отдать должное польскому солдату. Солдаты воевали хорошо. Этому искусно способствовала буржуазная националистская пропаганда. Войскам противника назойливо внушали, что в их руках «судьба родины». В 1772 году Пруссия, Австрия и Россия осуществили первый раздел Польши, в 1793 году второй раздел, в 1795 году — третий. Воссозданное Наполеоном герцогство Варшавское частично снова отошло в 1815 году к России. В 1918 году независимая Польша возродилась, а вот теперь русские опять хотят-де ее покорить. Это действовало. Уланы и жолнежи, даже окруженные, дрались до последнего и сначала в плен сдавались редко.
Только длительная интернационалистская пропаганда, разъяснение польским солдатам смысла происходивших событий, разоблачение грязной политики пилсудчиков и установление прямого контакта с польским пролетариатом могли дать здесь должный эффект. Но на это требовалось время. А пока что интервентов, на которых сделали ставку международный империализм и реакционная белогвардейщина, необходимо было привести в чувство мощным ударом. И Конармия стала его готовить.
Удар наносила под Озерной наша 4-я дивизия. За ней следовала 6-я. Фланги обеспечивали 14-я и 11-я. Нам противостояли соединения бывшей, только что расформированной 2-й польской армии, попавшие в стык между оборонявшими Киев 3-й и Винницу 6-й польскими армиями.
Перед буденновцами поставили задачу пробиться к Бердичеву и разгромить вражеские тылы. 5 июня после затяжного и яростного боя противник дрогнул. 4-я дивизия ворвалась в Ягнятин, форсировав реку Ростовицу. Справа и слева прорвались наши 14-я и 11-я дивизии, а в Озерную вошла 6-я дивизия. Теперь вся Конармия вклинилась в расположение вражеских войск, которые пытались сжать нас с боков. По флангам Конармии ударили кавдивизия Карницкого с севера, кавбригада Савицкого и пехота — с юга. Но Буденный не стал отбиваться на флангах, а повел армию вперед, в глубокий рейд на северо-запад. Сзади нас сомкнулось польское кольцо. Так начался знаменитый Бердичевский прорыв. Еще через три дня 4-я кавдивизия ушла на Житомир, с ходу овладела им, освободив несколько тысяч пленных красноармейцев, потом повернула на восток и установила связь неподалеку от местечка Брусилов с Фастовской группой войск во главе с И. Э. Якиром. Это означало, что между Киевом и Винницей практически был создан «красный коридор».
Теперь можно было ударить с тыла по 3-й польской армии и освободить Киев. Однако вместо нас на Киев стала надвигаться с юга наша Фастовская группа, а Конармия снова повернула на запад. Я расценил это как необходимость продолжать рейд по вражеским тылам. 4-я дивизия вторично выбила польский гарнизон из Житомира и овладела городом. Начштаба ставил передо мной все новые задачи, требуя разведки в направлении то Киева, то Радомысля, то Коростеня, то Новоград-Волынского, то Шепетовки, то Бердичева, иными словами — во все стороны. Но дивизия пока не двигалась с места. Оказалось, что связь со штабом фронта была временно утрачена, перспективных же задач и примерного плана действий после прорыва мы не имели.
В те дни в Житомире со мной случилось одно происшествие. Занятый делом, я не мог подумать о квартире и сказал об этом коменданту штаба дивизии. Тот нашел мне комнату и дал адрес, сказав, что в этом доме живет будто бы бывший генерал-губернатор. Прихожу я туда с ординарцем. Встречает нас молодая хозяйка со своим отцом и говорит, что комната занята для господина красного офицера, начальника разведки. «То есть для меня», — пояснил я ей, расположился и ушел в штаб, а там заметил коменданту, что кто-то проболтался жителям и они знают о квартирантах лишнее: плохо храните военную тайну, дескать.
Освободившись на час, отправился я отдохнуть. Гляжу, сидит наша хозяйка и плачет. В чем дело? «Красные арестовали отца за шпионаж», — отвечает. Звоню в особый отдел: надежна ли моя квартира? Особисты отвечают, что надежна, хозяина не они арестовали, но знают, кто это сделал, и сейчас распорядятся об освобождении. Успокоил я бедную женщину и вернулся по срочному вызову в штаб. Через час с разрешения Косогова опять пошел отдохнуть. Хозяин находился уже дома, но сидел угрюмый. Оказалось, что арестовали его дочь. Снова звоню в особый отдел. Особисты отвечают, что не они арестовали, однако знают, кто это сделал, и сейчас распорядятся об освобождении. Еще через полчаса сияющая женщина переступила порог своего дома.
Оказалось, что это комендант штаба так глупо и мелко мстил людям за собственную болтовню. Его сурово наказали. Ведь из таких «мелочей» слагалось отношение мирного населения к Красной Армии. Это тоже была по-своему политическая агитация, в которой ничем нельзя было пренебрегать, чтобы не дать пищу вражеской пропаганде.
Даже не двигаясь с места, Конармия морально давила на войска Пилсудского. Пленные показывали, что польские тылы охватила паника, что идет лихорадочная переброска подкреплений в район прорыва, а 3-я польская армия отступает из Киева, боясь окружения. Так чего же мы ждем? Скорее нужно отрезать ей пути отхода! И тут наконец прибыл долгожданный приказ из штаба фронта. 1-я Конная изготовилась к новым активным действиям. 6-ю и 11-ю дивизии Буденный повел на юго-запад, чтобы прикрыть зону прорыва от флангового удара со стороны следующих по пятам нашей армии польских уланов и пехоты. 4-я и 14-я дивизии под командованием Ворошилова двинулись на Радомысль, чтобы затем резко повернуть на северозапад и ударить по группировке в районе Коростеня. Таким образом, армия временно разделилась. А ночью, неподалеку от Коростеня, нас атаковал скрытно подобравшийся противник. Я был дежурным по штабу, объявил боевую тревогу и разбудил Ворошилова, а он тотчас бросил бригады в контратаку.